Дома праздничный настрой отчего-то пропал. Генка, как пришел с работы, тут же уселся перед телевизором, потом на кухне обсуждал с отцом футбол, потом снова сидел в гостиной, а уложив Антошку спать, Валерия на кухне смотрела со свекровью сериал. Новая покупка как-то совершенно не вязалась с этим устоявшимся жизненным укладом: правильным, сильным, спокойным… Примерила в ванной халатик, и оказалось, что он ей совсем не идет — коротенький подол подчеркивал голубовато-белые, совершенно оплывшие бедра. Что-то не так было с ее фигурой. Талия будто подскочила куда-то вверх, и потом долго-долго, как показывают в комедиях, вниз шел таз. Не большой, нет, просто будто растянувшийся, украв кусок бедер, заняв чуть ли не треть тела.
На следующий день все долго сидели вечером в гостиной — была пятница, и завтра не нужно было рано вставать. На выходные всегда возлагались большие надежды. Но оказалось, что в субботу Гена пойдет на встречу одноклассников один, а ее с собой взять не может, родители чем-то заняты, и не с кем оставить Антошку. Поздно ночью в пятницу Валерия пыталась поговорить с мужем, ведь разговаривать — это очень важно, но говорить, кроме как об Антошке и ценах на продукты, было не о чем. Она хотела, чтобы Гена попросил родителей побыть с ребенком в следующие выходные, чтобы они могли съездить в Гидропарк, покататься на катамаране, пока погода не испортилась, поесть шашлык. Гена был категорически против… Валерия спросила: «То есть ты со мной вообще никуда не хочешь идти?» А он, зевая, повернулся на другой бок: «Да куда с тобой ходить…»
И рано утром, пока все спали, под предлогом покупки кукурузной каши для Антоши на завтрак, Валерия выпорхнула на улицу. Глаза болели от бессонной ночи, позавчерашнее чувство послелетнего разочарования, зуд несбывшихся ожиданий теперь распустились вовсю. «Дурь в голове какая-то сидит», — думала она, спускаясь на лифте. Визитка Вячеслава Вячеславовича лежала на месте — за урной, слегка прикрытая пакетиком из-под чипсов, в клумбе с чахлыми бархатцами.
Сам он тем временем проснулся в прекрасном настроении и понял вдруг, что соскучился по работе, по фитнес-клубу, по бизнес-ланчам, да и по женщинам тоже, если честно. Хотя квартира была снята на месяц, жить там больше не хотелось. Дома, в самом центре города, было шумно, светло, многолюдно и спокойно. За окнами его большой трехкомнатной квартиры играла огнями «Мандарин-Плаза», включившийся мобильный телефон тут же запиликал новыми сообщениями. Одно «Ты где? Я волнуюсь» было решающим. Приняв душ, Славка отправился гулять.
Со встречи одноклассников Гена пришел раньше, чем планировалось. Он был совсем не пьян, в прекрасном настроении. «Жаль, что тебя не было с нами, зайка, я так спешил, видишь, самый первый ушел». Родителей не было дома, и чувствовалось, конечно, как-то спокойнее. Он посадил жену на колени, стал целовать в ухо: «Меня все поздравляли с сыном, передавали тебе большой привет».
Пока Антоша спал, они занимались любовью, шторы в спальне были почему-то открыты, комната была залита мягким солнечным светом, так что видно было, как летят пылинки. Валерия лежала на спине и, немного прищурившись, смотрела на лицо мужа, самое красивое и родное на свете. Из-за густой, не бритой со вчера щетины он казался неожиданно мужественным, даже грубым. Вечером они сидели в гостиной вдвоем на диване (а не он в своем любимом кресле) и, кушая канапе с сыром и оливками, смотрели интересный фильм, а родители что-то делали на кухне. Потом, когда все улеглись, снова занимались любовью. И Валерия думала: «Господи, какая я дурочка и истеричка, я ведь самая, самая счастливая женщина на свете!» И, прокрадываясь потом в душ, задержалась на миг в прихожей возле коляски, где в небольшом кармане на капюшоне вместе с таблетками валидола (на всякий случай) и пачкой одноразовых носовых платков лежала визитка Вячеслава Вячеславовича. Прошлепав босиком на кухню, Валерия присела возле мусорного ведра и бросила туда скомканную визитку, прикрыв пустой упаковкой от йогурта.
В воскресенье они уехали в «Метро» за покупками, дома с Антошей остался свекор, ему что-то нездоровилось. Машину вел Гена. Валерия настолько редко видела его за рулем, что всю короткую дорогу до магазина смотрела с заднего сиденья на его лицо и руку, лежащую на рычаге переключения передач, с восхищением фиксируя каждое движение. Свекор очень трепетно относился к своей машине, и сыну ее почти никогда не давал.
Дома, распаковывая покупки, свекровь нагнулась к шкафчику под мойкой, где стояло мусорное ведро, и сказала: «Ты разложи пока яйца, а я вынесу, некуда коробки выбрасывать».
Совершенно неожиданно что-то вдруг вспыхнуло у Валерии внутри, пальцы сжались в отчаянии, стало сладко и странно. — Да нет, давайте я, — подскочила к ней, протягивая руку к ведру, — давайте…
Буквы на визитке были немного выпуклыми, на месте сгибов теперь слегка осыпались. В кармашек в коляске могла заглянуть свекровь, ведь она тоже гуляет с Антошей. До вечера визитка лежала в заднем кармане джинсов, потом «упала» за комод в спальне. Тот самый, с двумя любимыми фотографиями в стеклянных рамочках.
