— А тогда, у книжного магазина?! Ты был такой худой и веселый! Помнишь?
— Как же такое забыть… Те три недели я питался только томатным соком и ливерной колбасой. Было туго.
— Тебе нечего было есть? А почему ты мне ничего не сказал?!
— Той весной у тебя своих проблем, думаю, было предостаточно, кроме голодного меня. Ты ведь именно тогда увольнялась из налоговой?
— Да. А ты откуда это знаешь?
«…И помнишь», — хотел было добавить Глеб, но промолчал.
Закрыв ладони на лице роскошными светлыми волосами, Инга уже звонко смеялась.
— Сколько же раз я тебе говорила — заходи вечерком, не пожалеешь.
Глеб снова взял ее руки в свои.
«Боже, как же он устал?! И как не изменились за эти годы его глаза…»
— Вот я и пришел. И не пожалею.
Задрожав руками, Инга побледнела, куснула губу.
— Я сейчас. Закончу дела. Ты пока побудь здесь. Не уходи никуда сегодня. Прошу тебя…
В дверях она обернулась, сияя внезапным румянцем. Обернулась. Голос женщины был уже мягким и глубоким.
— Надеюсь, ты заметил, что железяку эту паровозную, в саду, ну, ту трубу, что тебя всегда бесила, я выбросила. Она действительно весь вид здесь портила…
С усмешкой Глеб Никитин показал ей пальцем на дверь.
В ответ Инга тихо и загадочно засмеялась.
Так бы и стоять ему у окна, в ожидании слушая тишину залива и шелест посторонней быстрой жизни со стороны близкой дороги, но закатное солнце неминуемо напомнило и о другом.
Из рюкзака Глеб достал ноутбук, по-хозяйски уверенно расположил его на красивой скатерти круглого обеденного стола, подключил, без особых хлопот обнаружив на стене за занавеской ближнюю розетку.
«Ну, молодец, малыш!»
Вся сегодняшняя информация по проекту «Робинзон» была уже выложена в сети и правильно отредактирована.
Знакомое мягкое кресло для работы было непривычно низковато и поэтому, наудачу пошарив рукой в комнатных сумерках, Глеб пододвинул к себе обычный стул и удобно устроился на нем у компьютера.
«Так, двинули они сегодня шлюпку значительно… Сашка опять не брился… облака над водой какие-то нехорошие с запада, завтра у них там будет дождь — надо предупредить».
Два письма в электронной почте.
Сашка, как у них всегда и получалось в трудные минуты, пытался в своем послании шутить, но в каждом небрежно-забавном мальчишеском слове — тревога.
«Милый мой пацан!»
Ализе написала на английском. О том, что ждет возвращения его, Глеба, как можно скорей.
Луна, светлая серебряная луна. Из-под дальнего берегового откоса только что подала рассветный голос первая птица. Упало в саду яблоко. Никого…
Мысли уже не были похожи на толстый и беспорядочный шелест книжных страниц, который беспокоил его с самого начала их вечернего разговора.
Сейчас хотелось просто медленно поднимать ресницы и улыбаться.
Перевернувшись и положив подбородок на кулаки, Глеб молча смотрел на Ингу.
В слабом ночном свете она стояла у распахнутого окна, не оборачиваясь к нему и тоже не произнося ни слова. Сквозь густые прозрачные волосы дробились уже разбитые дальними яблоневыми ветками лучики лунного света.
Он тихо тронул рукой ее обнаженную спину.
— Ты чего?
Заблестев ласковыми глазами и сложив руки у шеи, Инга повернула голову.
— Где крылья, которые я любил…
— Чего ты, крылья у меня еще не выросли!
Инга засмеялась громче.
— Их уже нет, глупая…
— Пододвинься.
Одной рукой она приподняла к груди край простыни и села на кровать совсем рядом с ним.
— Лучше ты посмотри на меня, как всегда глядел. Дай хоть тебя запомнить. Ну, ну же, не опускай голову, не прячься! Почему сегодня не хочешь на меня глядеть, а?!
— На то оно и утро, чтобы люди не смотрели в глаза друг другу.
— Тебе было сегодня плохо?
— Говорю же — глупая…
Не глядя на Ингу и не поднимаясь от подушки, Глеб протянул вперед раскрытые ладони…
Проснувшихся в саду птиц стало уже много, а машины шумели по близкому шоссе все еще не очень назойливо.
— И сейчас ты опять исчезнешь…
В ответ Глеб смеялся одними глазами.
— Но я же возвращаюсь!
— Не очень часто… И не навсегда.
С привычным уютом присев на низком диванчике перед стенным зеркалом, Инга принялась внимательно расчесываться большим гребнем.
— Одиноко тебе, Глеб Никитин, будет. Может и сила в тебе такая есть, что с людьми ты так можешь. А нужно ли? Что молчишь?
Она ловко перехватила роскошные волосы красной лентой и покосилась в сторону кровати.
— Неужели никто и никогда не увидит, как ты плачешь?
— Последний раз… — Инга вздрогнула, услышав в ответ совсем не мягкий, не утренний, а глубокий и жесткий, давно уже очень знакомый, голос. — Последний раз мне было горько до слез в юности, таким же ранним утром, под далекими Чебоксарами.
Капитан Глеб затянул на поясе ремень и набросил на загорелые плечи почти высохшую на ночном ветерке выстиранную рубашку.
