«Была бы это моя последняя проблема», – подумал Бес. Подумал – и удивился. Именно тому, что смог подумать.
Как бы там ни было, но секира есть секира, а удар ею по голове есть удар по голове. Сам Бес в свое время такой секирой разваливал противника пополам, а саму секиру при этом вгонял в землю до половины древка.
Бродяга же впечатления слабака не производил.
Вначале, после удара, для Беса исчезло все. Сколько именно продолжалось беспамятство, Бес не знал, но когда пришел в себя, понял, что не может пошевелить ни руками, ни ногами. Глаз тоже открыть не мог.
Такое могло случиться при повреждении позвоночника. Доводилось Бесу видеть и паралитиков, и слепцов. Но еще такое могло произойти, подумал Бес, если человеку крепко связывали руки и ноги, а на глаза надевали повязку.
Болела, правда, голова, но это, кроме всего прочего, указывало на то, что есть чему болеть. Была бы это его последняя проблема.
Бес осторожно напряг мышцы. Перед глазами появились золотистые точки. Бес попытался разорвать путы, и точки полыхнули пышными золотыми цветами. И боль попыталась расколоть череп изнутри.
Пришлось замереть и ждать, когда боль устанет ломиться сквозь виски.
«И главное – за что», – подумал Бес.
Он не сделал Бродяге ничего плохого. Не успел. Они так славно общались, так весело перековали пустынных разбойников, обсуждали подробности нелегкого труда Ловцов. И вдруг – секирой по башке.
«Ловкий парень этот Бродяга», – подумал Бес. Вот только не убил. Не подумал Бродяга, что Беса нужно или убивать, или вообще не затеваться по этому поводу. Бес – человек памятливый. И Бес при случае напомнит Бродяге, как размахивать секирой.
«Не успел», – снова подумал Бес. Да и когда он мог это сделать? Когда Бродяга скопытился после глотка сомы? Нельзя было, слишком опасно для бедняги. А потом… Некстати разбойнички появились, ой, некстати… Он ведь только собирался предложить укладываться спать.
Бес снова напряг мышцы. Не так много на свете веревок, способных долго удерживать его. До этого момента Бесу не доводилось с такими встречаться. Эта тоже не исключение. Неоткуда было Бродяге взять такую особую веревку. В Аду, что ли? Интересно, как он ее вынес незаметно для Беса, голый-то?
Нужно вот так напрячь мышцы… Если бы только не болела голова! Бесу начинало казаться, что, напрягаясь, он разрывает свой собственный череп, а не путы. Еще раз! Отвык, отвык он от боли. И где, интересно, Бродяга? Где эта сволочь?
– Не дергайся, – сказала эта сволочь где-то рядом.
– Да пошел ты! – выдохнул Бес и попытался разорвать веревки.
К ноге прикоснулось что-то прохладное и острое. Как бы не острие секиры, прикинул Бес и замер.
– Я мог бы тебя снова оглушить, – сказал Бродяга. – Но мне нужно с тобой поговорить.
– С горбатыми пойди вон пообщайся, – ответил Бес. – А когда они тебе все расскажут, придешь ко мне.
– Неправильный ответ, – ровным голосом сказал Бродяга. – У меня такое чувство, что ты немного неправильно оцениваешь ситуацию…
– Как хочу, так и…
– Нет. – Секира чуть сильнее нажала на ногу Бесу. – Теперь ты еще долго не сможешь вести себя как хочешь. Мне очень не хотелось бы тебя калечить, но пойми меня правильно – слишком много накопилось вопросов.
– А если мне наплевать? – спросил Бес.
– А если я тебе ногу отрублю? – в тон ему спросил Бродяга. – Вот по самое колено?
Бес почувствовал, как секира, давившая ему на ногу, вдруг исчезла, и воображение сразу же дорисовало картину – Бродяга замахивается, медленно, не торопясь. Поднимает секиру. Двойное лезвие бабочкой легко вспархивает над головой Бродяги, солнце огоньком вспыхивает на самом кончике лезвия… И – хрясь.
Бес дернулся.
– Спокойно, – сказал Бродяга. – Не нужно так пугаться.
Скрипнул рядом песок. Потом руки Бродяги содрали с глаз Беса повязку.
Солнце шло уже к закату. Вокруг все еще была пустыня. Где-то совсем рядом всхрапнул горбатый. Бес сначала скосил глаза влево, потом чуть повернул голову. И это было очень больно. Все мысли в его голове превратились в камешки и от малейшего ее движения начинали перекатываться, ударяясь друг о друга. «Этот грохот должен быть слышен и Бродяге», – подумал Бес.
Бродяга сидел, скрестив ноги, на песке недалеко от Беса, секира лежала справа от него.
– А если бы ты меня убил? – спросил Бес.
– Не убил бы.
– Да? С этими секирами бывает так, что и оглянуться не успеешь, как уже через макушку можно рассмотреть задницу.
– Во-первых, я бил плашмя, – напомнил Бродяга. – А во-вторых, ты столько выжрал амброзии, что убить тебя будет очень непросто.
– Это да, – согласился Бес, – это ты верно подметил.
Был в путаной жизни Беса момент, когда один особо одаренный враг умудрился-таки ткнуть его кинжалом в сердце. Бес смог после этого прикончить убегающего врага, вытащить из своего сердца клинок, а потом… Потом, правда, было очень больно. Очень. И зарастала рана долго, почти неделю. Обычные повреждения на теле Беса исчезают сразу.
