Гости уже в вестибюле, стряхивают снег с ботинок и брюк. Шестеро: Стивенс и пять вооруженных карабинами солдат. Последним в дом входит Раттлер, закрывает дверь.
– Проходите, господа. Чаю, полковник?
– Покорнейше благодарю, главнокомандующий. Я исключительно по делу, потому ненадолго.
«Невежливо отказываться, – сурово замечает Брендон. – Хотя вам ли знать, что такое вежливость, мистер Стивенс».
Полковник снимает пальто, оглядывается по сторонам, делая вид, что не видел, что сказал Брендон.
– Где ваши слуги, господин Раттлер? Совсем распоясались: ни ворота открыть, ни пальто принять.
Сэр Уильям забирает у него верхнюю одежду, вешает на рогатую вешалку у двери.
– Мы справляемся втроем. Во-первых, лишние глаза ни к чему, во-вторых, я ценю свою прислугу и считаю, что в городе зимой им гораздо комфортнее.
Стивенс бросает быстрый взгляд на Брендона, делает не в меру серьезное лицо.
– Сэр Уильям, вы нашли ребятишкам применение? Девочка на кухне, мальчик в качестве горничной? Брендон, почему снег не чищен у ворот?
Перерожденный презрительно ухмыляется, скрещивает руки на груди.
– Давайте к делу, раз вы ненадолго, – напоминает генерал.
Стивенс кивает солдату, тот кладет на комод в прихожей сверток и пухлую папку.
– Раз мистер кукла не обременяет себя тем, что положено выполнять слуге, пусть займется тем, для чего император велел сохранить ему жизнь. Брендон, здесь перфоратор-пантограф, транслятор и все твои разработки по нему. Твоя задача – настроить прибор так, чтобы им мог пользоваться один-единственный человек. Срок – три недели.
«Слишком мало времени, полковник. Вы хотите, чтобы я создал замок, к которому подходит единственный ключ, почти мгновенно?»
– Будешь торговаться – сокращу срок исполнения, – ровно отвечает Стивенс. – Три недели. А чтобы у тебя появился стимул работать и ничто тебя не отвлекало, девку я забираю с собой.
– Полковник, я против, – вмешивается Раттлер. – Опека над Элизабет Баллантайн доверена мне Его Императорским Величеством, и…
– Простите, что перебиваю, господин верховный главнокомандующий, но вот приказ императора. Ознакомьтесь. Элизабет Баллантайн обвиняется в хищении промышленных технологий, содействии врагу Его Императорского Величества и подлежит заключению под стражу незамедлительно.
Стивенс протягивает генералу свернутый в трубку лист с гербовой печатью. Раттлер читает с каменным лицом, потом передает документ Брендону.
– Très bien. Официально вы, господин главнокомандующий, остаетесь опекуном несовершеннолетней мисс Баллантайн, – комментирует Стивенс. – Это дает вам право на свидания с мисс Баллантайн в удобное для вас время. И для нас, конечно. Думаю, мы договоримся. Зовите девчонку, мистер Раттлер.
Солдаты переминаются с ноги на ногу, нетерпеливо поглядывают на хозяина дома. Сэр Уильям медлит, еще раз перечитывает приказ. Он пытается найти хоть какую-то лазейку, позволяющую ему не выдавать девушку солдатам. Ищет – и не находит.
– Брендон, помоги Элизабет собраться, – произносит он глухо.
«Сэр Уильям, не отдавайте ее! Она не выживет там! Подумайте о ребенке!», – умоляет Брендон.
– Помоги Элизабет собраться, – повторяет Раттлер. – Лучше будет, если последние минуты в этом доме она проведет с тобой.
Брендон уходит. Главнокомандующий выдерживает паузу, смотрит на Стивенса в упор.
– Вы отдаете себе отчет в том, что содержание в ненадлежащих условиях повлечет за собой болезнь девочки? Вы понимаете, какому риску подвергнется ее жизнь при общении с сенатором Баллантайном?
– Более чем, сэр, – кивает Стивенс. – Я лично объясню мисс Баллантайн, что ее самочувствие и условия содержания будут зависеть исключительно от ее поведения. И в ее интересах найти с отцом общий язык.
Через десять минут Элизабет Баллантайн спускается в вестибюль. Брендон надевает на нее шубку, сам шнурует высокие теплые ботинки. Элизабет стоит неподвижно и смотрит в пол. Дышит часто и прерывисто, сдерживая слезы. Потом обнимает Брендона и застывает так надолго.
– Люблю… Сбереги себя… – еле слышно шепчет она. – Я верю, что вернусь.
Брендон оборачивается к солдатам, в глазах плещется отчаяние.
«Я поеду с вами. Я должен оставаться с ней. Работать буду там».
– Насчет тебя приказа не поступало. Так что сидишь смирно под присмотром господина главнокомандующего, – ядовито чеканит Стивенс.
Брендон упрямо качает головой.
«Арестуйте и меня, полковник. Я ее не отпущу».
– Отойди. Я уполномочен применить силу в случае неповиновения.
Раттлер качает головой.
– Брендон, это бесполезно. Мы с тобой ничего сделать не можем.
В коридоре звучат быстрые шаги, слегка приглушенные ковровой дорожкой, все оборачиваются. В вестибюль выходит Долорес Раттлер.
– Вот так сюрприз! – разводит руками Стивенс. – «Лазарь, Лазарь, выйди вон!» Господин верховный главнокомандующий, это как минимум неподчинение приказу Его Императорского Величества, вы не находите?
