Все это ощущается так, будто я окунулась в какое-то другое магнитное поле. В абсолютно другую энергетику. И делает ее не обстановка, а человек. Эту его энергию я просто чувствую кожей.
— Привет, — полушепчу, сраженная наповал тем, что он одет в черный деловой костюм и белую рубашку, а на шее слегка ослабленный черный галстук.
Боже…
Ему идут костюмы.
Жадно разглядываю обтянутые строгими брюками ноги, широкие плечи, пряжку ремня, который опоясывает его плоский живот.
Черт возьми.
Ему очень идут костюмы…
Закусив губу, отрываю взгляд от сдержанной деловой ширинки брюк и возвращаюсь к его лицу, вспоминая о том, что сама я одета, как какой-то погорелец. В брюки и рубашку, в которых работала еще там, дома, и все это сидит на мне в три раза хуже, потому что за прошедший день я будто еще пару килограмм потеряла.
— Взаимно, — отзывается Роман на мое приветствие.
И моя голодная реакция на свой выбор одежды его явно забавляет.
Прямая бровь еле заметно выгибается, от чего на его лбу появляются морщинки.
Черт.
Черт.
Черт.
Мне нравится настолько, что хочется забраться на него прямо здесь, в машине.
Кажется, он тоже это понимает, потому что на его губах появляется легкая улыбка. Глаза блуждают по моему лицу и волосам, а я… думаю о том, что хотела бы его поцеловать. Сейчас. И это совершенно неуместно! Это глупо. У нас не те отношения, чтобы целоваться просто так…
Отвернувшись, дергаю ремень, чтобы мое безумное желание целоваться не стало достоянием общественности.
— Есть хочешь?
— Нет… — отвечаю правду, защелкивая замок.
Дверные замки тоже щелкают.
— Есть предпочтения?
— В смысле? — смотрю на него, и глаза снова скатываются на его губы.
Черт.
Я слишком хорошо помню, как он целуется. Слишком хорошо помню его вкус и напор его языка. От этих воспоминаний в моем белье становится жарко.
Положив на руль руку, он цепляет на панель свой телефон, поясняя:
— Я про платье. Может быть хочешь в какой-то определенный магазин?
Платье.
Его манера изъясняться кажется мне занудной. Он бы и сам показался мне таким, если бы я не знала наверняка, что это не так.
— А… — рассматривая прямые и правильные черты его лица, улыбаюсь и бросаю в шутку. — Гуччи подойдет.
Постучав пальцем по дисплею телефона, прижимается к рулю и осматривает улицу, решая с какой стороны лучше из нее выбраться.
Женский голос в его телефоне вдруг объявляет о том, что нужно повернуть направо.
Машина не двигается с места, но мотор взвывает так, будто из под капота наружу рвется целая конюшня. Вцепившись пальцами в ремень, сжимаю бедра и зажмуриваюсь. Рычание повторяется и я выкрикиваю, смеясь:
— Прекрати!
Его ответный тихий смех вызывает желание чем-нибудь в него бросить, но когда вижу блуждающую по его лицу усмешку и эти лучики морщин в уголках его чертовски ярких глаз, сглатываю.
Расслабившись, он переключает передачу, и машина трогается с места.
Растекаюсь по креслу, вытягивая перед собой ноги и, откинув на спинку голову, смотрю в окно. В голове легко, но в основном пусто, потому что я не думаю ни о чем. То есть, делаю ровно то, что и собиралась.
Роман тормозит буквально за следующим углом, и навигатор в его телефоне сообщает о том, что мы на месте.
— Черт… — бормочу, глядя на трехэтажный фасад бутика Гуччи у себя перед носом.
Наблюдаю за руками Романа, пока он забирает с панели телефон и щелкает передачей.
Я уверена в том, что он понимает — это не тот магазин, в котором я обычно одеваюсь, и когда мы заходим внутрь, я прижимаюсь своим плечом к его руке и поглядываю на его профиль, пока он осматривается, положив руку в карман брюк.
На стеклянных полках сумки стоимостью с месячную зарплату не последнего менеджера среднего звена. С обувью примерно такая же история. А одежды… вообще здесь не вижу, как и других посетителей.
Девушка-консультант проводит нас на третий этаж и передает в руки другого консультанта, и ни одна из них не позволяет себе чего-то такого, что могло бы меня смутить. Они… идеально вежливы. И у них… кажется отличная работа. Это то, о чем я думаю, отдавая одной из них свое пальто.
Забыв о том, что я здесь вообще-то не одна! Смущенно отвечаю на всякие вопросы относительно моих пожеланий (которых у меня нет!) и двигаюсь вслед за девушкой вдоль вешалок.
Она набрасывает на свою руку одежду, поглядывая то на мое лицо, то на мое тело, а я оборачиваюсь через плечо.
Стоя посреди зала, “мой” миллионер вертит в руках красную лаковую туфлю на десятисантиметровой шпильке и выглядит при этом забавно задумчивым.
Улыбаюсь, потому что ничего не могу с собой поделать.
Подняв глаза, он встречает мой взгляд, а потом проходится глазами по моей спине, заднице и ногам, будто прикидывая, как эти туфли будут смотреться на мне.
Я знаю, что одета… как официантка. И что сидит все это на мне, как на вешалке. А еще я знаю, что ему все равно!
