Нелегко было уходить из этого спокойного, наполненного любовью мира во взрослый мир, где должен жить наследник престола…
Рассказывают, что 12 декабря 1825 года, когда Александру Николаевичу объявили, что он стал наследником престола, он испугался и долго плакал…
Было ему тогда семь с половиной лет.
В детском и юношеском возрасте летние месяцы Александр II проводил в Царском Селе.
Связь с Лицеем, в котором учился А. С. Пушкин, не столько географическая, сколько духовная.
Словно бы развивая традиции лицейских педагогов, В. А. Жуковский в своей программе воспитания наследника подчеркивал, что «человек во всяком сане есть главное».
Саму же учебу он сравнивал с путешествием. Годы с восьми до тринадцати отводились для «приготовления к путешествию» — в этом возрасте необходимо было развить ум и нравственное чувство…
Следующие шесть лет занимало само «путешествие» — усвоение общеобразовательного курса, и еще два года — «завершение путешествия — учение применительное».
Применительное уже к будущему сану…
Обучали Александра вместе с двумя товарищами-сверстниками — графом Иосифом Вильегорским и Александром Паткулем…
Для оценки знаний применяли шары.
За хороший ответ ученик получал белый шар, за плохой — черный. Все шары опускались в специальные — у каждого ученика свой! — ящики и в конце недели подсчитывались. Тот, у кого белых шаров набиралось больше, получал право истратить определенную сумму денег на благотворительность…
Занятия в классе чередовали с физическими упражнениями. Александр II очень любил прыгать на батуте, натянутом в гимнастической зале.
Изучение наук и спортивные занятия следовало совмещать с прохождением воинской службы.
Александру было десять лет, когда государь привез его в кадетский лагерь и, поставив в строй, сказал:
— Вот вам новый товарищ!
Сохранился портрет Александра II в кадетском мундире…
Высокий кивер, простые погоны, ранец за плечами, на груди скрещивающиеся широкие белые ремни…
Службу Александр Николаевич нес наравне со всеми и, если объявляли тревогу, должен был спешить из дворца в лагерь, чтобы успеть занять при построении свое место.
Часто устраивали маневры и учебные сражения — кадеты атаковали друг друга, защищались, обучались штурмовать укрепления.
Зачастую проводились и своеобразные игры-состязания. Каждое лето, например, устраивали «штурм» каскадов петергофских фонтанов. Вместе со всеми под струями воды вверх по уступам карабкался к статуе Самсона и наследник престола.
Рассказывая о детских годах Александра, о его кадетской службе, невольно вспоминаешь о детстве Петра I. Параллель не столь очевидная, сколько внушаемая самой системой воспитания. Ну а коли так, то составители программы обучения не могли позабыть и о море.
«Царскосельский пруд… — писал В. А. Жуковский, — легко можно обратить в океан всемирный, на котором две яхты могут в один день совершить путешествие вокруг света».
Действительно в верхнем пруду на Детском острове был выстроен небольшой красный домик, окруженный цветником. За цветами здесь ухаживали сестры Александра, а сам наследник престола ведал флотом — лодками и небольшими парусными судами, на которых и совершал «кругосветные» плавания, подражая В. М. Головину, Ф. Ф. Беллинсгаузену, М. П. Лазареву…
Тем не менее, как мы уже говорили, параллель между воспитанием Александра и воспитанием Петра всего лишь внушаемая, скорее даже надуманная, нежели истинная. Отсутствовало самое главное сходство: детские увлечения Петра были своевольными, а для Александра они становились обязанностью…
И не случайно, хотя и сохранились гравюры, изображающие Детский остров, позабыты названия кораблей, на которых совершал свои плавания Александр, нигде не найдете вы описаний тех плаваний…
Детские игры Петра I формировали его личность, определяли всю будущую жизнь. У Александра II они служили только для приобретения определенных навыков, укрепления мускулов, т. е. решали куда более частные задачи…
Вот список подарков, полученных Александром на Рождество 1831 года…
Ящик с пистолетами…
Ружье…
Сабля…
Бюст Петра Великого…
Турецкая сабля…
Вицмундир Кавалергардского полка…
27 тарелок и 5 чашек с рисунками из жизни русского войска…
Подарки для тринадцатилетнего мальчика замечательные, дорогие, но ничего чрезмерного в них нет…
Таким было и все воспитание.
И результаты тоже достигались, хотя и замечательные, но не чрезмерные.
Уже в двенадцать лет Александр прекрасно ездил верхом. Со своими друзьями графом И. Вильегорским и А. Паткулем совершал он далекие прогулки верхом в Ораниенбаум и Павловск…
В четырнадцать лет Александр без ошибок мог командовать взводом за офицера…
Успехи очевидные, но настолько скромные, что даже сопоставлять их с грандиозностью детских предприятий Петра неловко.
