Она слушала сердцебиение, маленькая хитрая лисица, пытаясь узнать заранее, больно мне или нет. Но рядом с ней орган в моей груди бился ровно, спокойно, не давая ей повода вновь поднять бунт.
— Ты что, меня нюхаешь? — спросила тихонько, вжимая голову в плечи.
— Именно так.
— Зачем, позволь узнать?
— Нравится, как ты пахнешь, — ответил честно и уже глубже втянул яблочный аромат. — Во имя первого волка, как же ты сладко пахнешь.
Лина поежилась, убирая ладонь с моей груди, но я силой вернул ее обратно, не собираясь гадать в чем тут дело.
— Испугалась?
— Он тоже так говорил, — буркнула под нос, и я ощутил новый прилив ярости, зло выдыхая ей в лицо.
— Забудь. Я не он.
— Хорошо.
Это мнимое послушание нравилось мне уже меньше, но сил на лишние разговоры не было, хотя поговорить все же следовало. Я нутром чуял, как вопросы, будто маленькие жуки, шевелятся в ее чудной головке, угрожая посыпаться из ушей. Но Лина молчала. То ли из последних сил, то ли из чистого упрямства. А потом она вздохнула и смело прижалась щекой к моей груди.
— Силой будешь брать?
— Хм?
— Я… Я…
— Нет, не буду. Силой не буду, я тебе уже говорил, а ты вновь прослушала. Нам не надо будет силой.
— Почему ты так думаешь?
— Ли-и-ина, — протянул ее имя, перехватывая нежные пальчики и изучая их в своей широкой ладони. Такие тонкие, хрупкие. В моей руке смотрятся забавно, словно фарфоровые. Еще и девушка не сжимает своей настороженный кулачок, а расслабляет кисть, позволяя изучать ее без препятствий.
— Что?
— Ты сама меня захочешь. Не впервой.
— Что?!
Ну вот и кончилось блаженство… Блаженство ее нежного девичьего тела… А я вернулся в реальный мир, где она фырчит, как обиженный еж, и выставляет иголки. Села, повернувшись вполоборота, и стреляет глазами.
— Что слышала. Еще скажи, что не хочешь.
— Не хочу! Я только…
— Только «что»? Из чистого благородства текла, когда я тебя ртом брал?
Вспыхнула, раскраснелась и задержала дыхание, не смея выдохнуть. Подбирает слова, по лицу видно.
— Ты хотела, — дернул ее назад, укладывая обратно, — текла и желала меня, — игнорируя возмущение, поднял ее коленку и уложил себе на живот, сжимая зубы от боли, — и кончала.
— Знаешь, что?!
— Знаю. Ты просто врушка.
— Я не вру! — Обхватил ее так сильно, что она не могла сбежать, и дергала плечами, пытаясь сбросить мою руку с себя, ровно пока я не зашипел. — Прости!
Лина замерла, боясь пошевелиться и сделать мне еще больнее, а я вновь улыбнулся. За какие заслуги предки послали мне эту упрямицу? Где я провинился? Но стоило признать — она заинтересовывала. Всей этой своей гордостью, достоинством, которое не желала терять ни в какой ситуации, даже когда откровенно лгала мне.
А она лгала. Мне наяву чудились ее пальчики в моих волосах, хриплые стоны и сладкие судороги, с которыми моя волчица рассыпалась на куски от удовольствия.
Член под одеялом приветливо встал, пульсируя от напряжения и желания, и, заметив выросший бугор, девушка неожиданно фыркнула:
— Извращенец.
— Привыкай. Тебя отныне это будет касаться напрямую. Часто касаться.
Тонкое одеяло никак не скрывало мою симпатию, и Лина, хоть и смущаясь и недовольно сопя, все же смотрела на него с нескрываемым любопытством.
— Ты осталась мне должна, — мягко опустил ее ладонь на ствол и помог сжать пальцы.
Дьявол!
Скрипнул зубами от невыносимо приятного ощущения ее пальцев и выгнулся навстречу. Только бы швы не разошлись, а все остальное я переживу ради этого!
Покачал ее ладонью вверх-вниз, игнорируя мешающую ткань, и тяжело выдохнул.
— Тебе… приятно?
— Очень, — не став лукавить, ответил ей, и пальчики на моем члене дрогнули. — Погладь меня, Лина. Хотя бы немного.
— Герд… — проглотила слова, которые так стремились сорваться с губ, и сама качнула ладонью, заставляя меня закрыть глаза от удовольствия.
Опять кончу за пару движений, закрепив за собой звание скорострела, и совсем развалюсь от этой не особенно мужественной черты!
— Да, я должна тебе… за тот раз, — прошептала тихонько и погладила сама, смелее, но все еще сомневаясь. — Тебе так неудобно.
Усмехнулся, рывком срывая с себя покрывало и замер, демонстрируя паре то, что она не успела еще рассмотреть вблизи. Член в ее ладони пульсировал, подрагивал, на головке поблескивала белая капля, которую она неожиданно растерла подушечкой пальца, вгоняя меня в такой экстаз, что я несдержанно застонал.
— Я не умею. Скажи, пожалуйста, если… неприятно.
Лина выдавливала каждое слово, прогоняя собственный стыд и сдаваясь любопытству, и я только слабо кивнул головой, смотря на ее белые пальцы на своем члене.
Дьявол! Я, похоже, все-таки кончу слишком быстро!
Продолжая смущаться, она все смелее и смелее двигала ладонью, чуть прокручивая кисть, и стоило малышке вновь погладить покрасневшую от желания головку, я понял, что больше не сдержусь.