Его взгляд такой медленный и такой пристальный, что вслед за ним по мне бегут мурашки…
Я знаю, что он что-то задумал. Я уже видела на его лице такое выражение. Там в кафе, два дня назад. Боже ты мой, меня начинает потряхивать от возбуждения.
Я чокнутая!
Склонив набок голову, Роман возвращает туфлю на полку и, засунув руки в карманы брюк, переходит в отдел белья.
Наблюдаю за ним, кусая губу.
Его тело будоражит меня до самых пяток.
Как и он сам.
— М-м-м? — смотрю на девушку, отвернувшись.
— Пойдемте в примерочные, — указывает она на коридор за кассой. — Может хотите воды? — спрашивает по дороге. — Или кофе?
— Нет… — отхожу в сторону, позволяя ей развесить одежду внутри широкой примерочной кабины.
Она задергивает штору, и я даже раздеться не успеваю, когда слышу за ней любезный голос:
— Дальше мы сами, спасибо.
Застыв в расстегнутой блузке, поворачиваю голову.
— Надень это.
Показавшаяся из-за шторы рука протягивает фирменную коробку, которую я выхватываю, тихо предупреждая:
— Не подглядывай.
— Сегодня командую я, — слышу такой же тихий ответ. — Если ты помнишь.
Я помню.
Меня встряхивает примитивный, пещерный, адский трепет.
Он умеет командовать. Но еще больше меня колбасит от того, что и подчиняться он умеет не хуже. Воспоминания об этом эксперименте поджигают кровь. За всю мою жизнь я не встречала человека, которого мечтала бы увидеть в этой роли. Никого, кроме Романа Геца. Кажется, ни с кем другим это не было бы так, мать его, увлекательно.
— Ф-ф-ф-ф… — выдыхаю в потолок, прижав к груди коробку.
Это чулки. Черные.
Растянув между пальцев тонкое кружево резинки, с восхищением рассматриваю высококачественные узоры. Я бы не умерла от горя, даже если бы никогда в жизни не стала обладательницей брендовых шмоток, но вот это… это потрясающе…
Быстро сбросив с плеч рубашку, бросаю ее на пуфик и сбрасываю ботинки, а за ними и брюки.
Мое белье…
Черт.
На фоне этих кружев розовые хлопковые трусы смотрятся надругательством над природой, как и белый поролоновый лифчик. Решаю обойтись без него и выдохнув, снимаю с вешалки то платье, которое приглянулось мне еще на манекене.
Черное платье с воротником стойкой и белым бархатным бантиком вокруг шеи. Оно обтягивает меня, просто как влитое, и расширяется к низу трапециевидной юбкой чуть выше колена.
Информация, отраженная на ценнике кажется бредом сумасшедшего, но не мне судить о том, почему этот мир устроен так, а не иначе.
Поправив хвост, встаю на носочки и рассматриваю свое отражение.
Моя талия кажется такой тонкой. И руки обтянутые черными рукавами тоже. Но в целом… кажется, мне очень идет. Ладно, это лучшее из всего, что я когда-нибудь надевала.
Отодвинув штору, переминаюсь с ноги на ногу и разглаживаю ткань на животе.
Прислонившись плечом к стене, мой меценат отрывается от своего телефона и засовывает его в карман пиджака, проходясь глазами по моим ногам, а потом по всему остальному.
Наши глаза встречаются, и я чувствую себя маленькой, как никогда, потому что он делает шаг вперед, тесня меня внутрь и задергивая за собой штору. Пячусь, прижимаясь к зеркальной стене и глядя на него снизу вверх. Теперь, когда я босая, он кажется мне особенно большим, но от этого я только сильнее завожусь.
Мне хочется трогать его. Скользить ладонями по белой рубашке и чувствовать под ними его каменное тело.
Схватив за локоть, разворачивает спиной к себе и, завернув за спину мои руки, сжимает ладонью запястья.
— Ай! — смотрю в его глаза через зеркало.
— Тс-с-с… — сжимает второй ладонью мое горло, прижавшись губами к уху. — Не шуми…
Его борода щекочет и колется, но я к этому уже привыкла. Сама не знаю, когда успела это сделать! К его запаху я тоже успела привыкнуть. И к его телу тоже. Но сейчас, когда наши лица так близко, я вижу насколько мы непохожи. Ни в одной детали или черте. Как и наши тела. Мы разные настолько, что сердце начинает биться о ребра. Сжимаю бедра, жмурясь от стукнувшего в живот напряжения. Соски царапает мягкая ткань, из носа вырывается воздух.
Если и есть какие-то чертовы фазы возбуждения, то я только что прошла все по порядку, а он… даже ничего еще не сделал…
— Открой глаза.
Я сглатываю, и он это чувствует. Шумно вдыхает рядом с моим ухом.
Господи, это какое-то безумие!
Облизнув губы, поднимаю веки.
Зелено-карие глаза наблюдают за моим лицом.
— Не шуми, — повторяет хрипловато.
Снова сглатываю.
— У тебя пульс подскочил.
— Мне просто нравится… — шепчу я. — Твой галстук…
— Мой галстук… — тянет полушепотом.
— Угу…
— О-о-о… — выдыхаю, зажмуриваясь опять, когда он вбирает в рот мочку моего уха и сосет.
Колени подгибаюсь, и я пытаюсь вырвать руки, чтобы засунуть их себе в трусы!
— Тс-с-с… — хрипло смеется он.
Чертов… псих!