– Вылитая Ослиная Шкура из сказки. Знаешь такую?
– Мама рассказывала, – стараясь не стучать зубами, отвечает Элизабет.
– Ты читать-то умеешь?
– А вы?
Стивенс сгребает ее за плечи, больно сжимает пальцы.
– Еще раз ты вякнешь что-то дерзкое, я тебя посажу задницей в сугроб. И ты не встанешь, пока не разрешу. Поняла?
– Хорошо, я буду молчать, – отвечает Элизабет.
Стивенс самодовольно улыбается, идет дальше. Спустя секунды в спину ему бьет снежок с закатанным в сердцевину куском щебня. Элизабет звонко хохочет, лепит еще один снежок, ветер играет растрепанными русыми прядями.
На входе в водонапорную башню их снова встречают рослые хмурые парни в гражданской одежде. Они приветствуют полковника Стивенса по уставу и с любопытством косятся на Элизабет. Девушка прикладывает к разбитым губам пригоршню снега, по пальцам течет розовая вода.
– Дайте этой гадине платок, – рычит полковник.
Элизабет благодарит охранника за клочок чистой ткани, сворачивает и кладет на стул одеяло. Стивенс толкает ее вперед, и она идет наверх по выщербленным ступеням. Лестница кажется бесконечной. Элизабет останавливается, прислоняется к стене, тяжело дышит.
– Пошла, – погоняет Стивенс. – Ну?
– Если сдохну… вам отвечать… Отдышусь – пойду, – старательно выговаривает девушка, прижимая платок к углу рта.
На самом верху охрана играет в карты. Увидев полковника, вскакивают, с грохотом опрокидывая стулья. Стивенс молча кивает на закрытую на засов дверь, караульный тут же отпирает.
– Господин полковник, вы осторожнее, – с опаской предупреждает мордоворот. – Пленник не в духе вроде.
– Завтрак на троих, – игнорируя предупреждение, распоряжается Стивенс. – Вина, фруктов. И быстро.
– Уже привезли, господин полковник! Я разогрею! – И парень уносится вниз по лестнице.
Стивенс хватает Элизабет за запястье, тащит через порог. Девушку на мгновенье окатывает волной паники, она теряет всякую волю к сопротивлению. Покорно идет за полковником, с трудом переставляя ватные ноги.
В просторной комнате полутемно, из узких окон свет сочится еле-еле. Элизабет не сразу привыкает к освещению, стоит, растерянно озираясь.
– Привели овечку на закланье, Стивенс? – спрашивает бархатный мужской баритон.
– Доброе утро, Баллантайн. Это не совсем та овечка, что вы заказывали, но заказанная будет к вечеру, – усмехается Стивенс. – Если мне не изменяет память, с дочерью вы никогда не виделись, не так ли?
На плечо Элизабет ложится крепкая рука. Девушка испуганно вздрагивает, оборачивается и встречается взглядом с высоким мужчиной лет сорока пяти в темной атласной рубахе и брюках. Длинные волосы ниспадают на плечи, серые глаза надменно глядят на девушку. Байрон берет Элизабет за подбородок, бесцеремонно разворачивает лицом к тусклому источнику света.
– Кто ж так работает, Стивенс? – с укоризной качает головой он, рассматривая ее кровоточащие губы. – Тоньше надо, вы же не на скотобойне.
Стивенс молча кивает, садится в кресло у низенького стола напротив двери. Холеная ладонь опускается на затылок девушки, пальцы ласково поглаживают волосы. Байрон не сводит с Элизабет взгляда сытого хищника, поймавшего мышь. Забирает окровавленный платок из безвольно повисшей руки.
– Странно, – нарушает затянувшееся молчание он. – Ты действительно Баллантайн. Значит, вот почему Брендон тебя не убил. Не вовремя я забыл об этом, не вовремя… Стивенс, за что вы ее так облагородствовали?
Полковник закидывает ногу на ногу, мрачно отвечает:
– Строптивая, дрянь.
Пальцы, перебирающие русые пряди, вмиг становятся стальными когтями, смыкаются в кулак. Элизабет выгибается назад, поднимаясь на цыпочки, слезы текут сами. Байрон с нежностью привлекает ее к себе, не убирая руки.
– Ну зачем вы так о девочке? Смотрите, какая она послушная и тихая. Гм… неожиданно. Голубка, это когда мне дедом быть?
Гремит дверной засов, входит охранник с заказанным завтраком, быстро расставляет на столе три прибора, выкладывает из корзины фрукты, пузатую винную бутылку, горшок с аппетитно пахнущим мясом и уходит. Стивенс делает приглашающий жест:
– Прошу, мистер Баллантайн.
Байрон ослабляет хватку, позволяя Элизабет отдышаться и вытереть мокрые щеки, улыбается открыто и по-доброму:
– Что ж, отложим пока обсуждение проблем отцовства и материнства. Голодный человек – страшная тварь. Предлагаю продолжить общение за столом. А мистер Стивенс нам расскажет что-нибудь забавное.
Он усаживает Элизабет в кресло, придвигает к столу. Садится рядом со Стивенсом, раскладывает по тарелкам мясо с кусочками ананаса.
– Налейте ей вина, полковник. Немного, просто чтобы разговорить. Ешь, Лиз. Тебе понадобится очень много сил. Иначе ты не переживешь и первого своего перерожденного.
– Я не стану этого делать, – еле слышно шепчет Элизабет.
– Станешь, голубка. Меня ты точно послушаешься. Майкл, у нас к мясу белое вино. Нельзя ли исправить это досадное упущение?
Стивенс понимающе кивает.