– Я так понял, – сказал Бродяга, – что ты у нас вечную молодость уже имеешь?
– Что?
– Не притворяйся. – На лице Бродяги появилась улыбка. – Это как раз заметно. И если прибавить в этому твое вольное обращение с амброзией…
– Мне больше нравится называть ее сомой. – Бес снова хотел было напрячься, но посмотрел на секиру и вспомнил, как быстро может двигаться Бродяга.
– Называй ее хоть живой водой. – Улыбка на лице Бродяги прожила недолго и исчезла, утонула в морщинках у глаз. – Благодаря ей ты можешь быстро залечивать раны, не уставать, двигаться стремительно. – Еще что-то?
– Можно я сяду? – спросил Бес.
– Успеешь, – ответил Бродяга.
Он зачем-то посмотрел на небо, поморщился и тяжело вздохнул.
– Ты считаешь себя особенно умным? – спросил Бродяга. – Еще бы… Когда кто-то из богов предложил тебе на выбор бессмертие или вечную молодость, ты выбрал молодость. Ты после этого гордился собой еще долго. Так?
– Я и сейчас хорошо о себе думаю, – ответил Бес. – И дураком себя не считаю.
– Зачем дураком? Дураком не нужно. Знаешь… – Бродяга зачерпнул горсть песка и стал пересыпать мелкие белые песчинки из одной ладони в другую.
Песок струился легко, ветра не было, и струйка текла ровно, как вода.
– Знаешь, – повторил Бродяга, – все люди считают богов тупыми и ленивыми. Отчего-то.
– Ты все-таки обиделся, – сказал Бес.
– Нет, – покачал головой Бродяга. – Честно – нет. Я просто констатирую факт. Боги, правда, допускают ту же ошибку в отношении людей. Но у богов есть одно преимущество. У них есть время придумывать разные каверзы и годами их отшлифовывать. Первым, естественно, был придуман трюк с бессмертием. Несколько человек попалось, это вошло в легенды и мифы. Бессмертный стареет, стареет, стареет, но умереть не может. Даже разрубленный, он срастается, сожженный прорастает, повешенный может висеть в петле до тех пор, пока веревка не перегниет…
Бродяга взглянул в лицо Беса, и тот не успел убрать с лица гримасу отвращения.
– Встречался с такими? – спросил Бродяга. Бес прикрыл глаза.
Встречался… Бес столкнулся с таким бессмертным еще в детстве. Несчастный пришел в их дом проситься на ночлег. Отец разрешил.
Бессмертный всю ночь просидел возле очага, глядя на огонь и время от времени подбрасывая в него сухие ветки. Бес вместе с братьями и сестрами, не отрываясь, следил за жутким гостем всю ночь. Отблески огня скользили по иссушенной годами коже старика. Когда бессмертный клал в огонь новую хворостину, Бесу казалось, что сейчас огонь перекинется на сухую руку, легко взбежит по ней к деревянному лицу гостя, и никто не сможет погасить этот огонь…
– И люди перестали попадаться на эту удочку, – сказал Бродяга. – Стали просить вечную молодость. И это был правильный выбор. Вернее, самый правильный из двух возможных. Был еще третий, но обычно люди его не замечали. Или не хотели заметить.
– Это ты о чем? – спросил Бес.
– Это я о том, что самым правильным выбором для человека является вообще отказ от выбора. Оставить богу богово, а человеку – человеково.
– Это ты как бог говоришь?
– Это я как не-дурак говорю.
– Что же ты такого плохого увидел в вечной молодости? – Бесу действительно было интересно.
Он и сам неоднократно задумывался над тем, почему боги так легко, относительно легко, раздают вечную молодость.
– А что ты испытал, когда понял, что теперь можешь жить, не старея, вечно? – спросил Бродяга.
– Радость, – почти не соврал Бес.
Почти, потому что он тогда так устал, что даже не слишком обрадовался. Очень уж трудно было добиться этой сделки с богом Северного ветра. Пока шел обряд Посвящения, Бес пытался проникнуться важностью происходящего, а когда все свершилось, вместо радости испытал страх. А что делать дальше? Ради чего дальше…
– Я обрадовался, – сказал Бес.
– А выглядишь гораздо умнее, – коротко улыбнулся Бродяга. – Ты что, до сих пор не сообразил, что теперь можешь потерять куда больше, чем обычный человек?
Еще как сообразил. Когда Бес понял, что вечная молодость не означает неуязвимости, что случайность может убить его так же просто, как и простого смертного, то на несколько лет укрылся в западных лесах возле самого Истинного горизонта. А потом махнул на все рукой и решил жить… Как и сколько получится.
– Ты конкретно подсел на амброзию… прости, на сому, надеясь, что она поможет тебе если не стать бессмертным, то хотя бы не быть таким уязвимым. Ты буквально пропитан сомой. – Бродяга даже чуть покачал головой, словно осуждая Беса. – И ты продолжаешь ее пить все время…
– Это что, плохо? Я что, теперь похож на идиотов, неспособных прожить без жевания листьев с Дурь-дерева?
В голосе Беса прозвучала обида. И в первую очередь это была обида на самого себя. Он сам неоднократно задумывался над тем, выживет ли, если вдруг не сможет добывать сому в нужном количестве. И в последнюю авантюру он ввязался только потому, что надеялся получить… Бес быстро отогнал от себя это воспоминание. Не нужно искушать судьбу. Слишком легко ее спугнуть.