Совместную жизнь с женщиной можно строить по-разному, но очень сомневаюсь в том, что мой “брак не по расчету” будет выглядеть хоть сколько-нибудь упорядоченным. Прежде всего, потому что я, блять, влюблен в собственную жену! Это долбаный моветон в кругах моего общения и бизнеса. Это самая сказочная херня, которая случалась со мной когда-нибудь…
Хмуря брови, Юля изучает тарелки, а потом извлекает из десерта сладкую шоколадную трубочку и купает ее в черной икре.
Удивленно выгибаю брови.
Оценив мое искреннее удивление, снова смеется и отправляет этот ужасный “десерт” в рот. Когда она повторяет процедуру, перевожу глаза на монитор ноутбука.
Я никогда не был “нуждающимся”. В семнадцать отец отдал мне свой загибающийся бизнес. Интернет-кафе на отшибе города. Сейчас это сеть из восемнадцати заведений. В двадцать пять в городе я стал “бизнесменом года”, и если она думает, что это следствие усиленной работы, то ошибается. Это следствие того, что нужно наступить на глотку конкуренту раньше, чем он наступит на глотку тебе. Никакой ебучей романтики в этом нет, и письмо, которое ждет меня в почте — тому подтверждение. Пускать меня на свой водопой Алиханов и два его партнера не собираются. С учетом того, что в качестве первоначального взноса я привел ему клиента на лучшую сделку в его гребаной жизни. Наглядная демонстрация того, что я всего-навсего щенок, которому можно дать пинка под зад, рушит мое спокойствие.
— Сука! — ударяю кулаком по столу, сметая со стола ноутбук.
Упершись локтями в колени, впечатываю сжатый кулак в раскрытую ладонь.
Только минуту спустя понимаю, что воздух вокруг меня полон какого-то жесткого дисбаланса.
Подняв глаза, натыкаюсь на испуганный кареглазый взгляд.
Замерев и уронив на пол свой десерт, Юля смотрит на меня испуганно, переминаясь с одной стройной ноги на другую.
Блять…
Запрокинув голову и закрыв глаза, делаю выдох.
— Иди сюда, — протягиваю ей руку, откидываясь на спинку кресла.
Отряхнув руки, мнется в нерешительности.
То, что она меня боится, в очередной раз напоминает мне о том, в каком уязвимом положении она себя ощущает. Она меня боится, и это гасит любую мою агрессию.
— Иди сюда… — повторяю, глядя на нее пристально.
Волосы скрывают ее тело до самого пупка. Тонкая складка между густых черных бровей — еще один сигнал тревоги.
Иди сюда…
Остановившись между моих ног, кусает губы. Обняв руками тонкую талию, заставляя сесть на свое бедро. Поведлив, обнимает руками мою шею, заглядывая мне глаза. Сжав пальцами маленький округлый подбородок, спрашиваю:
— Помнишь, что я сказал тебе?
— Ммм… когда? — спрашивает тихо.
— Два дня назад, — напоминаю. — Я сказал, что бояться меня тебе не нужно. Если ты боишься, нахер за меня пошла?
— Я не боюсь! — выкрикивает, зло глядя мне в глаза. — Нельзя любить того, кого боишься, — добавляет мятежно.
— Все, что передано тебе по контракту, останется с тобой в любом случае, — вбиваю ей в голову. — Ты можешь послать меня в любой момент. Меня и кого угодно, это ясно?
— Я… — распахнув глаза, глотает воздух.
Кремово-сливочные щеки заливает краска, а потом это случается…
Вжавшись носом в мою щеку, сжимает руками шею так, что дышать становится сложновато мне.
— Ты мне нужен! Ты! Я люблю тебя… люблю… — всхлипнув, кусает мои губы, заставляя целовать себя в ответ.
Целую. Жадно целую эти губы, бормоча:
— Нужен?
— Нужен… весь до капли!
— Бери…
Лихорадочный блеск ее глаз заводит раньше, чем мозги обрабатывают сигнал. Оседлав мои бедра, рычит:
— Ты чокнутый…
— Ты уже говорила, любимая…
Ее губы улыбаются, через секунду оказываясь на моих.
Расслабляюсь, отдаваясь в ее полное распоряжение.
Точно зная, что пинка под зад мне дали из-за нее. И точно зная, что я ни о чем не пожалею. Также знаю, что когда-нибудь верну этот пинок с процентами, только моя награда уже со мной.
КОНЕЦ
ЭПИЛОГ
Три года спустя…
— Все-таки решились? — искаженная акцентом английская речь звучит достаточно разборчиво, и вообще, здесь по-английски говорят даже собаки.
Подняв глаза, улыбаюсь пожилому азиату, который улыбается мне в ответ. Сувенирный магазин принадлежит ему и, судя по всему, его дочери, которую за последний месяц я без преувеличения достала.
— Можно мне еще раз взглянуть? — прошу его.
Бесшумно ступая по плиточному полу, скрывается за прилавком.
По вспотевшей спине гуляет воздух из кондиционера.
Обмахиваясь буклетом, сдуваю со лба волосы и проклинаю Индонезийскую столицу. Закатанный в бетон и увешанный небоскребами Центр города — настоящая раскаленная сковородка, но я бываю здесь так редко, что иногда забываю об этом.
— Эта? — на стеклянный прилавок передо мной опускается бархатный лоток, а на него него приземляется статуэтка застывшей в прыжке черной пантеры.
