— Командир «Ромео»! Ваша группа сегодня дежурит, не забыл?
— Никак нет! Пока сюда шли, я всех распределил, кто пойдет со мной за дровами, кто будет готовить ужин!
После первой порции приключений румянец Бориски уже не казался таким домашним, да и, немного загорев, улыбался он теперь гораздо уверенней.
— О'кей! Все остальные — ко мне, принимай палатки!
Круглую старинную крепость строили в свои времена еще шведы.
Темные кирпичные стены кое-где рухнули от усердия авиации союзников, что-то разрушил советский человек, добывая после войны дефицитные стройматериалы. Но все равно, крепость, даже такая, не грозная, не защитная, зияющая многочисленными проломами в стенах, и с лопухами на верхушках равелинов, была удивительно красива.
За годы безразличия со стороны людей прибрежная стихия засыпала геометрически ровный, диаметром около пятидесяти метров, внутренний крепостной дворик слоем мелкого ветрового песка, не справляясь с которым редкая трава с кустиками пыльных подорожников жалась тонкой полоской вдоль гранитных оснований.
Через сквозные бойницы низких стен вдалеке виднелась широкая вода залива.
— Эй, Бадди! Господин Бадди! Николас, принеси-ка ко мне господина Бадди. Хорошо, поставь его вот здесь.
Плотно основавшись в кузове микроавтобуса, капитан Глеб подавал всем по очереди пожитки, необходимые для обустройства лагеря.
— Дорогой Бадди! Я могу, конечно, еще раз повторить свой приказ, если вы его не слышали — сейчас мы все вместе ставим палатки! Ставим палатки, а не фотографируем, как это делают другие! Или вы предпочитаете спать в стороне ото всех, на привязи, как боевая лошадь?
Улыбаясь, Бадди не захотел быть как лошадь и тут же вцепился в тюк со спальными принадлежностями, под грузом которого неуверенно качался поблизости ирландский снайпер Дьюар.
Пока «Виски» и «Джин» с хохотом и неприличными словами воздвигали первые две палатки, команда Бориски натаскала из ближнего сосняка много хорошего сухостоя. Следующим заходом Бориска провел своих гренадеров по берегу, и они вернулись с тремя значительными бревнами, которые в полукилометре от крепостных стен выкинули на песок волны недавнего шторма.
При разделке дров пришла пора показать себя во всей красе оружейнику Хулио. Даже Бориска приоткрыл рот, когда юркий итальянец начал на собственном примере объяснять всем, как надо правильно пилить деревянные предметы десантным тросиком.
Тяжкий труд быстро превратился в игру и стал чертовски привлекательным.
Бадди опять схватился за фотоаппарат, подлезая для лучшего ракурса под оружейника со всех сторон. С ровно напиленными сосновыми чурбачками перефотографировались все желающие, потом тихий швед набросил себе на шею зазубренный тросик, сделал при этом страшные глаза и попросил Стивена снять его конвульсии на его же, шведа, личную видеокамеру.
Дрова были готовы, бидоны с водой стояли в кузове «технички», там же капитан Глеб припрятал до поры один желтый пластмассовый ящик с «образцами» рыбы, отобранной у браконьеров.
Вытерев руки, он спрыгнул на землю.
В тени около машины сидел на песке Тиади.
— Ну что, помощник? Все идет как обычно? Или у меня что-то не получается?
Бельгиец улыбнулся, как будто и не было недавней обиды.
— Классно! Ты молодец, многие тобой довольны, хвалят. И говоришь правильно, и стреляешь здорово, как настоящий гангстер!
— Спасибо за доброе слово! Предупреди всех, что еду будем готовить попозже, сейчас должны приехать морские пехотинцы, пусть наши протирают глаза и фотоаппараты. Ты же знаешь — эти ребята на показательных всегда работают на совесть. Должно быть интересно.
И действительно, когда через четверть часа в северные крепостные ворота с ревом и пылью ворвался грузовик и из него на ходу посыпались ловкие, сноровистые люди в мешковатых камуфлированных комбинезонах, все иностранцы, даже те, кто уже успел устало прикемарить на смятых брезентах, вскочили на ноги.
Морпехи были великолепны.
Группу способных ребят организовали в дивизии лет десять назад, когда возникла необходимость публично демонстрировать поразительные физические возможности военного человека, о котором в полной мере заботится родное государство.
Призывы менялись, срочники приходили и уходили, со временем все больше в шоу-группе оставалось молодых контрактников. Командование затыкало ими дырки в любых своих показных мероприятиях, при наездах высокого начальства, на гарнизонных праздниках, при сдаче жилых домов для военных, приеме различных делегаций, награждениях и повышениях. Часто их просили освятить своим присутствием и различные гражданские события: День города, День жилищно-коммунального хозяйства, День торговли, просто чей-то уважаемый день рождения…
Они привыкли показывать свое экзотическое умение, отработали за годы хорошую программу, простым сильным людям нравилось выполнять интересную физическую работу, да и деньги ни для кого из них никогда не были лишними.