Но ведь Александру и не нужно было быть похожим на Петра Великого, совсем другого ждал от него отец, другого ждала и страна, которую он должен был возглавить.
И принцип воспитания В. А. Жуковского, что «в царских детях следует воспитывать детей людей, а уж затем перейти к воспитанию принцев и князей», тоже предполагал своим результатом совсем другое…
В рукописном журнале «Муравейник», издаваемом царскими детьми под руководством В. А. Жуковского, было помещено сочинение наследника престола о своем небесном покровителе — святом князе Александре Невском[12]
Особых литературных достоинств в этой работе Александра Николаевича нет, но сам строй мысли замечателен…
«Александр… понял… таинственное знаменование, сложил руки, пал на колени и, решившись в глубине души быть для народа своего тем, что солнце сие для всего мира, смиренно произнес: „Да будет воля Твоя“.
Поражает, насколько не сходятся эти мысли наследника русского престола накануне принесения присяги на верность Отечеству с нетерпеливым, деспотичным стремлением молодого Петра I быстрее получить верховную власть.
Венчанием с Россией и венчанием с принцессой Марией Гессенской и завершается юность будущего императора. Но, упоминая об этом, нельзя не упомянуть еще об одной встрече, о которой биографы Александра II не вспоминают, но которая тоже имела чрезвычайно важное значение в его духовном возрастании…
1 декабря 1840 года император Николай I пригласил в Зимний дворец архимандрита Иннокентия (Вениаминова), прибывшего с Алеутских островов.
Прием планировался протокольный.
Решено было образовать новую Камчатскую епархию и епископом туда поставить Иннокентия…
Но предоставим слово самому святителю…
„В начале 12 часа прибыли в церковь Государь Император и вся Высочайшая фамилия. И тотчас началась литургия, которую совершал протопресвитер Василий Борисович Бажанов. По пропетии „Отче наш“, мы отправились наверх, в собственную половину Его Величества, где я надел мантию и ожидал призыву. Ровно в 12 часов объявляют мне, что Государь просит меня. Я, взяв с собой образ Спасителя, пошел в кабинет Его Величества. Государь Император, перекрестившись, поцеловал икону, принял ее и положил на стол. В это время я кое-как изъявил благодарность Его Величеству за все его Высочайшие милости. При первом взгляде моем на Государя и свидании я не мог не сробеть. И кто не сробеет при Нем! Но после того, ободренный его благосклонностью, я оправился и говорил свободно…“
Но это потом, а вначале разговор шел, как и положено, соответствующий протоколу.
„— Очень благодарю Вас за то, что Вы решаетесь отправиться в такую отдаленную страну, и за то, что Вы там служили с такою пользою, — сказал государь, начиная разговор. — Много ли Вы там прожили лет?
— Пятнадцать, Ваше Императорское Величество.
— Где Вы получили образование?
— В Иркутске, оттуда отправился и в Америку.
— Как принимают веру нашу тамошние жители?
— Те жители, у которых я был в первое время, очень хорошие христиане… — ответил святитель Иннокентий. — Признаюсь откровенно Вашему Императорскому Величеству, что я только там и узнал, что есть духовные утешения; другие, у которых мне удалось положить начало…“
Незаконченный разговор, который мы приводим сейчас, был записан самим святителем Иннокентием. И не понятно, то ли отвлекли святителя, когда он записывал памятный разговор, то ли не удавалось сформулировать на бумаге то, что было сказано тогда императору…
Однако сохранилась замечательная работа святителя Иннокентия „Записки об Атхинских алеутах и калошах“, опубликованная, кстати сказать, в том же 1840 году, читая которую можно понять, что ответил архимандрит Иннокентий или по крайней мере о чем он думал, отвечая на вопрос государя…
„Самая резкая и сильная черта характера алеутов есть их терпеливость — и терпеливость почти до бесчувствия, — писал в своих записках святитель Иннокентий. — Кажется, невозможно придумать такой трудности и такого невыносимого обстоятельства, которые бы поколебали алеута и заставили его роптать. В случае голода для него ничего не значит пробыть три-четыре дня совершенно без всякой пищи, и он никакими знаками не даст вам знать, что уже несколько дней не ел ничего, если вы не догадаетесь сами о том по бледности лица его… В болезненном состоянии не услышите от него ни стона, ни крика даже при самой жестокой боли… Алеуты почти во всех отношениях очень переимчивы… Уналашкинцы имеют более добрых качеств, нежели худых (как это сказано выше), и, следовательно, семя Слова Божия удобнее и глубже может пасть на такое основание и скорее может принести плод. Других ближайших сильных причин, заставивших алеутов принять новую веру, я не вижу…“
Об этом или примерно об этом, наверное, и говорил святитель Иннокентий, отвечая на вопрос государя.
А о чем думал государь, слушая Иннокентия?