— Да, спасибо…
От восторга мне хочется визжать или хлопать в ладоши.
Черный оникс и тонкая ручная работа, которая меня, черт возьми, завораживает, потому что… вся эта застывшая запечатленная мощь и хищность до кульбитов в животе ассоциируется с одним человеком. С тем, у которого через четыре дня день рождения, и которому я уже несколько недель пытаюсь выбрать подарок, но эта пантера застряла в голове еще с того дня, когда я увидела ее в первый раз…
— Я ее возьму, — сдаюсь, проводя пальцем по оскалившейся морде размером с мой кулак.
Потрясающая…
Сердце разгоняется, потому что я знаю — ему это понравится!
Упакованная в фирменную коробку, она еще тяжелее, чем на вид. Это антиквариат, а его с доставкой на дом не предлагают. Чертовски жаль.
Водитель открывает мне дверь, как только показываюсь из дверей магазина. Быстро перебежав расплавленный жарой тротуар, ныряю в охлажденный салон, располагая на коленях бумажный пакет со своей покупкой.
— Домой, — отвечаю шоферу, молясь о том, чтобы не проторчать в пробке до вечера, потому что здесь это раз плюнуть.
Круглосуточный час-пик проклятье этого города, а мое личное проклятье — это сезон дождей, потому что местные грозы пугают меня до чертиков. Иногда это похоже на конец света, но это настолько же завораживает, насколько и пугает.
По стеклу вдруг начитают барабанить капли. Через минуту дождь заливает его так, что дворники переходят в режим суперскорости, а когда машина въезжает в частный спальный район, от дождя уже и следа нет.
Если и существует на свете “буйная” зелень, то здесь, в этом районе, она как раз та самая. Буйная и повсеместная. Коттеджи отгорожены друг от друга ею и двухметровыми заборами, потому что именно так местные понимают “неприкосновенность частной жизни”.
Во дворе еще одна машина. Ура!
Отпустив водителя, выбираюсь из салона.
С листьев капает вода, и от этого свежо. В доме тоже свежо.
Свежо, светло и тихо.
Войдя, сбрасываю с ног сандалии и прячу свою покупку в нижний ящик комода у входа, надеясь, что никто не умудрится наткнуться на него в ближайшие два дня.
Тишина в нашем доме — не особо частое явления, в основном тут настоящий дурдом, потому что в прошлом году я получила сертификат дизайнера, и мой муж… в общем, он нанял меня для того, чтобы я сменила обстановку в его кабинете. Все это вылилось в ремонт кабинета, а потом… потом я занялась столовой…
Заглянув на кухню, спрашиваю:
— А где няня?
— Изволили отпустить, — отвечает Рада.
Наша домработница россиянка и она умеет быть очень незаметной, хотя я никогда этого не требовала, ведь мне нравится эта женщина. Моей сестре она тоже нравится, поэтому, глотая мороженое из здоровенной банки, она грузит обернутую в мусульманский платок голову Рады подробностями своей жизни, которую скучной назвать сложно, учитывая то, что Рита учится в школе, где нет ни одного русскоговорящего ребенка.
Боже…
Ей тринадцать, и этот ребенок еще одно мое проклятье! Непослушный и взрывной, как бочка с гребаным керосином. И, судя по тому, как горят ее голубые глаза и шевелятся уши — мы в доме не одни.
— Я купила тампоны, — сообщает она деловым тоном. — Компакт.
— Зачем? — уточняю, ловя веселый взгляд Рады.
— Потому что у меня в любой момент могут начаться месячные, — с помпой сообщает моя сестра. — А у тебя я тампонов не нашла.
Не мудрено. Мои месячные начнутся очень не скоро. Примерно через семь месяцев, черт возьми. Когда точно, узнаю после того, как побываю у врача. Этот бесконечный ремонт высасывает все мое время, но я хочу закончить все на этой неделе, потому что через четыре дня у нас будет просто прорва гостей.
— Очень предусмотрительно, — открыв холодильник, достаю оттуда холодный лимонад.
Решаю не затрагивать тему того, что месячные не самая гарантированная вещь в ее возрасте, и, вполне возможно, ей придется ждать не меньше моего.
Осушив стакан, направляюсь в гостиную, чтобы оценить фронт проделанных работ, но резко меняю направление, когда у бассейна за стеклянными дверьми вижу двух мужчин, один из которых мой невыносимо любимый муж, а второй — его волшебная незаменимая палочка.
Расставив ноги в белых хлопковых штанах и положив в карманы руки, Эмин раскачивается на пятках, демонстрируя спину в синей тенниске. Сидя на краю пляжного лежака, Рома разговаривает по телефону. Одетый в серый деловой костюм и белую рубашку, он следит за тем, как по краю бассейна носится наш сын.
Вздохнув, отодвигаю створку и просачиваюсь во двор. Ступая босыми ногами по прохладному камню, слышу предупреждающий голос Ромы.
— Давид! — рычит он, мгновенно привлекая внимание нашего сына.
Замерев, тот приседает, чтобы поднять свой мяч, но одной голой пяткой он почти в воде. Хлопая своими глазами-пуговками, смотрит на отца, как дрессированный щенок.
— Положи, — протянув руку, Рома манит его пальцами. — И иди сюда.
Выпустив из рук мяч, семенит босыми ножками, и останавливается только тогда, когда оказывается между широко разведенных колен Ромы. Обняв его крошечные плечи, прижимает сын к себе и целует курчавую черноволосую макушку, продолжая говорить по телефону.