– Сенатор, мне придется отлучиться. Я могу оставить вас с девицей?
– Конечно, мистер Стивенс. Думаю, тех пяти-семи минут, что вы потратите, чтобы дойти за вином в свой кабинет, нам вполне хватит.
Когда за Стивенсом закрывается дверь, Элизабет охватывает немыслимый страх. Она съеживается в неудобном кресле, обнимает себя руками за плечи.
– Ну что такое? – мягко спрашивает Баллантайн, присаживаясь рядом с ней на корточки. – Лиз, голубка, ты словно дьявола увидела.
Он кончиками пальцев убирает волосы с ее лица, с укоризной качает головой.
– Глупая девочка. Я не стану тебя использовать. Ты никогда не была нужна мне. И сейчас только мешаешь.
– Мама… – едва слышно шепчет Элизабет, глотая слезы. – Вы… маму…
– От ненужного барахла избавляются, – брезгливо отмахивается Байрон. – Ну хватит уже трястись. Мне от тебя нужен четкий ответ на единственный вопрос.
Он склоняется к ней так близко, словно собирается поцеловать. Элизабет цепенеет под его взглядом.
– Все это время Брендон был с тобой? – тщательно выговаривая каждое слово, вопрошает сенатор. – Да или нет? Отвечай!
– Да! – кричит она так громко и отчаянно, что в комнату тут же влетает охрана.
Байрон отходит в сторону, разводит руками.
– Все в порядке, господа. Как видите, все в порядке.
Возвращается Стивенс с бутылью темного стекла, выгоняет солдат и разливает вино по бокалам.
– Пей и ешь, – обращается Байрон к всхлипывающей Элизабет. – Или я накормлю тебя силой. Мистер Стивенс, девочка в курсе нашего договора с императором?
– Вкратце – да. Повторюсь, ибо до нее плохо доходит. Элизабет, Его Императорское Величество сохраняет жизнь твоему отцу в обмен на твое обучение. Работать будете вместе. Что ж, господа, тост. За успех нашего дела!
Пенни Лейн лежит на диване лицом вниз в одних чулках и короткой юбке. Коппер бережно разминает ее худую, исчерченную шрамами спину, стараясь не касаться швов. Стефан возится на полу с фигурками солдатиков, вручную раскрашенными когда-то генералом Раттлером.
Хлоя вяжет кофту из темно-синей шерсти. Нитка путается, узор сбивается, женщина распускает готовое, принимается за дело снова. Руки плохо слушаются, тянет швырнуть вязанье на пол, но… «Надо стараться. Сэр Уильям отвезет кофту дочке. И ей не будет холодно», – думает Хлоя. Эти мысли утешают ее, не дают снова сорваться в истерику. Она благодарно посматривает на Коппера. Тот ловит ее взгляд, подмигивает, не отрываясь от массажа, задевает шов у поясничных позвонков. Пенни вздрагивает и обеими руками стискивает диванную подушку.
В комнату заглядывает сэр Уильям в пальто и со свертком в руках. За несколько дней, что прошли в этом доме без Элизабет и Долорес, он постарел на годы. Осунулось лицо, глубже стали морщины на лбу и щеках. В спальне главнокомандующего – стойкий запах сердечных капель.
– Я уезжаю. Хлоя, отвезу Элизабет твои подарки.
Она откладывает вязанье, идет к двери.
«Сэр Уильям… сделайте хоть что-нибудь!», – умоляет она.
– Хлоя. Я сделаю все, что в моих силах. Узнаю, как она, в каких условиях ее держат. Я уже подал письменное прошение Его Императорскому Величеству, но надо ехать лично. Только так можно чего-то добиться. Успокойся, дорогая. Элси им нужна живой и здоровой, я уверен – она в порядке.
Коппер оборачивается, смотрит на сэра Уильяма через плечо. «Врешь же, – говорит его взгляд. – Ты ни в чем не уверен. И вряд ли что сделаешь». Главнокомандующий слегка касается руки Хлои и выходит. Поднимается на второй этаж, вежливо стучит в дверь комнаты Брендона:
– Я спускаюсь и завожу машину. Поторопись.
Щелчки перфоратора-пантографа по ту сторону двери смолкают. Брендон появляется уже одетым, на ходу заматывая шею шарфом. Перчатки запачканы чернилами, под глазами – глубокие темные тени. Сэр Уильям точно знает: за последние семьдесят два часа парень ни на минуту не прилег. Даже сейчас в руках Брендона толстая тетрадь и карандаш.
– Зачем ты это взял?
«Время дорого, сэр. По дороге я напишу еще часть кода. Вернемся – пробью его на перфокартах и буду думать дальше».
– Оставь. Поспишь в дороге. Ты ужасно выглядишь. Элизабет разволнуется, – пытается уговорить его Раттлер.
«Элизабет поймет».
В гараже Брендон помогает заправить машину, потом придерживает створку ворот, пока сэр Уильям выезжает. Все это время Раттлера не покидает ощущение, что Брендон полностью погружен в мир своих кодов и реальность воспринимает слабо. Губы перерожденного едва шевелятся, взгляд отсутствующий, он то хмурится, то улыбается и кивает, соглашаясь с собой.
– Дай-ка сюда свою тетрадку, парень, – не выдерживает генерал. – На заднем сиденье ее никто не тронет. И застегни страховочный ремень. Я настаиваю, чтобы ты поспал в дороге.
«Сэр Уильям, я занимаюсь сложнейшим процессом, в котором очень важна последовательность. Я бы не хотел прерываться, боюсь не успеть доработать в срок».