Столь ясно выраженный намек на то, что им необходимо привести себя в порядок, баронесса проигнорировать не смогла. Но, прежде чем уйти, уверила Неддара в том, что в покоях, выделенных для его проживания, есть все необходимое, «тактично» поинтересовалась, нужны ли ему служанки «для помощи при омовении и всего такого», и трижды напомнила о торжественном ужине.
– Ужин я не переживу… – войдя в гостиную и прикрыв за собой дверь, угрюмо буркнул Латирдан. – Леди Этель просто невыносима!
Амалия грозно сдвинула брови к переносице:
– То есть вы хотите сказать, что уйдете, так и не женившись на Этерии?
Мысль о невесте, которую он увидит через какие-то два дня, тут же вернула Неддара в хорошее настроение.
– Хм! С уходом я, пожалуй, погорячился – переживу. Хотя и с ба-а-альшим трудом!
– Страдания, сир, можно облегчить… – ехидно улыбнулась девушка, – если во время ужина иногда прикладываться к кубку с вином…
– Я столько не выпью!
– «Столько» и не надо: достаточно сделать вид, что вы постепенно напиваетесь, а потом возжелать сидящую рядом фаворитку…
…Желание воспользоваться советом леди Амалии и сбежать с ужина появилось у Неддара сразу после первой перемены блюд, когда гости встали из-за стола, чтобы развеяться, а леди Этель на правах хозяйки замка принялась развлекать своего верховного сюзерена. За какие-то десять минут он узнал о том, что графиню Ивицу Голон вот уже третью декаду мучают жуткие грудные[143] боли, что Тимор Пустобрех прилюдно обозвал старшую дочь пустоголовой дурой, а Шария Олдарр, рожавшая трое суток подряд, потеряла ребенка. К искреннему возмущению юноши, пересказывая сплетни, баронесса Геррен умудрялась смаковать такие подробности, от которых Неддара начинало мутить.
Увы, уходить в такую рань, да еще зная, что для услаждения его слуха барон Олмар пригласил в замок каких-то там «жонглеров, среди которых есть две девицы с потрясающе красивыми… э-э-э… голосами», было неудобно, поэтому он терпел. И старательно делал вид, что не сводит глаз с развлекающейся леди Амалии.
Кстати, девушка вела себя так, как будто выросла при дворе – улыбалась вьющимся около нее мужчинам, игнорировала завистливые взгляды женщин и танцевала, танцевала, танцевала.
Иногда, услышав ее смех, юноша даже ловил себя на мысли, что начинает сомневаться в том, что она действительно горюет о муже. И невольно вспоминал разговор, состоявшийся в день их знакомства:
– …Честно говоря, даже не знаю, что вам сказать, леди… – буркнул Латирдан и, злясь из-за необходимости говорить неприятные вещи, раздраженно добавил: – Любое предложение, которое приходит мне в голову, кажется насквозь фальшивым и пустым…
– Не мучайтесь, сир! – грустно улыбнулась племянница барона Кейвази. – Дядя Дамир объяснил, что от меня требуется, и сказал, что эта идея принадлежит не вам, а ему…
– Какая разница, кому она принадлежит? – вспыхнул Неддар. – Если вы согласитесь изображать мою фаворитку, то это скажется на вашей репутации, подставит под удар моих врагов и недоброжелателей и заставит… э-э-э… отказаться от привычного образа жизни!
Девушка едва заметно усмехнулась:
– Вы король, и быть вашей фавориткой – мечта любой дворянки Вейнара: та, на кого вы обратите внимание, враз выделится из толпы, окажется рядом с троном и получит возможности, которые всем остальным только снятся…
– Любой дворянки, кроме вас? – не удержавшись, съязвил Неддар.
Глаза девушки полыхнули такой болью, что юноша невольно почувствовал себя виноватым. Но извиниться не успел – девушка нервно переплела пальцы рук, опустила голову и глухо произнесла:
– Меня нет… Я умерла вместе с мужем… А то, что вы видите перед собой, – жалкая тень… Тень, у которой нет ни надежд, ни желаний…
– Вы молоды, красивы, умны! – возмутился король. – У вас все впереди, поэ…
– Простите, сир, что перебиваю, но если бы не Тери, я… – девушка вскинула голову и уставилась Неддару в глаза: – Я бы уже ушла!
– Желать ухода из жизни – грех! – в первый раз в жизни порадовавшись тому, что читал Изумрудную Скрижаль, напомнил король.
Леди Амалия равнодушно пожала плечами:
– Я не живу, а существую. И потом, мне нет никакого дела до того, что пишут в каких-то там скрижалях: я чувствую себя мертвой, понимаете?! Кстати, именно поэтому меня не пугают ни ваши враги, ни ваши недоброжелатели: для меня удавшееся покушение станет лишь долгожданным шагом к воссоединению с мужем!
В этот момент Неддар почувствовал, что в душе стоящей перед ним девушки – такое же пепелище, как в душах слуг Двуликого. И понял, что надеяться на то, что она сможет изображать влюбленность, по меньшей мере глупо.
– Простите, что разбередил ваши раны, леди… – с трудом заставив себя не отводить взгляда от ее глаз, сказал он. – Я…
– …Вы решили, что я не смогу улыбаться и изображать влюбленность?