24
Почему игры без чести начались именно с девочки? С той девочки-неформалки с грудным тяжелым голосом, меланхоличной революционерки, любительницы крепкого кофе и крепких сигарет.
Наверное, из всех женщин, которых, между прочим, у Славки было не так уж и много, она умудрилась оставить самую заметную царапину в его деревянном сердце. Вернее, не царапину, а такую панковскую граффитиобразную подпись с резкими штрихами, какими-то точками, даже с некоторым напылением цвета.
Однажды они пошли в небольшой тихий ресторан с демократичными ценами и свечками на столах. Говорили о кино, девочка приносила ему диски с хорошими фестивальными фильмами, Славка многие не понимал, но «Амели», например, ему очень понравился, он даже смотрел его несколько раз. Сделав заказ, Славка как обычно спросил, как у нее дела, а девочка, загадочно улыбнувшись, протянула ему коробочку. В коробочке оказались запонки. Говорят, что запонки — это круто (особенно Вадик так говорит), но Славка как-то не задумывался о них, предпочитая удобные регланы и майки. Так что первые запонки появились только сейчас. Но не в этом дело — девочка неожиданно сделала ему подарок.
— Красиво… а можно узнать, по какому поводу?
— С прошедшим… Валентиновым днем… — сказала она уж слишком грубо, зажигая сигарету, чтобы скрыть волнение.
— Здорово как… — он поставил открытую коробочку на стол, любуясь, — спасибо тебе огромное… но, наверное, не нужно было так тратиться…
Она лишь раздраженно хмыкнула и закатила глаза. — Жалко, вообще, что тебе так мало лет, мы бы поехали куда-нибудь… в Италию например, хотя нет, сейчас там не очень, лучше в горы, в Австрию там… ты… ты такая молодец…
В этот вечер он был совершенно сбит с толку, ведь оказалось, в этой подростковой головушке происходят какие-то удивительные сложные процессы, бушуют страсти, возможно, она даже влюблена в него, хотя, как все проблемные дети, понтуется, грубит иногда совершенно не в тему, а ведь в тех мыслишках такая путаница, бедная девочка…
Чуть позже позвонил Вадик и сообщил, что его дама действительно заболела, и, проведя сеанс восстановительной терапии, он освободился раньше задуманного, и, раз пятница, предлагает пойти куда-нибудь. Девочка от клуба категорически отказалась. Удивительно, что Славка с ходу понял всю ценность ее слов: «Да я сама с кем угодно могу под громкую музыку тусить, мне же важно просто рядом с тобой сидеть, общаться».
— Ты не против, если сейчас к нам приедет мой близкий друг? Мы с детства дружим…
— Один? — она настороженно поморщилась.
— Наверное, если не найдет кого-то по дороге…. — Ну ладно, просто я с вашими гламурными девицами себя не в своей тарелке чувствую.
Вадик приехал один — шумный, с горящими глазами, в распахнутом пальто, так что отлично виден лейбл с брендом, с щегольски повязанным ярким шарфиком. Еще в дверях успел приостановиться возле официантки, что-то ей нашептав.
Вечер прошел отлично, они много ели, мало пили, и Вадик был в ударе, истории сыпались градом, Славка смеялся так, что болели щеки. Потом-таки поехали в другой ресторан, более фешенебельный. Девочка разрумянилась, от улыбки ее лицо стало вдруг неожиданно простым и милым, каким-то крестьянским почти, будто и не было на ней черного до пола атласного платья с летящими рукавами и ошейника в мелких шипах.
Через несколько дней у Славы была встреча в том же бизнес-центре, где последний этаж арендовала Вадикова фирма, и на обед они пошли вместе.
— Слушай, а твоя Monique — это просто чудо какое-то… — сказал Вадик, улыбаясь из-за меню. — Моя кто?
Оказывается, девочка позвонила Вадику на следующий день после встречи в ресторане.
— Когда мы прощались у такси, я сунул ей в карман свою визитку, — чавкая, объяснил Вадик, — просто так… без всякой задней мысли…Визитка у Вадика была, к слову, такая же понтовая, как его машина, пальто, запонки и все остальное. Торговая марка известна каждому школьнику, а работал Вадик теперь уже региональным менеджером — Польша, Болгария, Украина.
Они ходили на кладбище. Байковое. Она позвонила большому начальнику в самый разгар рабочего совещания, чтобы пригласить на кладбище. Вадик, конечно, не мог отказаться. Он не успевал заехать за ней, поэтому встретились у его офиса, на Подоле. Она стояла в черном берете, с прямыми черными волосами до плеч и алыми, по-детски припухлыми губами, в черном пиджаке и короткой черной юбке, в плотных черных колготках и черных армейских ботинках, с красным клетчатым рюкзачком на одном плече. В руках она держала «Camera Obscura» Владимира Набокова.
Апрель — пожалуй, лучшее время для посещения старых кладбищ. Зелень еще толком не распустилась, так что надгробия хорошо видны, несложно пробираться по тропинкам, но в то же время лезут уже крошечные листочки, то тут, то там виднеется россыпь нежных белых и голубых цветочков, а воздух уже приятно тяжел весенней свежестью, прохлада, хоть и ощущается в тени, уже не такая колючая. И тишина, конечно, птицы поют. Как Вадик мог пропустить такое…