— Польешь?
Обняв и теплый розовый халат, и дрожащие ладони, он коротко поцеловал Ингу в висок.
— Как тогда, в городе, в твоем саду, помнишь?!
Они хохотали и после того, как Инга вылила на него два полных ведерка, зачерпнув воду прямо из реки, с береговых мостков, и когда вместе, дурачась, они принялись жарить яичницу.
Глеб рубил крупно лук на столе, а Инга управлялась с большой чугунной сковородой, ловко пристраивая ее на дровяной уличной плите под навесом.
— Сколько раз, когда казалось, что я ухватил в жизни синюю птицу за хвост, она оборачивалась ко мне с милым таким оскалом…
Не вытирая рук, Глеб подбросил в огонь несколько коротких березовых поленьев.
— Была пора — я рвался в первый ряд — и это все от недопониманья!
Со счастливой улыбкой Инга изумилась.
Ей уже приходилось наблюдать яростный характер Глеба в общении с другими мужиками и нежный… да уж, конечно, правильно — нежный, когда он беседовал с женщинами, но никогда раньше она не слышала, чтобы он пробовал что-то напевать!
Она откинула запястьем волосы со лба.
— Током ты еще тогда бился. Когда прикасался ко мне… Помнишь?
— Я помню все. И рад за тебя.
Глеб спрятал испачканные руки за спину и, потянувшись, поцеловал мягкий завиток на шее Инги.
— Пойми меня и ты. Уверен, что мне будет очень хорошо у твоего абажура, но стану ли я на этом берегу окончательно и бесповоротно счастливым? Конечно, ходики и чайник со свистком — это приятно и славно, но…
Якоря всегда были символами мертвой, тихой воды и поэтому они мне противны. Ты хочешь, чтобы я стал скучным и нудным, как сегодняшний старичок Веллер? Помнишь, тогда мы все вместе зачитывались его книгами, а сейчас он беспомощно тараторит в телевизоре что-то умное, безусловно, правильное, но, не имея никаких шансов быть услышанным, а уж тем более правильно понятым…
Капитан Глеб выпил воды из алюминиевой кружки, вытерся рукавом.
Когда он подмигнул, глаза Инги опять наполнились слабыми слезами.
— Не грусти. Всю жизнь я мечтал делать что-нибудь ясное и простое. И никогда, понимаешь, никогда никому не лгать! Давай, я порежу хлеб, а? У тебя дощечка какая-нибудь резательная есть?
Пуговицами на его рубашке она, не торопясь, занялась сама.
Закончив, заботливо погладила его по плечам, по груди, немного отстранилась и снова оглядела результат своих трудов. Забавно наморщилась.
— Нет, тебе лучше так…
Инга решительно расстегнула две верхние пуговицы и коротко взглянула на него снизу вверх.
— Вот теперь это похоже на тебя!
Глубоким поклоном Глеб Никитин согласился с таким очаровательным женским мнением.
— Ладно, садись за стол — опоздаешь ведь!
Тяжелая сковорода все еще сохраняла жирный блеск на поверхности изобильной, горяченной яичницы.
— Молоко будешь? Утреннее, соседка только что на крыльце оставила. А у вас там, в походе, готовит кто специально или сами что придумываете?..
Потребовались мгновения, чтобы она опять стала примерной хозяйкой.
Опустив взгляд, капитан Глеб улыбнулся.
— Мы же люди лесные, на подножном корму да на трофеях пока все держимся.
Привычно ловко двигаясь вокруг стола, Инга раскраснелась. Светлые локоны выбивались из-под косынки, крошечные капельки выступили на лбу и на переносице.
Осторожно и совсем невзначай Глеб спросил.
— А иностранцы в здешних окрестностях появляются? Ну, разумеется, кроме моих авантюристов?
— Да, бывают, заглядывают разные типы. В последнее время их из города часто привозят наши мужики, на рыбалку, поохотиться.
— Ваши мужики?
Инга смутилась.
— Ну, нет, просто русские, городские, деловые всякие…
И тут же, внимательно оглядев стол, спросила чересчур заботливо.
— Посолено как, нормально? Может, кетчупа еще дать?
Не совсем прожевав горячий кусок, Глеб отрицательно повертел головой.
— К девчонкам поселковым эти приезжие начинают свататься, когда немного отдохнут от своих фрау на нашей-то природе.
— Есть тут у нас продавщица одна, Екатерина. Молодая еще, но такая несчастная в личной жизни — ты просто себе не представляешь!
Наворачивая ароматную яичницу, Глеб молча согласился с Ингой, с очевидным удивлением приподняв брови.
— Какой-то толстый, араб вроде, замуж ее в прошлом году звал, увивался. Охмурил девку, в город все возил, в ресторан, в посольство свое, какие-то официальные бумаги вроде как они там с ним заполняли, да вот как-то он в это лето больше к ней и не показывается…
— А Светлана, медсестра поселковая, скоро уедет со своим отсюда. Ее-то дружок, иностранный, зовет все ее к себе, зачастил к нам сюда с приездами, с родителями своими обещает уже Светку познакомить.
Ровно сложив около своей тарелки салфетку, капитан Глеб лениво шевельнул в широкой стеклянной вазе на столе оставшиеся с вечера холодные ягоды, кинул в рот самую крупную крыжовину, хрустнул. Прикрыл глаза от удовольствия.