– Что это?
– МОЯ ЖЕНА обещала Барсу два десятка баранов. Еще двадцать мы принесем в жертву от моего имени…
– Ты хочешь, чтобы их выбрал я?!
– Нет. Переговори с увеем – я хочу, чтобы он позволил нам пролить жертвенную кровь в рей’н’и’оле…[43]
Как и предсказывала Мэйнария, услышав это предложение, Каменная Длань задумался. Причем надолго. Я не мешал, ибо приблизительно представлял, какие мысли должны ворочаться у него в голове:
«Раз Песнь уже услышана, значит, о свадьбе можно забыть. А вот торжественное жертвоприношение в Святилище – ничуть не хуже! Только вот согласится ли увей? Да, это не по а’дару. Зато жертву будут приносить майягард-Аттарк и гард’эйт-Аттарк! Опять же, четыре десятка баранов – это не два, не три и даже не пять, значит, Барс их услышит. И, скорее всего, оценит такие дары… Хм… А что, может и получиться!»
– Хм… может и получиться! – вторя моим мыслям, выдохнул аннар. – Особенно если еще два десятка принесу в жертву я!
Я с трудом удержал рвущуюся наружу улыбку и встал из-за стола:
– Думаю, мы друг друга поняли?
Тарваз задумчиво оглядел меня с ног до головы и утвердительно кивнул:
– Я тебя услышал! И сделаю все, что смогу…
…Выйдя в коридор, я аккуратно притворил за собой дверь и вопросительно уставился на Уресса, отклеившегося от стены, – мальчишка был пунцовым, как вареная свекла, и смотрел не в глаза, а на носки своих сапог.
– У меня пока нет своего голоса, Мастер, но я должен… сказать… вот…
– Если считаешь нужным – говори…
– Твоя жена вышла из комнаты, забыв надеть свадебный дар… – срывающимся шепотом произнес айти’ар. – Это бросает на нее тень!
– Свадебный дар?! – нахмурившись, переспросил я. – Который?
Уресс сглотнул:
– Ну, ожерелье, которое дарят женам после лар’ват…[44]
– Что такое «лар’ват»?
Мальчишка покраснел еще гуще и наконец посмотрел мне в глаза:
– Первая ночь…
Я заиграл желваками, судорожно перебрал в голове все имеющиеся возможности хоть как-то изменить сложившуюся ситуацию и хлопнул мальчишку по плечу:
– Она не забыла! Просто пока не привыкла к своему положению и по вейнарской привычке носит мой дар под араллухом…
Во взгляде Уресса появилось облегчение.
– Зря! Женщина должна гордиться тем, что радует своего мужа!
– Я ей передам… – улыбнулся я и заторопился к себе…
…На губах вернувшейся Мэйнарии играла растерянная улыбка. А в глубине глаз пряталась жгучая обида. Впрочем, увидев меня, она сделала вид, что все хорошо, подошла, обняла за талию, уткнулась носом в грудь и застыла.
– Прости… – ласково погладив ее по спине, виновато сказал я. – Об обычаях хейсаров я еще совсем недавно не знал почти ничего. Да и сейчас знаю не намного больше…
– Ты о чем? – не отрываясь от меня, спросила она.
– Они искали на тебе свадебный дар… А когда не нашли, решили, что я – скряга…
М-да. Обманывать Мэй, позволяя ей прикасаться к себе, было глупо – почувствовав мою неискренность, она тут же догадалась, как должно было звучать это предложение на самом деле.
– Ты хотел сказать, они решили, что я была так плоха, что не заслужила даже кожаного шнурка с болтающейся на нем медной монеткой?!
– Я сказал то, что хотел! – возмутился я. – Ты была великолепна! Я…
– Не оправдывайся: я знаю, что ты ко мне чувствуешь… – подняв голову и посмотрев на меня, улыбнулась она. – Кроме того, ты подарил мне себя. Мне этого достаточно…
– А мне – нет… – буркнул я, легонечко подтолкнул ее к столу и стянул с остатков драгоценностей, некогда позаимствованных у лесовиков, прикрывавшую их тряпицу: – Вот! Все это взято кровью![45] Выбирай…
Мэй встала на цыпочки и потянулась к моим губам. Я с жаром ответил на ее поцелуй, потом развернул ее к себе спиной и шепнул на ухо:
– Поцелуи и ласки – потом. После того как ты выберешь свадебный дар…
– Не буду я ничего выбирать! – даже не взглянув на драгоценности, притворно возмутилась она. – Ты даришь, ты и выбирай! А я посмотрю, насколько я тебе понравилась…
В камнях я не разбирался. Совсем. Но неплохо помнил, как менялось выражение лица менялы, рассматривавшего украшения. Поэтому нашел взглядом тяжеленное серебряное ожерелье с десятком огромных ярко-синих тирритов[46] и… тоже захотел пошутить:
– Как ты думаешь, хейсары поймут, если ты нацепишь сразу все?!
– ?!
– Вся эта кучка не стоит и одной твоей улыбки. Поэтому тебе придется обвешаться с ног до головы…
– Льстец! – фыркнула она, в глубине души млея от счастья. – Выбирай что-то одно! Ты же чувствуешь, что я уже заждалась!
– Ну… тогда вот это!
– Почему именно оно?
