- Волнующе, - сказала Санни. - Разве не так?
Лизбет не сводила глаз с фаллоимитатора, продолжая его гладить. Ее дыхание изменилось, а пульс участился. Она закусила нижнюю губу между зубами и потерла ее кончиком языка, чувствуя, как пульсирует пенис в ее руке. Он действительно пульсировал. Он стал таким теплым, твердым и толстым. Она представила себе, как ощущает это разбухание и пульсацию внутри себя... как представляла себе столько раз... с таким горьким разочарованием и потребностью. В течение стольких лет она жаждала иметь что-то внутри себя... с наслаждением скользящее... безжалостно сотрясающее. Не ее пальцы, не ручку расчески, а что-то твердое и толстое, завернутое в плоть. Мужской член.
Это был не мужской член. Но это была плоть. Конечно, это невозможно, но именно ее она и чувствовала, скользя рукой вверх и вниз. Теперь он был длиннее, тверже, и это была, хотя это и невозможно, плоть.
- Как я уже сказала, - прошептала Санни, - это не похоже на другие фаллоимитаторы. Я называю его - Игрушка Счастья. Потому что это то, что он приносит. Ты не сможешь купить его больше нигде. Только у меня. Милая, эта штука подарит тебе лучший оргазм в твоей жизни, и она делает гораздо больше.
Лизбет едва расслышала ее из-за стука собственного сердца в ушах, когда влажное жжение разлилось между ее ног.
- Когда ты вопользуешься им... он изменит тебя, Лизбет.
- Каким образом?
- Чудесным образом, - она усмехнулась. - Было бы бесполезно пытаться объяснить это. Ты мне все равно не поверишь. Тебе просто придется... испытать это. На себе.
Она представила, как он будет ощущаться... в ней... двигаясь туда-сюда, становясь горячее и тверже…
- Лизбет! Лииизбет! - пронзительный мамин голос прорезал мысли, как изогнутый коготь. Несмотря на то, что мама находилась в своей комнате в другом конце дома, Лизбет показалось, что она кричит ей прямо в ухо.
Она уронила фаллоимитатор на стол. Стул заскрежетал по кафельному полу, когда ее ноги рефлекторно напряглись, отталкивая его назад. Она тяжело дышала. Ее грудь вздымалась и опадала. Она посмотрела на настенные часы. Пришло время маме принимать послеполуденные таблетки. Если она сейчас же не выпьет стакан яблочного сока, мама тут же начнет ковылять по дому.
- Тебе нужно посмотреть, чего она хочет? - сказала Санни. - Затем мы сможем...
- Нет, тебе придется уйти. Но... но…
- Да?
- А сколько он стоит? - прошептала Лизбет.
- Ну, если ты собираешься его купить, нам нужно обсудить, что он делает, когда ты...
- Лизбет! Пора принимать мои таблетки!
Голос Лизбет дрожал от страха, когда она сказала:
- Нет, у меня нет времени. У меня припрятаны кое-какие деньги. Скажите мне, сколько. Потом вам придется уйти.
Она протянула маме стакан яблочного сока и подождала, пока та выпьет свои таблетки.
Трудно было поверить, что мощный голос, разнесшийся по всему дому, исходил от такой тощей, согбенной старухи. Ее руки и ноги были узловатыми палками, туловище - узкой ребристой трубкой, а морщинистая обвисшая кожа покрывала только кости, без каких-либо признаков мышечной ткани. Наблюдая за тем, как мама тщательно проглатывает каждую из своих таблеток с яблочным соком, Лизбет удивлялась, как они вообще опускаются по такой тощей шее, безнадежно не застревая.
Мама сидела, прислонившись спиной к груде подушек. Носовая канюля располагалась над ее верхней губой, а большие толстые очки на носу делали ее глаза огромными и искаженными. Ее беззубый рот превратился в высохшую дыру на лице. На голове во все стороны торчали жесткие волосы цвета старых костей. На коленях лежала библия с крупным шрифтом, которую она время от времени читала. Однако обычно она предпочитала, чтобы Лизбет читала ей вслух, прерывая ее время от времени, чтобы сказать: “Аминь!" или "Да, Отец!", или рассказать Лизбет, какая она была ужасная грешница.
- У нас в доме был мужчина? - спросила мама, приняв последнюю таблетку. Она всегда говорила на уровне, близком к крику, ее голос был хриплым и резким, и теперь, как обычно, все ее лицо было вытянуто к центру в глубокой, горькой гримасе подозрения и неодобрения.
- Нет конечно.
- Я слышала дверной звонок.
Она не могла слышать и половины того, что говорила Лизбет, стоя прямо перед ней, но она могла слышать дверной звонок, когда закрывалась в своей спальне в задней части дома.
- Он не звонил, - сказала Лизбет, игнорируя чувство вины, распустившееся в ее груди от этой лжи.
- Я все слышала.
- Здесь никого не было.
Огромные мамины глаза, прищурившись, смотрели на нее сквозь толстые линзы очков.
- Что ж. Думаю, что нет. Какой мужчина придет любоваться тобой? - она рассмеялась, но прозвучало так, как будто закашлялась. - Ни один мужчина не придет к тебе. Если только он не слепой.
Она взяла у мамы пустой стакан.
- Тебе еще что-нибудь надо?
- Впусти сюда кошку.