Солгать человеку, потерявшему Истинную Половинку, Неддар оказался не в состоянии. Поэтому просто кивнул.
– Зря, сир! – улыбнулась девушка, на миг прикрыла ресницы, а когда приподняла и посмотрела на Неддара, тот невольно сглотнул подступивший к горлу комок: перед ним стояла не сломленная горем девушка, а живое воплощение богини Любви! И не просто стояла, а смотрела на него с таким безумным желанием, что подкашивались ноги!
– Откуда… в вас… взялась… эта… страсть? – спросил он ради того, чтобы избавиться от этого наваждения.
– Я живу прошлым… Помню каждый счастливый миг… И могу показать, как когда-то смотрела на мужа…
Воспоминания о начале того разговора невольно напоминали и о его конце. Вернее, о причине, из-за которой леди Амалия согласилась на предложение короля.
– …Прежде чем вы примете решение, я должен вас предупредить, что для того, чтобы наши отношения выглядели достоверными, мне придется позволять себе… э-э-э… некоторые вольности… – мысленно извиняясь перед Этерией, пробормотал Неддар.
– Я понимаю, сир… – кивнула леди Амалия. – Поэтому ведите себя так, как считаете нужным, а я буду делать вид, что млею от счастья…
– Как считаю нужным?!
В глазах девушки, уловившей в его голосе мысль, которую он не озвучил, загорелись хищные огоньки.
– Да, сир, вы можете делать ВСЕ, что ЗАХОТИТЕ! А я буду смотреть и делать выводы…
– Какие выводы?
– Я соглашаюсь на ваше предложение не просто так, а потому, что люблю Тери и искренне желаю ей счастья!
– А какое отношение мои желания имеют к счастью моей невесты?!
– Самое прямое, сир: если, находясь рядом с вами, я почувствую, что в вашем сердце есть место для кого-то, кроме нее, я сделаю все, чтобы расстроить вашу свадьбу!
…К четвертой перемене блюд болтовня баронессы Геррен стала настолько невыносимой, что Неддар, пригубив белогорского, первый раз за вечер позволил себе переступить границы допустимого: склонился к ушку сидящей ошую леди Амалии, сделал вид, что что-то шепчет, и положил руку на ее бедро.
Горячая ладошка девушки тут же накрыла его пальцы и заставила их скользнуть вверх по ноге.
– Неужели Вы так по мне соскучились, сир?
Это ее «так» прозвучало чуть громче, чем надо. И настолько страстно, что леди Этель, рассказывавшая про недавнюю охоту на кабана, во время которой кто-то из их соседей сверзился с лошади, поперхнулась и недовольно фыркнула.
– У-у-угу…
– А я как раз подумывала сходить и переодеть платье… – хрипло прошептала девушка. – Только вот сомневалась, что смогу распустить шнуровку без посторонней помощи…
– Вам надо было попросить меня!
– Неужели ради того, чтобы помочь несчастной девушке, вы готовы пропустить выступление жонглеров, среди которых есть девушки с та-а-акими голосами, сир? – как бы невзначай шевельнув плечами, кокетливо поинтересовалась леди Амалия.
– Ха! – «пьяно» ухмыльнулся король. – Вам требуется помощь?
– Да-а-а…
– Тогда чего мы тут сидим?
…Дверь, выбитая плечом, провернулась на петлях и, просвистев перед носом то ли водоноса, то ли постельничего, с грохотом ударилась о стену.
«Хорошо, что она открывается не наружу…» – отрешенно подумал Неддар и, в мгновение ока оказавшись у широченного ложа, опустил на него леди Амалию.
– Кинжалом будет быстрее, сир… – почувствовав его пальцы на своей спине, хрипло простонала девушка. И тут же перевернулась на бок, чтобы ему было удобнее разбираться со шнуровкой ее платья.
Правый наш’ги тут же оказался в руке, отразил свет мерной свечи и скользнул по туго натянутым тесемкам, явив взгляду юноши белую, как снег, кожу баронессы.
– О Боги, как я по тебе соскучился… – дрожа от «еле сдерживаемой страсти», воскликнул король, ласково повел рукой по шелковистой коже спины от шеи к пояснице и «вдруг» вспомнил про Геррена[144]: – Эй, ты! Выйди вон! Живо!!!
За спиной тут же заскрипели половицы, потом хлопнула дверь, и в опочивальне стало тихо.
Неддар приподнял голову, огляделся и, убедившись, что, кроме их двоих, в комнате больше никого нет, перекатился на спину и закрыл глаза:
– Фу-у-у…
– Да уж… – поддакнула леди Амалия и, судя по шевелению одеяла, переползла к краю ложа.
– Я был не слишком… э-э-э… настойчив? – прикрыв лицо еще и предплечьем, чтобы не смущать и без того натерпевшуюся от него «фаворитку», спросил Латирдан.
Скрипнула кровать, дважды стукнули о пол каблучки, зашелестело опадающее на пол платье.
– На мой взгляд, в исполнении графа Зарена страсть выглядит убедительнее…
Вспомнив, что после второй перемены блюд рука старшего сына Упрямца практически не переставая оглаживала то колено, то бедро, то зад леди Миуры, Неддар ошарашенно хмыкнул.
– …но уход с ужина, сир, вы отыграли бесподобно!