– Очень подходит к цвету твоих глаз… И почти такое же красивое, как ты…
…Убедить Мэй спрятать ожерелье под араллух оказалось безумно сложно – искренне радующаяся подарку, она упорно не желала понять, что в сложившейся ситуации правильнее показать один-единственный камень, чем весь свадебный дар.
– Я хочу, чтобы его видели все! – раз за разом повторяла она. – Оно прекрасно! И смотрится намного лучше того, что носит аза Нита!
Пришлось привести неопровержимые доводы – поцеловать в губы эдак раз сто и попросить в этот раз прислушаться к моему мнению.
Прислушалась. Но все равно сделала по-своему – надела его под араллух, «совершенно случайно» оставив ворот незашнурованным. Вернее, зашнурованным, но так, что сквозь тесьму были видны не только тирриты, но и манящая ложбинка между грудей.
– Боюсь, из комнаты мы не выйдем… – обняв Мэй за талию и плотоядно глядя на открывающееся великолепие, усмехнулся я.
– Выйдем… Совсем ненадолго… А когда вернемся – ты получишь все, что хочешь… – уперевшись ладошками мне в живот, взмолилась она. – Пойми, ожерелье должны увидеть еще сегодня!
– Ну ладно, уговорила… – согласился я и, выпустив ее из объятий, ехидно поинтересовался: – Куда пойдем? На оу’ро?[47]
– Вот еще! Там – только часовой! Спустимся во двор и сделаем вид, что ты решил немного пройтись…
…Спустились по лестнице, вышли через каш’ши[48] и оказались в перекрестии взглядов слоняющихся по двору Аттарков.
Конечно же, незашнурованный ворот увидели все. И ожерелье – тоже. Что интересно, мужчины смотрели не столько на украшение, сколько на видимую часть груди. А женщины, не отрываясь, пялились на камни. Видимо, пытаясь оценить стоимость сделанного дара.
Меня злило и то, и другое – и грудь, и ее хозяйка принадлежали МНЕ! А стоимость того, что мне подарила Мэй, нельзя было выразить и ведром слез Эйдилии!
Увы, моя гард’эйт считала по-другому – с каждым новым взглядом она чувствовала себя все увереннее и увереннее. И чуть было не плавилась от удовольствия.
Мои мучения продолжались сравнительно недолго – когда мы подошли к непривычно безлюдной тренировочной площадке, нас догнала Шарати и, поравнявшись с Мэйнарией, тихим шепотом сообщила ей, что по а’дару свадебный дар полагается носить поверх араллуха.
Ожерелье тут же переместилось на нужное место и вызвало непередаваемый восторг девчушки:
– Ух ты, какая красотища!!!
– Взято кровью… – не преминула сообщить Мэй. – В моем присутствии! Представляешь?
Дальнейшего щебетания я не услышал, так как поймал взгляд спешащего к нам Унгара Ночной Тиши. И приготовился к неприятностям…
Глава 6Баронесса Мэйнария д’Атерн
Второй день третьей десятины второго травника
…Тот, кто когда-то выпустил на свет[49] душу этого камня, был эйдине[50]. Или истинным потомком Бога-Воина. Ибо ни один обычный человек не смог бы увидеть в нем то, что сейчас стояло в центре рей’н’и’ола.
Человеческий нос с раздутыми ноздрями, широченные скулы, глаза под сдвинутыми бровями – и скошенный назад лоб, остроконечные ушки, звериная пасть…
Могучая шея, широченные плечи, руки, перевитые вздувшимися от чудовищного напряжения мышцами, – и звериные лапы с когтями, сделавшими бы честь самому огромному льву…
Мощная, как у молотобойца или каменотеса, грудь, четко выделяющаяся арка ребер над животом – и жуткая, изломанная грань изменения, накатывающая на еще почти человеческий верх со стороны звериного низа…
Смотреть на Бастарза было жутко: от его фигуры веяло такой нечеловеческой мощью, что хотелось вжать голову в плечи, опустить взгляд и медленно-медленно пятиться к выходу из пещеры. Туда, где светит солнце, щебечут птицы, а в шелесте травы можно услышать дыхание Жизни. Но не смотреть на него было нельзя – добрые две трети собравшихся в святилище хейсаров не сводили с меня глаз и ждали хотя бы тени эмоций, которые можно было бы счесть неподобающими для гард’эйт. Поэтому я старательно держала лицо и не отрывала «восхищенного» взгляда от копья[51], зажатого в лапе Снежного Барса, пока густой бас, прозвучавший из тьмы, клубящейся за спиной Бога-Отца, не заставил меня похолодеть:
– Кто вы и что привело вас в рей’н’и’ол, воины?![52]
– Я – Тарваз Каменная Длань, аннар рода Аттарк, пришел принести Барсу дары за спасение баас’ара[53] первой крови…[54]
– Я – Кром Меченый, ори’шер рода Аттарк, пришел поблагодарить Барса за ниспосланный мне знак…
– Я – Мэйнария Скользящая Следом из рода Аттарк, пришла выполнить обещанное…
Несколько долгих-предолгих мгновений в пещере стояла мертвая тишина. А затем ее разорвал хриплый голос одного из аннаров. Судя по вышивке на араллухе, то ли Максуда, то ли Оноирэ: