кочит. Этого и добивался Береславский, чтобы убрать соблазны.
Ефим нагнулся и одной рукой расстегнул сумищу.
— Помочь? — заботливо спросил Скрепер, не в силах забыть о том, что держала вторая профессорская рука.
— Спасибо, не надо, — вежливо ответил Береславский.
Он неловко высвободил концы здоровенного полиэтиленового пакета, запрятанного в сумку. Сразу было видно, что пакет был доверху заполнен пачками, похожими на банкнотные.
Ефим достал три верхние и кинул на стол.
— Там сто тридцать три пачки, — сказал он. — Я лично пересчитывал. Без этих трех — сто тридцать.
Это было правдой, и «партнеры» в это поверили.
— Три пачки — мои, — напомнил он чеченцу. — Ты обещал.
Тот молча кивнул.
— Из твоей половины, — хрипло сказал Скрепов, завороженный кучей денег.
Тот кивнул снова.
— Ну, можно сваливать? — спросил Ефим, внимательно разглядывая «партнеров». — Или обсудим — как?
Скрепер открыл рот, чтобы ответить, но язык его явно не слушался. Он попытался пошевелить руками — и это не удавалось.
С Али произошло то же самое.
Оба были в полном сознании, но мышечные группы стремительно продолжали отключаться, и через считаные секунды они даже сидеть самостоятельно — не опертые на спинки стульев — не могли. Да что сидеть — у грозных бойцов головы заваливались — мышцы шеи тоже постепенно отключались.
Ефим убрал три пачки в карман и снова нажал кнопку вызова официанта.
Самурай зашел, закрыл за собой дверь, надел пластиковые перчатки и принялся методично обыскивать обездвиженных бандитов.
— Дышать-то они не перестанут? — опасливо спросил Ефим.
— Это ж просто вроде наркоза, — объяснил Самурай действие шамановой травы, не переставая выворачивать карманы бандитов. — Причем местного. Они нас слышат.
— У чечена еще колечко такое металлическое, с хвостиками, должно быть, — подсказал Береславский. — Найди в кармане, пожалуйста.
— Ладно, — ответил Самурай, весь поглощенный своим занятием.
Он забрал у врагов документы, записные книжки, сотовые телефоны — все бумажки до последнего клочка.
Оставил лишь заряженные стволы, да у Али была еще одна граната — гораздо более современная, наступательная «РГН».
— Новую-то не дал, жмот, — укоризненно сказал ему Ефим. Тот лишь глянул в ответ.
Если б взгляд убивал так же, как «стечкин», Береславский был бы покойник. Но, к счастью для профессора, убивать взглядом моджахеды еще не научились.
— Пошли? — спросил его закончивший изыскания Самурай.
— А колечко с хвостиками? — вопросом ответил профессор.
— Не нашел. У него карманы с дыркой. Зачем оно тебе сдалось?
— Я бы обратно в гранату вставил, — объяснил Ефим, показывая другу «РГД-5».
— О господи, — выдохнул Самурай, не посвященный в эту тонкость профессорского замысла. — Только не выпусти.
— Не боись, — успокоил его Ефим. — Черт с ней, с чекой. Ее все равно обратно вставлять замучишься — в три маленькие дырки надо попасть. Поехали за город, где-нибудь сбросим.
— Пока, пацаны, — поднимаясь, сказал Ефим и легонько потрепал Скрепера по щеке. Тот чуть не помер от ярости.
Пошутить так с Али Ефим не рискнул. Даже в таком беспомощном состоянии горец внушал ему самые серьезные опасения.
Проще говоря, профессор его по-прежнему боялся, самого себя-то не обманешь.
«Плевать, кто кого боится, — щедро выписал себе индульгенцию Береславский. — Главное — кто кого сделал». Вот в этом хвастливый профессор был прав. Они с Самураем сделали этих парней. Вчистую.
Глава 38Владивосток, 12 августа, ночьИз дневника Самурая (запись седьмая)
Честно говоря, гранатой он даже меня удивил. Хотя, с другой стороны, не исключено, что она оказалась для бандитов главным аргументом.
На выходе из ресторана я расплатился с настоящим официантом — и не тремя сотнями, а тысячей — так велел обычно не суперщедрый предводитель.
За это парень должен был вызвать РУБОП и рассказать милиционерам всю правду. Только добавить лет десять мне, убавить двадцать моему шефу и напрочь забыть о моем происхождении. И о том, конечно, что я успел поработать у них официантом.
Звонок в РУБОП предполагался через полчаса после того, как мы с Береславским уедем.
За дедово средство я не боялся: сказал — на сутки, значит, на сутки.
Повезло же сегодня ментам — два бандюка, со стволами, гранатами и кучей фальшивых баксов. И к тому же тихие, как спящие дети.
Это ж сколько звездочек на погоны им высыплется?
Потом рванули за город, к морю.
Отпустили машину, вышли к обрыву. Внизу никого не было, как и со всех прочих сторон.
Только океан шумел.
Я все же не поленился, спустился проверить отсутствие чужих душ. Чтоб ненароком не взять грех на свою.
Нет, нога человека там давненько не ступала.
— Ну, можно уже? — взмолился истомленный профессор, когда я забрался обратно наверх.
— Валяй, — разрешил я.
