Затихли и те, кто первыми обернулись к игрокам.
Они успели рассмотреть, ЧТО выпало на песок из рюкзака, и поэтому так странно переглядывались.
Капитан Глеб шагнул к костру.
Никто, кроме него, даже и не пытался поднимать ЭТО.
Опустившись на колени, Глеб не спеша, обмахивая их от песка и терпеливо считая, собрал в ладонь рассыпанные патроны. Двадцать четыре новеньких автоматных патрона калибра 5,45 миллиметра.
— И здесь у него еще есть.
Услужливо обшарив уже расстегнутые боковые карманы Борискиного рюкзака, Тиади Грейпсювер подал Глебу два таких же патрона.
Все молчали. Молчал и растерянно улыбался Глебу Бориска.
— Нет, что вы… Что ты, Глеб?! Я их не брал, не брал, честное слово!
— Не вибрируй.
«Опять милый обиженный Костик… Откуда он здесь? Откуда у него автоматные патроны и почему он решил воспользоваться таким серьезным оружием, чтобы пугать меня там, в лесном завале? Как он узнал, что на стрельбище у нас пропали боеприпасы, как смог подбросить их в рюкзак к Бориске? Это же ведь он мальчишку хочет опоганить в моих глазах, поссорить меня с ним! Явный перебор!
…И все-таки, откуда мой юный помощник поимел информацию, что именно я поведу этот маршрут? Кто направил его ко мне тогда, в комнатку Дома быта?»
— Это не он! Он не мог украсть эти пули!
К недоверчивым, хмурым однополчанам по очереди стал бросаться с пламенными призывами возбужденный Хиггинс.
— Посмотрите на нашего маленького командира! Он же переживает! Не мог он так плохо поступить!
Бельгиец брезгливо отбросил руку Хиггинса со своего плеча.
Обведя тяжелым пристальным взглядом личный состав, капитан Глеб очень неожиданно и хорошо улыбнулся, опять поочередно озарив каждого своим веселым, синим взглядом.
— Чего вы так перепугались? Это подарок. Всего лишь подарок. Офицер дал мне эти патроны, чтобы я заказал сделать из них памятные сувениры. Вам же подарки домой нужны? Нужны! Вот я и положил их в его рюкзак, — Глеб потрепал Бориску по кудрям. — В моем-то багаже места уже нет, потому что там всякого богатства сверх меры положено. А он и не знал, что я ему такой груз добавил. Не знал ведь, помощничек, а?
— Не.
Голос ошеломленного Бориски был трагичен.
— Чечако…
Глеб взялся за куртку, широко накидывая ее себе на плечи.
— Все, закончили разговоры! Шлюпки на воду! Пора домой.
Растерянный, униженный несправедливо отобранным шлюпочным триумфом и, совсем не доверяя в этот момент своему английскому языку, Бориска автоматически переспросил стоящего рядом с ним Хиггинса.
— А что это такое — «чечако»? Глеб сильно обиделся и меня так нехорошо назвал?
Все еще взволнованный вопиющей человеческой несправедливостью Хиггинс одышливо хрюкнул и пожал плечами.
— Нет, по-моему, это что-то героическое, из Джека Лондона…
На обратном пути от острова Глеб Никитин назначил вместо себя рулевым «Джин» вошедшего во вкус Макгуайера, а сам пересел в шлюпку к Бориске. Никаких гоночных подвигов уже никому совершать не требовалось, и все устало молчали, изредка поглядывая по сторонам на знакомый залив.
Глеб тоже не тревожил расспросами Бориску.
Вечерело.
Покраснели облака над горизонтом, утих и сменился на западный ветер.
Бориска старательно не смотрел на Глеба и, если и командовал очередной парусный маневр, то делал это не лихо и грозно, а так, смущенно… по необходимости.
Потом они опять молчали.
Домашний берег приближался.
Капитан Глеб незаметно улыбнулся в поднятый ворот куртки. Парня необходимо было встряхнуть.
— Сколько сейчас времени?
Бориска растерялся от неожиданного вопроса.
— Я… это… У меня часы там… в рюкзаке. Чтобы не замочить. Я положил их в кармашек. Это неправильно?
— Неправильно то, что ты не умеешь определять время без часов.
— А как это?
Мальчишеское любопытство начало осторожно выглядывать из-под грубого панциря обиды.
— Как, как…
Чтобы помощник не подумал, что он подлизывается, Глеб продолжал ворчливо.
— Когда у нас соревнования в крепости?
— По плану в семнадцать ноль ноль.
— Успеваем?
— Не знаю…
— Ниняю!
Глеб смешно передразнил его, и Бориска впервые за последние сорок минут улыбнулся.
— Учись.
Поводив из-под приставленной ладони пристальным, «капитанским» взором по горизонту, Глеб Никитин озабоченно приложил указательный палец к деревянному дубовому планширю борта, что-то пошептал про себя, еще раз, для верности взглянул на солнце, на тень от пальца на борту и уверенно обрадовал собеседника.
— Успеваем! Сейчас шестнадцать часов пятнадцать минут. Движемся по графику.
— Не-е, наверно, еще и четырех-то нет! Как ты мог без часов-то время определить?! Колдовал чего-то…
Бориска был готов поклясться, что за все время нахождения в его шлюпке капитан Глеб ни разу не смотрел на свои часы.
— Старая штурманская болезнь.
Не отрываясь от румпеля, Бориска нагнулся вперед и без спроса завернул рукав ближнего к нему Хиггинса. Нахмурил выгоревшие брови, пошевелил губами.