- Мисси ушла, мама.
- Опять убежала?
- Она умерла.
- Когда?
- Три года назад.
- А как же Лулу?
Лулу была их колли.
- В прошлом году. Она попала под машину и умерла.
А теперь твоя очередь, Лизбет снова почувствовала боль. Но чувство вины уже не было таким сильным, как тогда, когда она начала думать об этом. Она ждала смерти мамы, даже с нетерпением предвкушала этот момент. Лизбет уже смирилась с этим. Но она не знала, что будет делать со своей жизнью, когда мама уйдет, - только то, что она наконец сможет что-то с ней сделать.
Что-то помимо заботы о маме - кормить ее, купать, менять ей подгузники и постоянно быть готовым исполнять ее приказы. Она покидала дом только для того, чтобы отвезти маму к врачу или сходить в магазин или аптеку. Всякий раз, когда она выходила одна, искушение не возвращаться домой было очень сильным.
Но ее ожидание маминой смерти было не совсем эгоистичным. В конце концов, мама была несчастна и постоянно сходила с ума. Смерть была бы для нее облегчением. Во всяком случае, так говорила себе Лизбет, чтобы успокоить боль в груди.
Мама обдумала смерти Мисси и Лулу, которые каждый раз были для нее новостью.
- Так у нас есть какие-нибудь домашние животные?
- Теперь уже нет.
- Нам надо завести кошку. Сходи за кошкой, Лизбет.
- Я не собираюсь идти за кошкой, мама.
- Тогда скажи своему отцу, чтобы он сходил!
- Папа ушел, когда мне было восемь лет, мама. Помнишь?
Лизбет подошла к двери, затем обернулась и сказала:
- Тебе не нужно кричать мне, мама. Воспользуйся интеркомом. Просто нажми на кнопку, и я приду.
Но она не запомнит. Никогда так не делала. И в следующий раз, когда ей снова что-нибудь понадобится, она будет вопить имя Лизбет как сумасшедшая.
Лизбет вернулась на кухню и поставила стакан в раковину. Она посмотрела на фаллоимитатор, лежавший на столе в матерчатой сумке, которую ей дала Санни. Она добавила маленькую бутылочку смазки в качестве бонуса.
Лизбет проводила Санни до входной двери. Прежде чем выйти из дома, она повернулась к Лизбет и наклонилась так близко, что ее губы коснулись уха.
- Это только для тебя - прошептала она. - Никому не рассказывай.
Затем Санни на долгую минуту задержала там свои губы, и ее горячее дыхание коснулось уха Лизбет. Это вызвало восхитительное покалывание у нее на шее.
Санни вышла из дома, а мама все продолжала кричать. Лизбет уже начала закрывать входную дверь, но придержала как раз перед тем, как она захлопнулась и снова приоткрыла на несколько дюймов, чтобы можно было выглянуть и понаблюдать, как женщина идет по дорожке.
Но Санни уже не было.
Лизбет проверила, чтобы убедиться, спит ли мама, потому что ей хотелось побыть одной какое-то время, а затем пошла в свою спальню и заперла дверь.
Держа фаллоимитатор и смазку в матерчатой сумке, Лизбет стояла у зеркала и смотрела на себя. Ее мышиные каштановые волосы казались немытыми, но это было не так. Они были просто безжизненными. Ее круглые щеки были испещрены следами подростковых прыщей так сильно, что ее лицо раньше кровоточило. Шрам, оставленный волчьей пастью, тянулся от верхней губы к носу. В молодости она была стройной, но сидячая жизнь и небрежное питание сделали ее рыхлой и бесформенной.
Она легонько провела кончиками пальцев по шрамам от прыщей, затем коснулась своих вялых, тусклых волос. Обычно она проводила очень мало времени, глядя на себя, потому что это угнетало - да и сейчас это ее угнетало. Она пришла в свою комнату не для того, чтобы предаваться размышлениям.
Подойдя к своей кровати, она достала из сумки фаллоимитатор. Села на край кровати и положила смазку и фаллоимитатор на тумбочку рядом с пустой сумкой. Она разделась, откинула одеяло, легла в постель, затем откупорила маленькую бутылочку и капнула смазкой на фаллоимитатор. Она поднесла его к лицу левой рукой и смотрела, как густая жидкость медленно стекает по бокам резинового пениса. Затем провела по нему кончиком указательного пальца, медленно двигаясь по всей длине ствола.
Она издала тихий стонущий звук, когда он начал утолщаться у нее на глазах. Она находила это удивительным... и ужасно волнующим.
Лизбет растянулась на кровати, поглаживая фаллоимитатор и наблюдая, как появляются вены и постепенно меняется их цвет, и она чувствовала, как он набухает в ее руке. Она никогда не видела настоящего пениса, во всяком случае, лично. Но видела фотографии. И именно таким стал резиновый стержень - настоящим пенисом. И тут она заметила то, чего не увидела на кухне вместе с Санни.
На закругленном конце фаллоимитатора - который теперь представлял собой четко очерченную шляпку гриба, - была щель, и из нее сочилась маленькая капелька прозрачной жидкости. Сначала она подумала, что это смазка, поэтому вытерла ее, а затем продолжила поглаживать ствол. Мгновение спустя из щели показалась еще одна капля.
Лизбет сжала фаллоимитатор...