Он подошел к самому краю и даже не кинул, а сбросил вниз свою железку.
Я засек время — четыре секунды. Потом грохнуло, но не так чтобы сильно — открытый воздух плюс лес да шум прибоя приглушили звук.
Но мы все равно сначала затаились, а потом постарались быстро отойти подальше.
Пока шли, я вслух размышлял о наших и своих собственных делах. Наши — шли блестяще: похоже, от бандитов мы отвязались надолго. Надеюсь, даже навсегда.
От официальных структур тоже ничего ужасного не ждем. Найти нас практически невозможно. Следы пальцев, если и обнаружатся, ничего не дадут: нас нет ни в каких криминальных картотеках.
Единственная проблема — я ни на йоту не приблизился к тому, за чем поехал в Сибирь и далее к Тихому океану.
Да, мы заработали кучу денег: Ефим последовательно «ошкуривал» всех бандитов, а теперь честно предложил разделить «нажитое непосильным трудом». Но, деленные на троих, эти деньги, оставаясь по-прежнему огромными, ни на шаг не приблизили меня к главной цели. Ведь московский приятель Береславского нижнюю планку указал точно: полтора американских лимона.
Которых как не было, так и нет.
Все это я высказал предводителю. Без упреков — в чем тут его упрекнешь? А просто пожаловался на судьбу.
На что Береславский посоветовал не суетиться, пока он не исследует извлеченное из бандитских карманов.
Собственно, поэтому я сейчас и пишу, примостив тетрадь на колени: письменный стол занял профессор. Разложил там все свои сокровища и обнюхивает их.
Дописываю через три часа.
Ефим, буквально когда я кончал предыдущую фразу, вдруг обернулся и сказал:
— А я, похоже, нашел.
— Что? — не понял я.
— Может, миллион, а может, и все два.
— А может, ничего? — уязвил я профессора. Ну где он там мог найти миллион?
— А может, ничего, — на удивление спокойно согласился тот.
И замолчал.
Верная тактика: сам же и напросился.
— Ладно, Ефим, давай про свой миллион.
Дважды его упрашивать не пришлось.
— Смотри, — начал вещать он. — Скрепер отнял у чеченца кучу бабла. Я так понял — плату за тот героин, из-за которого весь сыр-бор.
— А ты откуда знаешь?
— Кое-что чечен рассказал. Помнишь, в кафе мы с ним общались? Ты там еще со Смагиной задержался.
Вот же неделикатный человек! Еще бы я не запомнил эту «задержку». Всю жизнь буду помнить и радоваться…
Но толстокожий профессор даже не заметил моего смущения.
— Кое о чем я сам догадался. Я же умный, — продолжил он самовосхваление.
— Еще какой умный, — подтвердил я. Грубая лесть в общении с этим человеком никогда не бывала лишней. — А граната откуда?
— Оттуда же. Абрек подарил.
Да, Ефим Аркадьевич. Не первый день знакомы, но каждый раз он меня удивляет.
Но сейчас мне больше всего хотелось услышать про миллион.
— Так что про миллион? — так и спросил я.
— Если Скрепер украл деньги моджахедов, то у него оставалось совсем мало времени, чтобы их куда-то пристроить. Точнее, совсем не оставалось. И сдается мне, он и не собирался возвращаться в Москву.
— А значит… — у меня появилась надежда. Маленькая, но это лучше, чем никакой.
— А значит, — подтвердил Береславский, — что деньги могут быть где-то рядом. Я сначала думал, придется к нему в номер лезть. Но все может оказаться гораздо проще. — И он протянул мне бумажку, которая при ближайшем рассмотрении оказалась квитанцией из багажного отделения Владивостокского желдорвокзала. — Он, кстати, круглосуточно работает, — сказал Ефим.
— А как нам его багаж отдадут? — спросил я. Среди захваченных документов даже паспорта Скрепова не оказалось. Да и был бы — Береславский с ним точно не брат-близнец. Не говоря уже про меня.
— Поехали. — Профессор уже топал к выходу. — На месте решим.
В такси по дороге к вокзалу я мысленно проиграл с десяток способов изъятия бандитского чемодана. И все отверг — ни один не давал никаких гарантий.
Ефим же на переднем сиденье сидел молча и, как мне показалось, с удовольствием разглядывал ночной город.
Что ж, его можно понять. Он с победой завершил дело да еще денег заработал. Для него поход завершен суперуспешно.
Для меня же, если мы не изымем чемодан (либо если в нем окажутся вовсе не деньги, а, например, тот же наркотик), сегодняшний вечер будет просто прожит впустую.
На вокзале было пусто. За десять минут наблюдения лишь один товарищ подошел за вещами. Старик гардеробщик — лет семидесяти, не меньше — чуть не с лупой сверял его багажную квитанцию с паспортом.
— Что делать будем? — спросил я.
— Ждать, — спокойно ответил он. Мне даже стыдно стало: в этом нашем диалоге мы по идее должны были поменяться текстом.
И ведь дождались!
Непонятно откуда набежала толпа китайцев, человек двадцать. С автобуса, наверное. С баулами и чемоданами.
Ефим быстро встал и подошел к молодому менту, от профессионального взора которого мы с ним еще минуту назад старались уйти.