Отец не удержался и подошел к нам, крепко обняв нас обеих.
— Мои принцессы. Что бы мы делали без тебя, Марин...
— Я люблю вас, мама… папа, — только и смогла выдавить я, закрыв глаза.
Теперь моя жизнь вернется в прежнее русло, а прошлое оставит в покое. По крайней мере, я очень на это надеялась.
Я буду жить дальше. Свободная. И одинокая.
Винсент
Снилось, что я иду по снегу — белому, ослепительному, от которого режет глаза и кажется, что подо мной пушистое облако. И я понимаю, что это путь в другое будущее, в новую жизнь, где нет отморозков из «Алого бутона», где не нужно постоянно находиться на пороховой бочке.
Потому что там все иначе.
Это новая реальность, которую я построю, как мне захочется. Реальность, где у меня будет семья, которую смогу защитить, оградить любимую женщину от боли, от переживаний, от проблем. Она никогда не разочаруется, не почувствует страх. Наверное, самое гадкое, что мы можем испытать, это страх. Изменить что-то в своей жизни. Сказать что-то вовремя. Сделать то, к чему тянется душа. В этом смысле Марина оказалась сильнее меня, ведь она перенесла все испытания с честью. И в ее светлой голове даже не возникла мысль ненавидеть меня. Я понял это в тот момент, когда мы встретились в подвале ныне сгоревшей базы. А я настолько был заперт в собственных делах, что страшился просто сделать шаг вперед.
Я видел ее вдали, но она снова ускользала, становилась недоступной. А я вновь боялся, но на сей раз того, что упущу шанс измениться, вырваться из оков, что меня держали. Я пытался отыскать ее в тумане и молил лишь о том, чтобы не потерять нить Ариадны, которая выведет меня из прошлого в новый мир...
Я еще спал, когда в палату постучались. Открыл глаза, вынырнув из грез, и сел на постели, рассматривая, кого же там принесло.
Шепард решил навестить меня в больнице, где я лежал уже почти три недели.
Трещина в голени оказалась не слишком серьезной, хотя ногу все равно загипсовали. Хуже дело обстояло с ожогом легких — именно из-за него мне и пришлось провести это время в больнице. Я даже говорить не мог, у меня кружилась голова, были одышка и жуткий кашель, а помимо этого обожженная гортань. В общем, то еще дерьмо. После того, как меня привезли в госпиталь, врачи двое суток отчаянно боролись за мою жизнь. Но вскоре я пошел на поправку.
Все это время я вспоминал о Марине и представлял, как приеду к ней. Я ведь ничего не успел ей рассказать — обстановка не позволила. Да и сейчас еще не знал, где ее искать.
Но выяснить адрес — не большая проблема.
— Я говорил, что тебя лишили премиальных за превышение полномочий? — с улыбкой начал Шепард, усевшись на стул у окна и глядя на меня.
— Ну лишили, и что? Думаешь, сильно расстроился? Я бы все равно убил тех подонков, — горько усмехнулся я.
— Еще не все. В общем, одновременно с этим тебя представили к награде за проявленную смелость при раскрытии дела «Алого бутона», а к награде прилагается немалая сумма, — хитро прищурился Макс. — Кстати, Леона Варлава уже переведена из лазарета в камеру, на днях состоится суд. И она согласилась давать показания.
— Ей все равно грозит максимальный срок заключения. И я сомневаюсь, что все ее слова будут правдивыми. Скорее всего, эта стерва собирается кого-то потянуть за собой, — отозвался я и встал на ноги. — Макс, а ты ничего не хочешь мне рассказать о Марчелло Моретти? — поднял я бровь. — Чистосердечное признание может смягчить твою участь.
— Ты это о чем? — тут же насторожился Шепард, плавно вжимаясь в спинку стула от моего пристального взгляда.
— О том, что ты все это время знал, что Моретти — мой родной отец! — выплюнул я, приближаясь к начальнику и слегка при этом прихрамывая.
Пока прохлаждался в госпитале, я много думал о том, что связывало меня и Марчелло. Могло ли что-то измениться, если бы я узнал правду раньше? Например, в юности. Возможно, я стал бы таким же, как отец — членом мафиозной группировки, пошел бы по преступной дорожке.
Я не мог полностью винить Моретти в том, что он пытал агента под прикрытием — крысу в их обществе. На его месте я сделал бы то же самое. Я даже злился на себя, что раньше обо всем не догадался. А потом было слишком поздно что-либо менять. В душе насчет этого царил полный раздрай, и я находился в замешательстве, будто что-то грызло изнутри.
— Майкл, как ты догадался? — поднялся Шепард, обходя меня стороной. Понимал, что стоит опасаться моего гнева. — Мы действительно узнали это случайно: один из наших подкинул мысль проверить, откуда сходство. Мы и сами не ожидали, что результат экспертизы будет положительным. А дальше не я решал, мне приказали молчать.
— Блять, тебе повезло, что я сегодня не в той форме, а мы в больнице. Иначе не посмотрел бы на твое звание полковника и субординацию и въебал бы так, чтобы всю жизнь помнил, — вырвалось у меня.
— Действуй, если тебе от этого полегчает, только ничего ведь уже не изменится, — повысил тон Шепард и остановился напротив.
Я поднял руку, раздумывая. И почему-то вдруг понял, что Макс прав. Нет никакой разницы, что случилось бы, если бы я выяснил все раньше, потому что Марчелло к тому времени был уже мертв. Я просто махнул рукой и отвернулся. Грудная клетка снова сжалась от неприятных мыслей.
— Макс, найди мне адрес той девушки, что была в Македонии, Марины Сайберт. — попросил я после минутной паузы. — Меня послезавтра выписывают.
— Собираешься лететь в Россию? — вдруг улыбнулся Шепард.
— Разве это запрещено нашим Уставом?
— Нет, не запрещено. Может, тебе и отпуск дополнительный подписать?
— А ты меня, смотрю, решил умаслить. У меня еще месяц больничного, так что отпуск подпишешь после. Ты знаешь, я слегка устал от всей этой суматохи.
Когда Шепард ушел, я снова размечтался о том, как встречусь со своей любимой девочкой. Интересно, ждет ли она меня, или ее поглотили домашние заботы и новые проблемы? Оправилась ли от моральной травмы?
Я планировал прилететь к ней в канун Рождества. Но обстоятельства сложились иначе.
За день до моей выписки мне вдруг позвонил из Лондона адвокат Аманды Харрис и сообщил, что она при смерти. Бабушка слегла уже пару недель назад и больше не поднималась, с каждым днем ей становилось все хуже. И она просила передать, что хочет меня видеть. Я не мог не выполнить ее просьбу, хоть и сильно удивился решению Аманды помириться.
Кстати, те деньги, что я брал в «Gold Standard Credit Bank», я вернул, хоть и попал на незначительную выплату по процентам. Все это уже мелочи в сравнении с тем, что могло случиться. Но вышло так, что встреча в банке в тот холодный день сыграла в моей жизни совсем другую роль...
Как только с меня сняли гипс и выдали рекомендации, я заехал переодеться и сразу отправился в аэропорт. Я заранее зарезервировал билет до Хитроу.
Несмотря на то, что на календаре было двадцать четвертое декабря, погода здесь совсем не напоминала зимнюю. Моросил холодный дождь, а небо затянуло плотным слоем серых облаков. Все, кто выходил из здания, раскрывали зонты, торопясь к парковке. Я прошелся мимо ряда такси — черных и сине-бело-красных, в тон флага Британии. Нашел свободную машину и продиктовал водителю адрес. Нам предстояло два часа дороги — и то, если не попадем в пробку.
Но в канун Рождества, увы, без пробок никак не обойтись.
Я добрался до имения только к вечеру, около шести часов. Меня встретила сиделка бабушки — та самая, с которой я говорил по телефону. Она быстро спросила, как я долетел, и сказала, что Аманда пока спит, предложив чай. Я прошелся по дому, который вызывал массу воспоминаний. Сколько же лет я всего этого не видел, скитаясь по разным странам и континентам! Даже не думал, что сюда меня приведут такие, не слишком приятные обстоятельства.
Как только бабушка проснулась, я сразу же прошел в ее комнату.
Она лежала на высокой постели бледная, с впавшими глазницами, кожа напоминала пергаментную бумагу. Я присел рядом на стул и сжал рукой ее тонкие пальцы.
— Это я, Майкл. Я прилетел, как ты и просила.
— Майкл! — Она открыла глаза и повернула голову, внимательно рассматривая меня. — Как же ты изменился. Совсем большой стал, мальчик.
Я промолчал, конечно, что давно уже не мальчик, а взрослый самодостаточный мужчина. Но в ее глазах я так и оставался тем сорванцом, что вечно все портил.
— Ты хотела поговорить? — тихо спросил я, проглотив возникший в горле комок.
— Хотела попросить прощения за то, что столько лет не общалась с тобой, запрещала звонить и приезжать. Я была уверена, что ты пошел по стопам отца, поэтому не могла переступить через собственные принципы. А потом мне позвонил господин Келлер и рассказал правду, сообщил о том, что недавно ты провел опасную операцию и спас много людей. И знаешь, я поняла, как ошибалась. Я горжусь тобой, Майки.
— Ты не виновата. Я сам ничего не говорил, можно было подумать, что угодно, — тихо сказал я, сильнее сжав руку бабушки. — Ты ведь знала, кто мой отец, правда?
— Да, — нахмурилась Аманда. — Я ненавидела его за то, что он сделал с твоей матерью. Он ведь изнасиловал ее, а она так и не смогла избавиться от ребенка. А потом ты родился.
— Что?.. — Слова вдруг застряли на языке. Я действительно не знал этого факта, а мать молчала. И теперь понимал, почему она ничего мне не сказала. — Я… Я его… Марчелло мертв уже три года.
Бабушка посмотрела на меня как-то странно и вдруг подмигнула. Наверняка она все поняла, потому и не потребовала пояснений.
— Я чувствую, что скоро умру. Надеюсь, ты сможешь меня простить, — произнесла она.
— Я уже тебя простил. Все хорошо. Тебе нужно отдохнуть.
Я поцеловал впалую щеку и вышел из комнаты, остановившись у окна, из которого был виден сад. В этот момент меня словно отпустило то, что так долго держало. И я понял, что поступил верно, убив Марчелло и не дав ему сесть за решетку. Если до этого я еще сомневался, то теперь знал, что все было не зря. Таким, как он, не место на Земле.