– Я уполномочен, мисс Баллантайн, – мягко обращается к ней возглавляющий маленькую группу подтянутый худощавый мужчина лет шестидесяти.
Элизабет щурится, стараясь разглядеть его лицо в полумраке коридора.
– Позвольте вам помочь, – говорит он и выходит в круг неяркого света, закладывая руки за спину. – Узнаешь меня, Лиз?
Элизабет со стоном пятится, закрывая собой детей.
– Стивенс… – шепчет она в ужасе.
– Так точно. Майкл Стивенс, глава тайного сыска. Я все это время не выпускал тебя из вида. Наплодила щенят, сучка? – ласково спрашивает он.
– Мы ничего не сделали! Позвольте нам улететь отсюда!
– Да вот прямо сию секунду! – Стивенс смеется и продолжает глухо и зло: – Я все ждал повода, маленькая шлюха. И дождался. Элизабет Баллантайн, вы и ваши ублюдки признаны виновными в причине нью-кройдонского потопа.
– Кем? – отчаянно кричит она.
– Мной.
Стивенс поднимает правую руку с зажатым в ней пистолетом.
– К вашему несчастью, я был на карнавале, когда маленькие ублюдки вызвали Анве.
Выстрел кажется оглушительным. Сибил визжит, заходится в истерике. Уильям прижимает сестру к себе, смотрит в лицо полковника Стивенса круглыми от ужаса глазами. От непомерно широких зрачков они кажутся черными. По щеке медленно ползет слеза.
– Мама…
– Щенят – в яму. И откройте шлюзы, – распоряжается Стивенс. – Пусть Анве подавится своими крестниками. А я подожду их сестрицу.
Люди в форме хватают плачущих близнецов, тащат за дверь в котельную. Один из мужчин поднимает решетку в полу, детей сбрасывают в бетонную яму два на два ярда шириной и около пяти ярдов глубиной. Решетка возвращается на свое место. Минута – и из отверстий в стенах ямы под ноги обнявшихся в углу близнецов хлещет вода.
– Не отпускай меня, – плачет Сибил. – Только не отпускай меня…
– Никогда, – тихо-тихо отвечает Уильям. – Ты держись, сколько сможешь. Я с тобой. Навсегда.
Шесть минут спустя маленький дирижабль, следующий из Нью-Кройдона в Олсен-сити, поднимается ввысь. Брендон и Алан машут ему руками, стоя на залитом дождем тротуаре, и не замечают, как на белой рубахе Брендона проступает бурое пятно ржавчины – на груди, где заменяет сердце маленькая топка.
Океан мерно вздыхает, капли дождя шлепают по поверхности воды, барабанят по лицу. Эвелин покачивается на волнах, лежа на спине и раскинув руки. Глаза ее закрыты, грудь едва заметно вздымается. Девушка спит. В нескольких футах под ней медленно колышутся лиловые стебли лаванды – словно пробегает по полю ветерок.
Внезапно Ева вздрагивает, открывает глаза. На лице появляется растерянное выражение – как у человека, который не понимает, где он и как здесь оказался. От резкого движения девушка погружается в воду с головой, выныривает, встряхивает мокрыми волосами, быстро плывет к краю поля. Стебли лаванды, покачиваясь, цепляются за ее одежду. От их прикосновений Еву охватывает дрожь. Эвелин взбирается, поскальзываясь, по размокшей тропинке, отжимает на себе брюки. Прислушивается, озирается вокруг, свистит по-мальчишески, сунув в рот пальцы.
Взметая копытами фонтаны брызг, вниз по склону несется океанский конь. Подлетает к Еве, останавливается, трясет головой. Эвелин хватается за гриву, подтягивается, садится на мощную спину, берет в руку уздечку и бьет скакуна ладонью по крупу:
– Пошел! А ну, пошел! Быстрее!
Конь несется во весь опор, едва касаясь копытами раскисшей земли. Ева направляет его параллельно дороге в Нью-Кройдон, в сторону от идущих прочь из города людей. Она сидит, склонившись к шее скакуна, прикрыв глаза и боясь оглянуться на Гринстоун. Она знает, что увидит. И она помнит, как все случилось. Одного не может понять: как она могла это сотворить?
– Быстрее, – умоляет она, погоняя коня. – Быстрее, тварь морская!
До Нью-Кройдона остается не больше пяти миль, когда Еве вдруг становится плохо. Она хватает ртом воздух, кашляет, давится. Слабеющие руки отпускают уздечку, и девушка мешком валится в грязь под копыта коня. Скакун резко останавливается, возвращается и тычет в хозяйку мордой. Эвелин дрожит, как в ознобе, размазывает грязь по лицу. Цепляясь за коня, она встает, выжидает минуту, пытаясь выровнять дыхание, и снова садится верхом. Грязные пальцы утопают в белоснежной гриве, воздух вырывается из легких с хрипом. Ева сутулится, словно у нее что-то болит в груди, стонет. Конь косится на нее темным глазом, фыркает беспокойно.
– Бе… ги… – выдыхает Эвелин, бьет его пятками в бока, и он снова срывается с места.
Разлетаются клочья травы и брызги из-под конских копыт, бьет по спине всадницы косой ливень. Эвелин Фланнаган плачет, понимая, почему ей так плохо, и гонит коня во всю прыть.
С крыльца дома заместителя нью-кройдонского мэра сбегает полуодетый Этьен Легран и несется со всех ног к аэровокзалу, лавируя между брошенными на дороге машинами.
– Дыши, Уильям, – просит он. – Держи ее над водой. Дыши, Сибил.
«Я успею! Я обязан успеть!»
