Корабли вошли в гавань, а их никто не увидел – все спят. Царь идет по улицам, а все спят. Он подходит ко дворцу, а охрана спит. Во дворце не спят только царица и верный ее Жеребец. Царица лежит на шкуре полосатой кошки и вдруг слышит тяжелые шаги за дверью, лязг металла. Царица пытается оттолкнуть Жеребца, но тот не слышит ничего… Шаги ближе… Ближе… Дверь распахивается. Запах. Лязг. Тяжелое дыхание заполняет спальню, Жеребец куда-то исчезает, но царица не может встать с ложа, она словно привязана… И сильные руки сжимают ее тело. Муж. Ненавистный, проклинаемый…
Царица закричала и ударила. И проснулась.
– Это я! – сказал Жеребец, держась за щеку. – Мы победили…
– Идиот, – крикнула царица. – Проклятый идиот. Подонок.
Жеребец потянулся к ней, надеясь, что удастся настроить царицу на нужный лад, но стало еще хуже. Вонь доспехов и снаряжения победителя. Царица вскочила с ложа и, зажимая рот, бросилась за занавеску.
– Все хорошо, – пробормотал Жеребец, бестолково топчась посреди спальни. – Боги построили в проломе стену. Городу больше ничто не угрожает.
Царица вытерла губы, прополоскала рот вином. Вышла из-за занавески. Ее мутило. От запаха и от страха. И от того, что царица поняла – больше так нельзя. Она поняла, что возвращение мужа – это смерть для нее. И поняла, что больше не сможет принимать Жеребца. Никогда. И что теперь у нее есть цель. У нее есть цель. Царица посмотрела на нож, лежащий в головах ее ложа. У нее есть цель.
Выгнав из спальни Жеребца, царица до самого утра просидела на ложе, глядя неподвижным взглядом на огонь светильника.
До самого утра в седлах сидели Бродяга и Бес.
До самого утра маялся возле новой стены Зануда, пытаясь понять, что для него если не лучше, то хотя бы безопасней. С одной стороны, можно было отправиться в город вместе с богатеньким пацаном и с выгодой принять участие в его планах увернуться от службы в войске. Пацан уже дважды подходил к нему с этим заманчивым предложением. Поговорить с женой того же Щуки, познакомить ее с Младшим, присоветовать, как и где лучше встречаться с обезумевшим от страсти наследником богатого купца… Это все сулило хороший навар. С другой стороны, было непонятно, прошла опасность или как. Морской бог не будет разыскивать того, кто вместе с пострадавшей тройкой селян рассуждал на недозволенные темы? Тут было о чем задуматься.
Царю Семивратья также раздумий хватило до рассвета. Он пил вино не разбавляя, но не пьянел. Хитрец почти не пил. Он сидел на табурете напротив Семивратца. И тихо говорил.
Нужно что-то делать, говорил Хитрец. Нужно, соглашался Семивратец. И выпивал новую чашу вина. Но что? Город им не взять. И осадой не задушить. Они стоят перед одной стеной, а за Проклятым городом тянутся сельские угодья. И пасутся стада. И осенние сады заполнены поспевшими фруктами. И только от горожан зависит – выходить на битву или нет. А они, словно ярмарочные дурачки, выходят к воротам и клянчат боя. Просят. Размахивают копьями и мечами. Пускают стрелы в защитников города, которые на эти стрелы плюют. Вот уже четыре года плюют. И выходят на битву только тогда, когда считают нужным.
– Нужно искать способ, – сказал Хитрец, наливая вино.
– Нужно, – снова согласился Семивратец, вино выпивая. – Нужно взять Проклятый город и уничтожить его. И – по домам…
– Нужно, – согласился Хитрец. – Только вы этого не хотите.
– Кто это вы? – возмутился Семивратец.
– Вы все, союзники, собравшиеся в этом лагере.
– Как это не хотим? Очень даже хотим.
– А зачем? – спросил Хитрец. – Зачем вам это нужно?
– Так это, – икнул Семивратец, – воля богов и…
– А богам это нужно?
– Ну… – Семивратец хотел было привычно кивнуть, мол, да, нужно это богам, они против Кровавых жертв, но промолчал. Боги могли все прекратить сразу, но вместо этого натравили людей… Втравили их в это бессмысленное дело.
– Ладно с богами, – махнул рукой Хитрец. – Вам-то победа зачем?
– Нам-то? – переспросил Семивратец. И пожал плечами. Хрен его теперь знает!
– Не нужна вам победа, – сказал Хитрец. – Вам ведь и так хорошо. Ты же сам сказал – война, вино, бабы. А после победы… Тебе придется заниматься хозяйством. Налоги, цены, болезни… Склоки внутри дворца… И каждому из вас придется этим заниматься. Не так?
– Налей, – сказал Семивратец. Выпил.
– Так, – сказал Семивратец. Действительно, Хитрец нашел правильные слова. Умница. Молодец, хоть и рыжий. И с заскоками. Семивратец потянулся через стол, чтобы похлопать Хитреца по щеке. Но не попал, опрокинул пустой кувшин. Хрясь – и осколки в стороны.
– Или даже если кому-то из вас понравится эта новая жизнь, вы разве не будете смотреть на каждого мужика в городе и мучиться мыслью, не с этим ли уродом коротала супружница долгие одинокие ночи, пока муж героически осаждал Проклятый город?
– Трахалась? – переспросил Семивратец.