— А на сколько датское время от нашего отличается?
Смеясь, Глеб ответил. Бориска еще немного что-то повычислял в своем уме и расплылся в широченной улыбке.
— Ух, почти точно угадал! Сейчас восемнадцать минут пятого! Как это ты, Глеб?!
— Штурмана, даже старенькие, даже которые на пенсии, время не угадывают, а определяют. Компренде?
— А меня научишь?!
— Ка-нечно!
Мир был спасен. Нехитрым способом и не самым злым обманом радость и хорошее настроение были возвращены в истерзанную младенческую душу.
На крепостной дороге Глеб нарочно сделал так, чтобы они с Бориской ненамного отстали от общей компании.
— Пояснить можешь, почему Хиггинс так яростно бросился тебя защищать на острове? Приставал он к тебе?
— Чего?
— Ну, в губы целоваться не предлагал по-дружески?
— Нет, что ты, Глеб! Он же просто так! Джон хороший! А знаешь, какой он парикмахер, настоящий мастер! Мы с ним разговаривали на эту тему, я про папу моего ему рассказал, про его работу, и где я учусь, вот Джон и обрадовался. Конфеты мне оставлял, когда мы все вместе завтракали. Вот и все…
— Мастер, говоришь…
Легко улыбнувшись, Глеб Никитин сильно, по-дружески, хлопнул мальчишку по спине.
— Конфеты — это хорошо. Но если этот куафер не в ту сторону руки распустит, то я ему все ноги враз выдергаю. Обещаю. Так и переведи мое пожелание своему коллеге. О'кей?
— Загляну и в милицию.
— Они еще ничего не знают? Ты им не звонил?
Нервничая, Ян кусал губы.
Истинная причина сильного волнения Усманцева-младшего пока еще оставалась загадкой для Глеба. Спрашивать об этом парня было преждевременно, а бессмысленно гадать он просто не хотел.
— Погоняй их как следует по полосе препятствий. Спать будут крепче — тебе же меньше забот.
— А ты, вообще, куда еще, кроме милиции-то… К своему Робинзону? Проверить, как там у них дела?
— Почти. К Пятнице.
Заведенная «техничка» стояла у крепостных ворот.
— Глеб!
Тот, кто его окликнул, вышел незаметно из-за кузова машины. И, судя по всему, специально ждал окончания их разговора с Яном.
— Сейчас уже вечер. Ты же уезжаешь по личным причинам? Я тоже хочу.
Тиади издевался, но был бледен.
— Мне тоже нужно очень.
Бельгиец был жалок в своих напрасных разговорах. Глеб в очередной раз внимательно посмотрел на него.
— Я просил тебя помогать мне… Ты помнишь еще об этом?
— Но ведь Ян уже здесь и очень хорошо командует!
На той же терпеливой ноте капитан Глеб продолжал.
— Повторяю еще раз. Когда я уезжаю из лагеря — ты остаешься здесь. Без обсуждений. Наш Ян еще не пришел в себя после смерти отца. А Бориска — мальчишка.
— Но мне нечего здесь сейчас делать! Я заплатил деньги не за тюрьму! Я хочу делать то, что мне нравится!
Тиади отшатнулся от протянутой к нему руки.
— Я хочу…
— Все, я сказал!
Глеб рявкнул в лицо бельгийца негромко, но ничуть не скрывая своего значительного бешенства.
И снова увидел истерику.
Мгновенно вспотев, Тиади громко задышал, задрожал поднятыми к подбородку руками и скрюченными пальцами.
— Это нечестно! Неправильно! Я знаю — ты едешь к своей женщине! Ты сегодня будешь с женщиной, а мне нельзя?! Ты, ты…
Глеб пристально посмотрел на мелкие пузырьки пены в уголках красных губ.
— Приятель, ты подозрительно точно осведомлен о моих стратегических планах.
И, шагнув в сторону от Тиади, обернулся на того уже с усмешкой.
— Все гораздо проще, чем ты себе тут напридумывал. Наша команда «Джин» проиграла, а у меня сегодня совсем нет настроения мыть общую посуду. Поэтому и уезжаю.
Тишина. Тихое ожидание чего-то…
Свет большого низкого абажура отодвинул в дальнюю темноту пустые ненужные концы стола. Тикали смешные железные часы на стене, щелкали редко и глухо короткие березовые полешки в камине.
— Ты сюда по делам или как?
Подперев щеку рукой, Инга уютно устроилась напротив Глеба и с внимательной улыбкой рассматривала шрамы на его лице.
— Ешь, ешь, не торопись!..
Они были одни.
— Боюсь скатерть твою накрахмаленную одеждами испачкать, робею. После недели этих военных игрушек я сейчас безобразно чумазый. Только что от костра, ополоснулся вот напоследок немного в заливе.
— Давай, я постираю…
— Ну, что вы, миледи!
Инга как-то случайно поправила среди тарелок на столе аккуратную соломенную корзиночку с хлебом и, дрожа губами, снова улыбнулась Глебу.
— И это ты тоже помнишь.
Что за чудесные изобретения — нож и вилка!
Конечно, с голодухи можно и макароны алюминиевой ложкой на природе наворачивать с удовольствием, но иные чувства вызывает в странствующем мужчине такая тяжелая и блестящая бытовая сталь… Да еще если кто-то заботливый вдруг поставит рядом мягкое ароматное масло и свежий упругий хлеб.