оряжусь похоронить погибших», – думает Раттлер. Алиса, перерожденная компаньонка Долорес, успела сломать шею мисс Нортон, экономке, и серьезно ранить садовника, прежде чем генерал застрелил ее. Раттлер понимает, что до утра садовник не доживет, несмотря на оказанную помощь. О том, как дому Раттлеров повезло, что кроме Алисы и Долорес у них нет других перерожденных, сэр Уильям старается не думать.
«Пережить ночь. Добраться до штаба. Вызвать подкрепление из соседнего округа. Связаться с командующим флотом… Черт! Время! Теряем время!»
Главнокомандующий в отчаянии смотрит на дочь.
«Скольких таких, как она, не смогли удержать? Как много погибло – людей, кукол?»
– Держись, малышка, – шепчет генерал. – Я тебя не брошу.
Ровно в шесть утра Уильям Раттлер распоряжается подать машину. Будит жену, просит не брать с собой ничего, кроме документов и топлива для дочери. Запирает деньги и драгоценности семьи в сейф, переодевается в штатское.
– Сэр, машина у парадного, – докладывает дворецкий.
Генерал сухо благодарит, возвращается в спальню. Отвязывает Долорес и защелкивает наручники на ее запястьях. С завернутой в одеяло девушкой на руках сэр Уильям выходит и садится в машину. Бронированное стекло делает рассветное солнце зловеще-пурпурным.
Раттлер устраивает дочь у себя на коленях, обнимает ее обеими руками. Поворачивается к жене:
– Элеонор, прошу: держи эмоции в себе. А лучше не смотри в окно.
Первая бронемашина трогается с места, за ней вторая. Автомобиль генерала следует за ними. Путь лежит через весь город в Даствуд – северное предместье Нью-Кройдона, в штаб командования имперской армии.
– Адъютант, доложите обстановку. Хватит уже трястись, не баба.
Голос главнокомандующего звучит устало. Раттлер не отрывает взгляда от настольных часов. Секундная стрелка описывает круг за кругом, молоденький адъютант за правым плечом мямлит, запинаясь, теряя нить повествования.
– Сэр, очень много жертв. Хуже всего дела в промзоне – там пожары. Горит фабрика Баллантайна, склады в Солте, – перечисляет парнишка. – Полицейские не справляются, их начальник убит. Мэр с семьей эвакуированы в столицу…
– Джефферсон, кто учил тебя рапортовать? – взрывается генерал, громыхая кулаком по столешнице. – Мне нужны цифры и факты! И доклад по районам: число погибших, потери противника, расстановка сил. А ты мне про мэра, идиот!
Адъютант бледнеет, вытягивается по стойке «смирно». Раттлер не сводит с него тяжелого взгляда, ждет. Секундная стрелка продолжает бег по кругу.
– Сэр, простите, эмоции… – бормочет Джефферсон.
– К черту эмоции! – рычит генерал. – Как я могу по твоему блеянию понять, что происходит?
– Все плохо, сэр. Уличные бои. Горят богатые кварталы. Старшие курсы кадетского корпуса получили оружие и вышли…
– Кто разрешил гробить детей?
– Господин главноко…
Раттлер с грохотом отшвыривает тяжелый стул и быстро выходит из зала. Ему навстречу спешит молодой капрал в сером от пыли мундире. Рапортует о прибытии драгунского полка в город, докладывает обстановку. Главнокомандующий слушает, не перебивая. Адъютант молча маячит за его спиной. Капрал заканчивает доклад, Раттлер хмурит густые брови, сдержанно благодарит.
– Джефферсон, который час? – спрашивает он через плечо.
– Десять пятьдесят одна, сэр!
– К десяти минутам двенадцатого подготовьте бронемашину. С полным боезапасом. Поедете со мной.
– К-куда, сэр?
– Туда, куда бросили детей, – отвечает Раттлер и возвращается в штаб.
Он спускается в бункер под зданием, открывает бронированную дверь, идет коридорами туда, где слышны голоса и раскатистый мужской смех. Входит в комнату для совещаний, смотрит на собравшееся командование.
– Хорошо сидите, господа. Картишки, вино. – Слова падают каплями расплавленного свинца. – Полковник Хиггс, а почему вы, собственно, здесь?
Пожилой обрюзгший начальник кадетского корпуса встает из-за стола. Падают на пол игральные карты, задетые рукавом.
– Господин главнокомандующий, я на своем месте. – В голосе полковника звучит искреннее удивление.
Раттлер медленно выдыхает. Не орать. Спокойно.
– Хиггс, почему вы здесь? – повторяет он.
– Сэр, по предписанию в случае возникновения военной угрозы я обязан прибыть в штаб как можно скорее, – чеканя каждое слово, отвечает полковник. – Что я и сделал.
– Кто позволил вам раздать оружие вашим кадетам и выкинуть их на улицы?
Молчание тянется слишком долго, и Раттлер не выдерживает:
– Черт возьми, вы понимаете, что это дети?
– Я посчитал ситуацию достаточно серьезной, чтобы…
– В одиннадцать десять отъезжает машина, – перебивает главнокомандующий. – Собирайтесь, Хиггс. И молитесь, чтобы хоть кто-то из ваших мальчишек выжил. Господин заместитель начальника окружной полиции, вы также едете с нами. Карты подождут.
– Сэр, это беспредел! – восклицает кто-то.
Раттлер оборачивается на пороге.