Струи дождя стекают по голым плечам, обжигая кожу. Пульсирует нарывом правая рука. Левую Этьен почти не чувствует, лишь в районе запястья искрой пробивается пульс.
«Почему я не понял этого раньше? Они же не просто попрощаться приходили, Лоа всемогущие…»
Водяной конь влетает в здание аэровокзала, несется к платформам. Люди кричат, разбегаясь в разные стороны. У самого оцепления при входе на регистрацию Эвелин натягивает веревочные поводья, скакун встает на дыбы и рассыпается каскадом холодных брызг. Мокрая, грязная девушка перекатывается по мозаичному полу под ноги изумленным полицейским, встает.
– Мисс?.. – с опаской окликает ее страж порядка. – Мисс, вы куда?
Ева бежит к входу на посадку, отталкивает полисмена, пытающегося ее остановить.
– Мисс, стойте! Куда вы? У вас есть билет?
Эвелин останавливается, обводит взглядом полицейских и солдат.
– Пропустите, – требует она.
– Туда нельзя. Что вы себе позволяете?
Ева низко рычит Имя Камня, и стена вокзала напротив нее собирается в складки, словно мятый лист бумаги. Потолок угрожающе идет трещинами, роняет тяжелую люстру.
– Мне такое с вами проделать? С дороги!
Ее пропускают, и девушка бежит дальше. С разбегу бьется о неприметную дверь, ведущую в служебные помещения вокзала, несется по узким коридорам, спускается по лестницам. Заворачивает за угол и останавливается, будто налетев на незримую стену.
– Мамочка моя…
В тусклом свете единственной лампочки кровь на виске Элизабет выглядит черной, словно деготь. Широко распахнутые глаза смотрят мимо Евы, рот приоткрыт, на лице навеки застыла маска страха и изумления. Эвелин становится на колени, целует мать в щеку – нежно, как в детстве. Опускает ладонь на холодный лоб, закрывает Элизабет глаза.
В нескольких шагах дальше по коридору – дверь. Поддается слишком легко. Эвелин переступает порог, заставляет себя смотреть вперед. Из-под решетки, закрывающей сверху яму-подвал, по полу медленно растекается вода. И бессильно лежит на ржавых прутьях тонкая детская рука, сжимающая маленький мешочек на шнурке – белая, словно мрамор. Ева забывает, как дышать. Рвет вверх решетку, перехватывает запястье Сибил, второй рукой тянет к себе Уильяма. Близнецы кажутся ей тяжелыми, как каменные статуи. Девушка теряет равновесие, срывается в яму, барахтается, пытаясь удержать младших, захлебывается горькой ледяной водой.
Сильная рука хватает Эвелин за шиворот, не давая погрузиться под воду. Секунды – и девушку вытаскивают на край ямы.
– Подтягивайся, – выдыхает Этьен.
Ева хрипло дышит, тащит к себе за руку Сибил. Этьен подхватывает девочку под мышки, вынимает из воды. Пальцы Сибил накрепко переплетены с пальцами правой руки брата. Эвелин подталкивает Уильяма со своей стороны, помогая Леграну. И только оттащив близнецов от края, Этьен вытягивает Еву на мокрый бетон. Вдвоем они бросаются к детям, трясут их, тормошат. Тщетно.
– Нет же… Нет, не поздно! Делай, как я!
Этьен укладывает Сибил на спину, поворачивает ей голову вбок, кладет друг на друга ладони девочке на грудь, сильно и ритмично нажимает.
– Ева, очнись!
Эвелин садится на пол, обнимает Уильяма и тихо-тихо плачет, прижимая его к себе.
– Ева, черт возьми!!!
– Тсс… Они спят. Не кричи, – улыбается девушка сквозь слезы, убирая со щек брата прилипшие светлые пряди. – Они так устали…
«Раз, два, три, четыре, – считает про себя Этьен. – Девять, десять…»
Руку под шею девочке, запрокинуть ей голову, глубоко вдохнуть, выдохнуть в приоткрытые белые губы. Снова ладони на грудину, считать до десяти. Руки чужие, холодные, слушаются с трудом.
– Помоги Уильяму! – просит Этьен. – Время, Ева! Время уходит!
Девушка тихо баюкает брата в объятьях, глядя в одну точку.
– Оставьте, Доктор Легран, – раздается из дальнего угла котельной мужской голос. – Они оба мертвы уже минут десять. Все ваши усилия тщетны.
Этьен бросает взгляд через плечо, не отрываясь от своего занятия.
– Полковник Стивенс? – хмыкает он. – Вы что здесь забыли?
– Встать! Отойти к стене, ну!
Худощавый немолодой мужчина в серой униформе подходит ближе, держа Этьена под прицелом пистолета. Легран медленно встает, перемещаясь так, чтобы закрыть собой Эвелин.
– Это даже лучше, чем я предполагал, – удовлетворенно кивает Стивенс. – Элитный нью-кройдонский смутьян в довесок к ведьме. Легран, вы знали, кого пригрели среди своих вудупанков?
– Какое вам дело, Стивенс? – мрачно огрызается Этьен. – Вудупанки чисты перед законом. И уж не вам об этом не знать. Уберите пистолет.
– Встать к стене! – рявкает Стивенс. – Фланнаган, тебя это тоже касается!
Эвелин бережно укладывает тело Уильяма на пол, выпрямляется.
– Этьен, в сторону, – коротко командует она и делает шаг вперед.
Сплетенная из волос веревка извивается в руках, как живая. Стивенс нервно облизывает губы, направляет пистолет на Еву.
– Не подходи, ведьма! Встань лицом к стене!