Но бежать мои товарищи отказались.
Может, в этом они как раз правы. За такие деньги найдут где угодно. Да и не привыкли мы к нелегальной жизни.
Тогда я спросил, что в итоге будем делать.
— Ты просто пересядешь в другую машину, — объяснил Береславский. И начал бубнить какую-то глупость, что вдвоем защищаться проще, чем втроем. Вот же засранец, как с дитем разговаривал!
Никуда я не пересяду. Во-первых, это ничего не даст. Слишком большие деньги. Это как в анекдоте про киллера, который, получив бешеные бабки и узнав номер дома, пошел взрывать клиента, даже не спросив номера квартиры.
А во-вторых, мне пятьдесят один год, и я еще не разу не бросал друзей в беде. И начинать новую традицию в моем возрасте вряд ли стоит.
Есть еще в-третьих. Сильно опасаюсь, что моя профессиональная помощь тоже может скоро понадобиться.
— Так что делать будем? — теперь уже спросил Самурай.
— Давайте думать, — предложил Береславский.
И мы начали думать.
Попутно Ефим рассказал про свое утреннее пленение и подробно нарисовал схему дома на воде.
В общем, решили идти поэтапно.
Сначала Ефим звонил своим друзьям из разных органов. Здесь нам крупно не повезло. Кого-то — самого крутого — не было на месте, кто-то в отпуске. А один, выяснив, с кем мы имеем дело, перезвонил через двадцать минут и сказал, чтобы мы бежали в ФСБ, причем срочно.
На это ушел один час. Результат — ноль.
Потом он позвонил хорошему местному другу, но — штатскому. Попросил максимум информации про Гнедышева. Тот обещал все раздобыть, что сможет.
Да, забыл сказать. Ни одного звонка он не сделал со своего мобильного или гостиничного номера. Звонил по моему и самурайскому. Может, он и в самом деле шпионские курсы кончал? У меня б, например, даже мысль такая не возникла.
— Есть еще предложения? — спросил Береславский.
— А что значит — еще? — спросил я. — Разве какие-то были?
— Да. Бежать в ФСБ.
— А потом всю жизнь отмываться от героина.
— У тебя есть другие предложения?
У меня не было других предложений.
Зато у Самурая были.
Он предложил убить Гнедышева и похитить недобитого хозяина нашей «Нивы». Всего ничего.
— А зачем тебе хозяин «Нивы»? — поинтересовался я. Просто из любопытства.
— Мне нужны деньги, — честно ответил Самурай. — А у него они, наверное, есть. Вон Ефиму влегкую десятку дали.
— Позавидовал, да? — Береславский еще и шутить пытался.
— Он ведь продал героин Гнедышеву? — гнул свое Самурай.
— Не знаю, — ответил ему Ефим. — Может, и продал. А как ты хочешь убить Гнедышева?
Тот в ответ показал Береславскому пистолет. Не разбираюсь в марках, но абсолютно точно — настоящий.
Ефим взял его в руки и ловко с ним поманипулировал. И это знает наш ученый? Чудны дела твои, господи. Потом с явным сожалением отдал оружие другу. Кстати, нисколько этому не удивившись.
— Нет, это не вариант, — сказал профессор. — Такой штукой их не пробить. Нужно придумать что-то другое.
Я просто очумевал. Сидят два штатских полудурка — пусть даже и с пистолетом — и на полном серьезе обсуждают, как им лучше убить одного профессионального преступного «авторитета» и захватить другого.
Правда, потом от захвата отказались. А вот от ликвидации Гнедышева — нет.
— Ребят, может, вам льда к башке приложить? — дал я им профессиональный совет.
— Видишь ли, Док, — спокойно ответил Береславский, — либо мы сделаем это, либо они сделают нас. И срок — сутки. Двадцать четыре часа. А может, меньше.
Нет, я не мог это слушать. Меня не покидало ощущение, что я присутствую на сюрреалистическом спектакле, где смысл вовсе не интересен ни участникам, ни зрителям. Но моих подельников — теперь их правильно так называть — это ни в малой мере не смущало.
Они долго изучали схему расположения дома.
— Из винтовки я бы достал, — сказал Самурай. — Это я только из пистолета не умею.
— Есть винтовка, — обрадовался Береславский. — «Эсвэдэшка». У часовых на пристани.
А ведь он как-то намеками мне рассказывал, что однажды уже решал похожие проблемы с помощью винтовки[2]. Я ему тогда не поверил.
А сейчас уже и не знаю.
Черт! У меня голова кругом идет. Я же простой штатский доктор. Градусник, можно сказать.
Но Самурай план отверг.
— Тогда надо будет мочить и ту четверку, на КПП.
О господи, сил моих нет это слушать. Я пошел к мини-бару и почти выглотал бутылку пива.
Вернулся к разговору Береславского с его новосибирским друганом. Он говорил минут десять, не меньше. Только как-то тихо и печально. И односложно. Не как обычно.
— Ну и что сказал друг? — спросил я.
— Предложил нас спрятать. У него в деревне. Сто километров отсюда. И ружья есть, охотничьи. В лесу это серьезно.
— Вот это уже дело! — Мне показалось, что свет в конце туннеля появился. Если, скажем, слить информацию в ФСБ, а самим залечь в лесах, то, глядишь, через месяц, может, и без нас разберутся.