Раттлер молчит. От лица медленно отливает краска, и сэр Уильям в один миг становится лет на десять старше. Делает шаг назад, опирается спиной на стену.
«Что же ты делаешь…», – говорит он на амслене. Руки едва заметно дрожат.
«То, на что у тебя не хватило решимости, папа. Я очень тебя люблю, но я так не могу больше. Прощай. И если сумеешь, прости меня. Сэр Майкл, делайте, что должны».
В платье и домашних туфлях она проходит на выход. На Брендона даже не смотрит. Элизабет окружают солдаты, она храбро улыбается, покусывая губу. Уходит, не сказав ни слова.
Брендон долго стоит на крыльце и смотрит, как превращается в маленькую точку на заснеженной дороге крытый автофургон. Свистит в горле пар. Под порывами ветра покачивается, скрипя, створка ворот.
Пусто.
IVРокировка
Фургон останавливается в центре города на мосту через Северн. Элизабет испуганно хватается за ледяные руки Долорес. Сердце колотится, накрывает безысходностью.
– Мисс Раттлер! – слышится снаружи голос полковника Стивенса. – Прошу сюда.
Долорес равнодушно отстраняет Элизабет, пробирается к выходу. Двое солдат подхватывают ее и спускают на мостовую. Стивенс поднимает воротник пальто, придерживает шляпу. Ветер треплет темные волосы Долорес, играет черными кружевами на платье. Прохожие оглядываются, кто-то показывает на девушку пальцем, раздаются удивленные возгласы.
– Снимите перчатки, мисс Раттлер, – будничным тоном просит Стивенс.
Она повинуется, стаскивает обтягивающий черный бархат, разминает стынущие на морозе механические пальцы. Полковник засовывает ее перчатки в карман пальто, оглядывается по сторонам.
– Très bien, Долорес. Идите.
«Куда?», – спрашивает она, не изменившись в лице.
– Да куда хотите. Вы думали, я вас застрелю или прикажу это сделать солдатам? Боже упаси, мисс Раттлер, вы же дочь верховного главнокомандующего. Я вас отпускаю. Можете вернуться домой. Всего доброго.
Отвесив девушке учтивый поклон, полковник возвращается в кабину фургона. Машина трогается, оставив Долорес на мосту. Стивенс мнет в руках бархатную перчатку, хранящую слабый запах духов, и спрашивает шофера:
– Как думаете, сержант, насколько быстро толпа расправится с ней?
– Не знаю, сэр. Мне бы хотелось надеяться, что ее не тронут. Красивая же.
– Вы плохо знаете людей, – хмуро отвечает Стивенс и умолкает, погрузившись в свои мысли.
Фургон проезжает развилку на Нортонхилл и снова останавливается. Элизабет нервно сплетает пальцы, отодвигается в угол.
– Мисс, не бойтесь, все будет хорошо, – не выдерживает молоденький солдат.
Она поджимает губы, подавив вздох, благодарит за поддержку.
– Элизабет, на выход! – стучит по деревянному борту фургона Стивенс.
Девушку бережно спускают из машины, подают сумку с вещами. Элизабет озирается по сторонам, пытаясь понять, куда ее привезли и зачем. Нортонхилл она знает плохо, помнит лишь, что здесь промзона и одна из фабрик Баллантайна. «Которую сожгли полгода назад», – услужливо подсказывает память.
Стивенс галантно предлагает Элизабет руку, забирает у нее сумку.
– Давайте прогуляемся немного, мисс Баллантайн. Держитесь, здесь довольно скользко. Да не бойся меня так, глупая девчонка!
– А как именно вас бояться, полковник? – негромко спрашивает она и все же берет его под руку.
– Будешь хорошей и послушной – мы прекрасно поладим. Так как я теперь – твоя защита и опора, со мной надо дружить, милочка. И бояться не придется.
Они сворачивают за угол, идут вдоль серой бетонной стены, местами выщербленной пулями. Под ногами лед, вмерзший мусор, Элизабет то и дело поскальзывается.
– Куда вы меня ведете?
– Пока прямо. Потом повернем направо.
Злой холодный ветер пробирается под одежду, студит лицо и руки. Элизабет пытается запахнуть шубку понадежнее, ежится, прячет ладонь за пазуху. «Как же Долорес? – думает она с тоской. – Она же в домашнем платье, в туфлях… Может, кто-то сжалится и согреет ее? Не все же такие, как этот мерзавец в дорогом пальто». Девушка спотыкается об вмерзший в лед кирпич, и Стивенс едва удерживается на ногах, не давая ей упасть.
– Да смотри ты под ноги! – восклицает он в сердцах.
Элизабет с трудом переводит дыхание, заставляет себя улыбнуться:
– Вы же теперь моя защита и опора, мистер Стивенс. Так что держите крепче.
Полковник раздраженно сопит, выпуская из ноздрей облачка пара. Элизабет тут же приходит на ум сравнение с тощим разгневанным драконом, и ее улыбка становится шире.
– Ничего, – бурчит «дракон». – Зато ты никуда от меня не убежишь.
Они проходят через покосившиеся ворота на территорию бывшей фабрики. Элизабет смотрит на обугленные остовы двух больших зданий, на брошенные погрузчики, громоздящиеся тут и там ящики и заметенные снегом тюки, штабеля досок и кирпича. Ей становится страшно.
«Заведет меня туда, где никто не услышит выстрела, – и все. А Брендона принудят работать, угрожая, что он никогда меня больш