Схватил ее пальцы у основания и сжал покрепче, выплескивая семя себе на живот.
Эйфория. Вот такая она. Теперь я знал ее в лицо. Именно она сейчас смотрела на меня немного напуганными голубыми глазами, прикусывая щеку изнутри, и не знала, что сказать, пока я сжимал ее пальцы на своем члене и закатывал глаза от удовольствия.
— Ты красивый, — шепнула, будто не сдержавшись, и захлопнула рот, но поздно. Я уже услышал. Перевел на нее взгляд, который, без сомнения, горел огнем, и улыбнулся, понимая, что не насытился. Зверь от радости начал регенерацию в разы быстрее, возвращая меня в мир живых.
Я скоро поправлюсь, быстрее, чем думал, и Лина все это время будет рядом, согревая меня сладким телом и привязывая к себе все сильнее.
— А теперь поцелуй. Ты обещала.
Герд
— Я… Наверное, надо убрать, — Лина сразу же стушевалась, пытаясь подняться, но я наскоро вытер семя с живота покрывалом и сбросил его на пол, не желая отрываться от своей женщины.
Как звучит… Моя женщина… М-м-м…
Но женщина упрямилась, будто пытаясь слиться с обстановкой и сбежать после случившегося, но у меня уже куда легче получилось уложить ее обратно.
— Ты, может, прикроешься?
— Зачем? Ты уже все видела, я говорил тебе, что нет смысла скрывать естественное, и мне хорошо голым.
— Что же за… мужик такой?! — вновь фыркнула, и меня, почему-то опять не задело.
— Я волк. Волк, Лина. Сама же меня животным называла, неужели забыла?
Молчит. И правильно.
Не хочу говорить, меня все еще приятно кроет от пережитого оргазма, и тело звенит, как новенький, начищенный доспех, заживая и восстанавливаясь. Еще пара дней, я вернусь в строй и на полную катушку займусь своей женщиной.
Необходимо было как можно быстрее поставить на ней свою метку и заклеймить своей парой для всех, у кого были глаза. Слова Рейдана действительно цапнули за больное. Я сам дурак, что так с этим затянул. Нужно было еще в лесу отметить ее, и проблем было бы куда меньше. Но, успев изучить свою пару, неутешительный вывод напрашивался сам собой — проблем бы меньше не стало.
Лина не та, что с радостью бы кинулась в мои объятия, сразу забыв о прошлой жизни и вдохнув уже другую, со мной. Вдвоем. Ее нужно было приучать постепенно, вдумчиво, так, чтобы она сама захотела остаться, пока у меня самого хватало терпения, которым я никогда не отличался.
— Извини.
— Мм?
— Я могла оскорбить тебя своими словами и прошу прощения.
— Не за что. В какой-то степени ты была права, только подача фактов у тебя хромает. Вот если бы ты назвала меня животным в момент, когда…
— Не продолжай! Великой Богиней тебя заклинаю!
Не удержался, смеясь ей в макушку. Какая она все-таки странная. Гордая, не лезет за словом в карман, но при виде члена или упоминании секса, который был естественен по своей природе, краснеет, как помидор, и возмущенно стреляет глазами.
— Ты все еще должна мне поцелуй.
— Сейчас? Но ты же только что…
— Кончил? И? Как это, интересно, в твоей голове связано?
Задрала голову, смотрит мне прямо в глаза и кусает губы. Так и думал. Ох уж это воспитание у людей. Никакого рационального подхода и логики.
— Близость — это не долг, Лина. Это удовольствие. Сладкое, откровенное, между двумя. Это не только то, о чем ты думаешь, но и все, что, несомненно, ходит рядом.
— Например?
— Поцелуи, прикосновения. Мне нравится тебя трогать, нравится дышать тобой, и это тоже близость, хоть и малая ее часть.
— А зачем нам сближаться, Герд? Пройдет срок, и мы простимся. Ты же отпустишь меня? Отпустишь? Ты обещал мне! — Приподнимается на локте и не отрываясь смотрит мне в лицо.
Скрипнул зубами, скрывая злость на ее слова, но сдержался, чтобы не рявкнуть, что никуда ее не отпущу. Каждый разговор с ней как прогулка по ночам между капканами: шаг в сторону — и ты попался, а в тело впиваются железные шипы, разрывающие мясо.
— Может, ты сама захочешь остаться. — Смотрел, как скептически она выгнула брови, но промолчала. — Поцелуешь уже или нет? Я все еще жду.
Лина смотрела на меня чуть свысока, решаясь и борясь со своим собственным «я», которое было выращено в глупых, на мой взгляд, условностях. Но, собрав всю свою храбрость в кулак, она мужественно вдохнула и опустилась к моим губам, прижимаясь так, будто я подаренный на ее день рождения щенок с розовым бантом на шее.
— Так будешь целовать детей, — проглотил слово «наших» и бросил играть в благородного ухажера, накрывая ее голову ладонью и притягивая к себе, чтобы впиться в ее губы. Голодно и сладко. Она пахла, как мечта, и ее робкие попытки отстраниться смешили, а когда она неловко провела кончиком языка по моим обветренным губам, зверь во мне заскулил от счастья.
Целовать ее — как бросаться со скалы, вдохнув жизнь на вкус, и с этим запасом воздуха проваливаться под толщу воды. Как шторм, как гроза, но та, в которой ты точно выживешь.
Ее ладони скользнули по моей груди, и, понимая, что ей неудобно так висеть надо мной, перехватил и уложил на бок, разворачиваясь к ней лицом.