– Именно, – сказал Хитрец, наливая вино из нового кувшина..
– Моя? – На лице Семивратца появилось недоверчиво-удивленное выражение. – Не… Моя…
Он сделал в воздухе замысловатое движение рукой, что должно было означать полную беспочвенность таких подозрений.
– А твоя что – хуже других? – спросил Хитрец.
– Моя – лучше, – стукнул кулаком по столу царь Семивратья.
Его жена не какая-то там потаскушка. Его жена…
– Значит, – усмехнулся Хитрец, – тебе повезло больше остальных. Всех остальных.
Нехорошо улыбнулся, с подковыркой.
– Ты это что, – прорычал Семивратец и потянулся к горлу Хитреца. – Ты это на что намекаешь?
– Я не намекаю, – сказал Хитрец. – Я знаю. Он действительно все знал, этот рыжий хитрец из Заскочья. Его люди путешествовали по городам союзников и собирали слухи и досужую болтовню. Сплетни тоже собирали. Даже, когда удавалось, перехватывали переписку между царицами. Хитрец все знал точно. И довольно точно воспроизвел по памяти список утешителей царицы Семивратья за четыре года.
– И Жеребец… – протянул потрясенный Семивратец.
– Сейчас – он. Но мне сказали, что это ненадолго. Еще пару месяцев.
– Сука, – без выражения сказал Семивратец.
– А чего ты от нее хотел? Верности? Четыре года молодая баба будет тебя ждать? – Хитрец покачал головой: – Не бывает.
– Это ты сука, – сказал Семивратец и посмотрел в глаза Хитрецу.
Посмотрел почти трезво. Зло посмотрел.
– Ты мне зачем это рассказал? – спросил Семивратец.
– А чтобы у тебя появился веский повод побыстрее вернуться домой.
– А я… – Семивратец хотел сказать, что вот сейчас все бросит и на корабле отплывет домой, но вовремя сообразил, что это ему не позволит никто – ни союзники, ни боги. – А я ее сюда вызову. И на кол посажу. Золоченый. Или объявлю ее…
– Семивратье ее приданое, – тихо сказал Хитрец. – Откажешься от города? Уйдешь пасти овец?
Семивратец замер. Это так. Так. И выходило, что в этом случае царем станет младший брат потаскухи, бездельник двадцати лет, слоняющийся по чужим городам в поисках приключений.
– А что делать? – растерянно спросил Семивратец.
– Вначале, – Хитрец снова налил вина, – вначале – взять город. Потом вернуться домой, тихо поздороваться с супругой – и что?.. Правильно, накапать ей в вечернее вино немного хитрого сока. Через недельку она отправиться поболтать с покойным папой, а ты… А ты останешься царем.
Умный царь Заскочья. Потрясающе умный. Все придумал. И как ласково все пьяному изложил. И даже не забыл соврать. Семивратец покачал головой, но вино выпил. В желудке булькнуло. Сегодня царь выпил много.
Если он просто казнит свою супругу за неверность сейчас, то сможет удержать Семивратье. Но может начаться внутриусобица. И придется все равно возвращаться домой. А его из лагеря не отпустят.
– Я могу найти способ извести ее прямо отсюда. Тем же соком, – медленно, с расстановкой произнес Семивратец. – И что тогда?
– Тогда ты лишишься причины вернуться домой, – ответил Хитрец. – Тебе незачем будет возвращаться домой. А месть – это хорошая причина.
– А у тебя какая причина возвращаться домой? – спросил царь Семивратья. – Ты не женат.
– Я не буду возвращаться домой, – ответил Хитрец.
– Врешь.
Хитрец молча пожал плечами.
«Врет, – подумал Семивратец, – но хоть так, хоть так – а делать что-то нужно. С этим городом что-то нужно делать».
– С этим городом что-то нужно делать, – сказала Самка.
Сказала она это самой себе, потому что никто из богов и богинь слушать ее больше не хотел. Достала. Вообще-то первоначально боги ее звали Шлюхой. Она особо и не возражала. Были на то основания. Боги и богини щедрой мерой вкусили уже от ее прелестей, и ничего, кроме усталого раздражения, Самка у них уже почти тысячу лет не вызывала. Только Мастер все еще почему-то продолжал оказывать ей знаки внимания, за что Самка ненавидела его больше других своих любовников. Знаки внимания, впрочем, принимая.
Цари, герои, простые смертные, даже, как сплетничали другие богини, демоны – тысячи их побывали в объятьях Самки, не столько страстных, сколько умелых. Когда Дева впервые назвала Шлюху Самкой, та обиделась, состоялась ссора и даже драка, оживившая на некоторое время довольно скучную атмосферу Островов. Но Дева, уступая, естественно, Самке в постельном опыте, имела куда больший опыт потасовок и даже сражений. И Самка смирилась. И даже стала откликаться на новое имя. И даже сама себя так называла. И потребовала, чтобы в Вечном городе ее именовали именно так. А не богиней Любви, как раньше.
Вечный город, как поначалу считала Самка, был ее главным сокровищем. Многие десятки тысяч людей ежедневно занимались любовью в этом городе, что являлось жертвоприношением Самке. Не считая обычных жертв – скота, фруктов, рыбы… В других частях мира ей тоже молились, но Вечный город был просто одним сплошным алтарем.
Началось все это много веков назад. Был город, который тогда, естественно, не назывался Вечным. И была шутка. Божественная шутка. Поначалу казавшаяся смешной.