— Не выйдет. — Это уже Самурай. — Нам вряд ли дадут уехать. А что он еще говорил про Гнедышева?
— Плохо говорил, — вздохнул Ефим. — Широко известен в узких кругах. Множественные связи в силовых и властных структурах. Педантичен до ритуализации. И очень дерзок. И еще — он все время торчит на своей даче. К нему туда на поклон разные личности ездят. А он их на троне принимает. Все дни, кроме среды.
— А что по средам?
— По средам не принимает. По средам он там один, не считая охраны. Я ж говорю — ритуал.
— Значит, если его взорвать в среду, совесть нас мучить не будет, — подвел итог Самурай.
Он хоть и идиот, но оптимист.
— Ладно, — подвел промежуточный итог Береславский. — С винтовкой вариант рассматриваем?
— Нет. — Самурай отрицательно покачал головой. — Четыре непричастных трупа — это много.
— А если взрывать — меньше будет?
— Если в среду — то меньше, ты ж сам сказал. А среда завтра. Не зря же такое совпадение. Шаман говорит, таких совпадений без ведома, — он показал наверх, — не бывает.
Господи, мой друг и его странный приятель — точно психи. Шаман их консультирует, надо же…
— Значит, будем взрывать, — подвел черту Ефим.
— А где возьмешь тротил? — спросил я. Просто так, для поддержания разговора.
— Надеюсь, это будет не тротил, — ну очень понятно объяснил он. — Если получится.
— А если не получится?
— Тогда — тротил. Или еще что-нибудь: аммонит, аммонал, ксилил, мелинит, гексоген, диацетат — этой хрени наделать недолго. Тебе достаточно, Док?
— Достаточно. А реторты свои будешь прямо в номере устанавливать? — Я и не сомневался, что этот человек способен на многое.
— Лабораторию найдем, — задумчиво ответил Береславский, уже, похоже, погруженный в тонкости технологических процессов. — У меня тетки знакомые в здешнем универе. Пронитровать толуол я уж как-нибудь сумею. Отожмем бляшки, высушим и спрессуем. Но это, конечно, морока долгая. И опасная. Особенно с самодельными взрывателями. Проще с диацетатом повозиться. Он взорвется от огня, без детонатора.
— Никогда не думал, что сделать взрывчатку так просто, — усомнился я.
— Гораздо проще, чем тебе кажется, — неуместно хохотнул мой неадекватный друг. — Вот это у тебя что? — спросил он, цепко ухватив меня за «фирменную» сине-желтую футболку.
— Футболка. — А что я мог еще ответить?
— Из чего? — продолжил он допрос.
— Откуда я знаю? Из хлопка.
— Ну вот, — удовлетворенно заявил он. — Ты почти что во взрывпакете.
— Не понял. — Уж слишком витиеват ход мысли нашего профессора.
— Пронитруй хлопок — получишь пироксилин, — исчерпывающе ответил он.
Я сделал вид, что все понял, а он снова занялся телефонными переговорами.
Сначала — московскому другу-отставнику, большому спецу, как он объяснил.
Потом, по наводке, его сослуживцу из Новосибирска.
Потом — водителю первого экипажа, Василию, здоровому детине угрожающего вида, но, как в песне поется, доброму внутри. Звонил опять по самурайскому сотовому и попросил что-то дикое: забрать записку из пустой пивной бутылки, которую сейчас Док выкинет в урну перед входом. И посмотреть, не идет ли кто за Доком. А потом, если нетрудно, выполнить то, о чем он попросит в записке. А если трудно — можно не выполнять.
— Ты там не перегрелся? — забасил из трубки Вася. — Я сейчас к вам зайду.
— Ни в коем случае, — спокойно сказал Береславский. — Через десять минут Док выбросит бутылку. Сделай, пожалуйста, как я сказал. Или не делай никак. — И дал отбой.
Представляю, в каком бешенстве сейчас наш первый экипаж.
Он накропал записку, довольно длинную. Я допил бутылку, он завернул записку в полиэтиленовый пакетик и засунул в пустую тару.
— Попутного ветра, Док! — Это уже мне.
Маразм, конечно, но я пошел и все сделал, как мне сказали.
Звонок раздался через пять минут после моего возвращения, по самурайскому телефону. Звонил наш Василий. Его встревоженный голос был хорошо слышен:
— За ним шел мужик. Еще за вами смотрят двое. Что у вас там творится? Убрать этих козлов?
— Вась, ради бога, ничего не предпринимай. Ты все испортишь. Если сделаешь, что в записке, огромное спасибо. Откажешься — тоже не обижусь. А к утру надо будет действительно отвлечь этих. А может, раньше. Но только по команде.
— Ладно. Ты старше, тебе виднее, — пробурчал Василий. — Сейчас поеду.
— А куда мне заложить бомбу? — спросил Самурай.
— Тебе — никуда, — ответил Ефим. — Там весь периметр под лучами. А быть она должна под его троном, где же еще. Вовка говорит, он там всю среду с удочкой просидит. Хоть в солнце, хоть в дождь. Он же шизик, они часто по ритуалам живут.
— А кто такой Вовка? — поинтересовался я.
— Я ж с ним только что при тебе разговаривал, — сразу начал злиться Береславский. Нет, лучше его сейчас не трогать. Все равно скоро все станет ясно.