– Беспредел – это дуться в карты, зная, что твоя задница прикрыта детьми. Я доложу Его Императорскому Величеству. Во всех подробностях.
Он уходит, ощущая прямой спиной взгляды. «Когда-нибудь они меня сожрут. Но не сегодня, – думает генерал. – Вернем в Нью-Кройдон порядок – и будь что будет». Освещение в бункере мигает. Раттлер сворачивает в неприметный боковой коридор, открывает дверь.
– Элеонор, это я, – говорит он негромко. – Как она?
Седая женщина привстает с жесткой койки. В полумраке сложно разглядеть выражение лица, но сэр Уильям точно знает, как устала его жена.
– Она спит, Уилл. Ей уже легче.
Генерал склоняется над Долорес, лежащей рядом с матерью. В тусклом свете девушка выглядит мертвой. Раттлер гонит прочь дурные мысли и слегка касается щеки дочери. Густые ресницы чуть вздрагивают, и генерал прячет улыбку. Спит. Действительно спит.
– Сюда радиосигнал не проходит. Не буди ее, дорогая. Когда проснется – наблюдай внимательно. Наручники пока не снимай. Попроси кого-нибудь перестегнуть, если Ло покажет, что руки устали. Но только в присутствии вооруженного человека, запомни! Возьми ключ.
– Куда ты сейчас? – бесцветным голосом спрашивает Элеонор, укладываясь на плоскую подушку.
– В центр, с патрулем. Я не могу здесь сидеть, прости.
– Уилл, там опасно!
– Прекрати. Пока на карте жизнь моей семьи и судьба моего родного города, я не собираюсь отдавать команды по телефону. Я нужен там. Береги Ло. Ни в коем случае не выходите на поверхность.
Он целует жену в висок и почти бегом спешит к ожидающему бронемобилю. Джефферсон и Хиггс уже в машине, оба в кирасах и касках. Полковник сжимает карабин, адъютант монотонно бубнит молитву. Раттлер облачается в бронежилет, принимает у лейтенанта оружие и садится на переднее сиденье рядом с шофером.
– Хиггс, где ваши кадеты? – спрашивает он, обернувшись. – Едем туда.
Город горит. Над домами стелется едкий жирный дым, видимость из кабины бронемашины сильно ограниченна.
– Следующий поворот направо, – напоминает полковник Хиггс.
Автомобиль проезжает еще сто ярдов и останавливается. Раттлер видит разбитый вагон монорельса, лежащий поперек дороги.
– Почему стоим? – подает голос полковник.
– Сэр, дальше мы не проедем, – отвечает водитель. – Дорога завалена.
– Хиггс, далеко до места? – не оборачиваясь, спрашивает главнокомандующий.
– Двадцать человек я отослал в городской архив, семьдесят – в доки. Еще человек десять-пятнадцать на вокзале.
– Вокзал в нескольких минутах ходьбы. До архива – минут сорок. До доков – в лучшем случае два часа пешком, – вслух прикидывает адъютант.
Раттлер открывает дверь, выпрыгивает из машины на мостовую.
– Пошли, – бросает он коротко.
– Сэр, это слишком опасно! Нас всего четверо! – протестующе кричит Хиггс.
– Не орите. У перерожденных прекрасный слух, – язвительно отвечает генерал. – И поторопитесь, полковник. Или останетесь здесь один.
«Наши преимущества: мы вооружены карабинами. Их преимущество – возможность нападения из засады, – думает Раттлер, осматриваясь и прислушиваясь. – Хотя вряд ли они будут устраивать засаду. Они пойдут туда, где люди. Цель сенатора – максимальное число жертв среди населения. Бо́льшая часть полицейских – перерожденные. Значит, все же и они вооружены хорошо».
Вчетвером они идут посередине улицы, прислушиваясь к малейшему шороху. Раттлер останавливается возле распростертых на мостовой тел, осматривает повреждения.
– Задушена. Убит ударом в затылок. Сломана шея, – комментирует он негромко. – Выброшена из окна. Здесь снова тупая травма. Смерть их наступила больше двенадцати часов назад, господа. И перерожденных, которые это сделали, здесь нет. Мертвецы им не нужны. Они там, где живые.
Куклы обнаруживаются за следующим поворотом. Двое мужчин-грузчиков и женщина в платье с рваным подолом пытаются тяжелым сундуком выбить дверь в подвал. Раттлер и Джефферсон стреляют, тщательно прицелившись из-за угла дома, женщина и один из мужчин падают, второй пытается убежать, но его догоняет пуля полковника.
– Наверняка их больше, – шепчет адъютант.
– Вряд ли, – возражает Хиггс.
Раттлер подходит к перерожденным. Одному из мужчин пуля разнесла череп, у женщины разворочена грудная клетка. Подстреленная полковником кукла едва заметно вздрагивает, и генерал добивает ее выстрелом в упор. Джефферсон стучит в дверь подвала:
– Есть кто живой?
– Оставьте их, адъютант. Мы не за ними пришли, – говорит Раттлер.
До вокзала они добираются спокойно. Выжившие попрятались, мертвецы лежат, обратив к небу остекленевшие глаза. На перекрестке Раттлеру со товарищи встречается патруль.
– Почему так тихо? – спрашивает полковник. – Где чертовы куклы?
– Сэр, чертовы куклы смещаются в сторону Лайон-стрит, – отвечает сержант лет сорока. – На периферии попадаются одиночки или маленькие группы. Основная масса сосредоточивается…
– Возле особняка Баллантайна, – мрачно завершает за него Раттлер.