Грузовик на одной басистой ноте носился по кругу, из него очень опасно, наклоненными спинами к земле падали сильные стройные фигуры, но тут же, под восхищенные крики зрителей, самым чудесным образом они выпрямлялись, едва коснувшись ногами песка и, пробежав несколько шагов, организовывались в единую камуфлированную колонну.
В отдельные кучи быстро выгрузили кирпичи и ровные куски широких, гладких досок.
Зрителей, собравшихся на представление, поприветствовал в мегафон картавый военный майор.
Привычными словами он быстренько обрисовал задачи сил быстрого реагирования в российской армии, расписал славный боевой путь их дивизии и подтвердил готовность его подчиненных и самого себя принять непосредственное участие, разумеется, если поступит соответствующий приказ, в самых тяжких и опасных операциях. Как на рубежах Родины, так и за их пределами. Все было гладко и мужественно, правда, один раз он все-таки запнулся, когда Глеб Никитин взмахом руки привлек его внимание.
— Чего тебе еще?
— Помедленней, центурион, я перевожу. Твоя речь достойна понимания.
Мешковато одетые, но от этого не менее ловкие морские пехотинцы разделились на пары и начали нападать друг на друга сначала с ножами, потом с автоматами. Каждый из двоих был силен и увертлив, но всегда находился одни наиболее проворный. Он-то и выхватывал у своего противника штык-нож, выбивал из рук автомат или, на худой конец, просто демонстративно избивал нападавшего с помощью точных и коварных приемов.
Потом на песчаный ринг вышел свежий дуэт.
Парень в капюшоне и в перчатках взял в руки специальный обрубок толстой доски. Другой, худощавей, немного разбежался, подпрыгнул и грохнул ногой по светлой деревянной поверхности. Доска правильно раскололась.
— О-ох!
Немцы всегда восхищались одновременно.
Военные парни расколотили еще одну доску, потом еще.
Морпех, тот, что покрупней, скинул свой капюшон и страшно сверкнул на зрителей возбужденными очами. Следующие две доски он самостоятельно и очень успешно расколол о свою голову, правда, защищенную форменным беретом. Но этого было явно мало и, когда его напарник сбегал к машине за бутылками, военнослужащий окончательно обнажил свой мощный, затейливо бритый затылок.
— Вау!
Лица иностранных подданных не различались — они все приникли к фото- и видеоаппаратуре.
Встав только на одно колено, словно в чем-то клянясь, морпех звонко грохнул по своей башке одной бутылкой, потом сразу же, не успели еще первые сверкающие осколки стекла разлететься по сторонам, и другой. По уху его начала робко стекать тонкая, несерьезная капелька крови. Он подпрыгнул, страшно заревел и замахал громадными руками.
— А-а-а!
Никто и не заметил за этим замечательным зрелищем, как к напарнику бутылочного монстра подошел О'Салливан, держа в руке точно такой же кусок доски.
Видно было, что военный паренек ничего не понял, растерянно оглядываясь на своего командира, но Глеб предупредил его, заглушив все окружающие крики.
— Пусть он попробует! Подержи доску!
Майор кивнул, иронически улыбаясь.
Итальянец разбежался похоже, но как-то ловчее, прыгнул пружинистей, да и доска хрустнула под его пяткой неожиданно кратко и сочно.
Теперь уже вместе со всеми одобрительно заорали и профессионалы.
Предложенную к уничтожению о собственную голову бутылку О'Салливан отверг.
Двое парнишек помельче быстро приготовили постаменты для раскалывания твердых предметов. И опять на сцене появилась новая пара.
«Специализация, однако…»
Сначала усатый красавец-морпех расколол ребром ладони большую глиняную черепицу, потом еще две, вместе уложенные, потом уже три. Утомившись, он ловко отскочил в сторонку, уступив рабочее место сменщику с кирпичами. Кирпичи были красивые, новенькие, на загляденье! Ярко-красные, шуршащие в куче и высыпающие из себя сухую пыль при перемещении.
Сменщик быстро, в ритме пулеметной очереди переколотил рукой десяток красных изделий, улыбнулся всем и также артистично скакнул в общую группу, дожидаясь заслуженных аплодисментов.
Аплодисменты были, да еще какие!
Воодушевленный заграничным вниманием, к людям-зрителям опять вышел монстр.
В куче оставалось не очень много целых кирпичей, и он был этим явно недоволен.
Кровинки на его хрустальном сосуде уже были смазаны зеленкой, так что готовность к следующему номеру была отменная.
Он поднял кирпич двумя руками над головой, помедлил, чихнув от просыпавшейся оранжевой пыли и, с ревом и выдохом, хрястнул себя кирпичом по голове.
О'Салливан поморщился. Николас задумчиво посмотрел на упавшие в песок кирпичные половинки.
Еще раз раздался нехороший хруст и еще два обломка упали к ногам беспощадного воина.
Криво усмехаясь, он протянул руку к последнему из привезенных кирпичей.
— Бери вот этот.
Добрый голландский человек Николас подал суровому бойцу темно-красный большой кирпич, который он как-то незаметно для окружающих притащил из развалин южной крепостной стены.