Так что он ухватился за поручень и по ступенькам забрался внутрь.
Воздух вновь наполнился свистом, и безумный мотор возобновил движение с ужасающими сопроводительными звуками. Видимо, тащить за собой вереницу вагонов локомотиву было едва по силам.
Ступеньки втянулись, словно намекая на то, что о пути назад можно забыть. Поезд ехал в неизвестном направлении, и фавн вместе с ним.
— Разумеется, я не на твоём месте, — невидимкой прошептала она в его ухо. — У Менции, наверное, получилось бы разобраться с этой ситуацией, но у меня — вряд ли.
— Что ты имеешь в виду?
Но она уже испарилась. Он снова оказался предоставлен самому себе.
Что дальше? Леспок углубился в вагон, шагая между обитыми плюшем сиденьями. На каждом восседала неподвижная человеческая фигура. Они были похожи на статуи, тем более, что никогда не моргали. Это заставляло его нервничать.
Он продвигался по ковровой дорожке, пока не нашёл свободное место. Вагон дрожал по мере того, как локомотив набирал скорость, и равновесие удерживать становилось всё труднее. Пришлось сесть.
Рядом раздался звук. Какая-то молодая женщина сморкалась в свой носовой платочек.
Леспок имел довольно смутное представление о том, как надо разговаривать с человеческими женщинами, потому что его опыт общения с ними был весьма скудным. Его сандаловое дерево росло в той части леса, куда люди забредали редко. Но молча сидеть рядом с кем-то, кто совершенно очевидно нуждался в утешении, было ещё хуже. Других свободных мест он не видел, поэтому решил разобраться с проблемами своей соседки.
— Привет, — сказал он, обращаясь к ней. — Я фавн, и меня зовут Леспок. Я могу чем-то тебе помочь?
Она повернула в его сторону голову и уставилась на него покрасневшими, опухшими от слёз глазами.
— Фу-у-у! — воскликнула она.
— Фу-у-у? — слегка оторопел он.
— Сатир! Как будто у меня и без того неприятностей мало!
— О. Но я не сатир, — твёрдо сказал Леспок. — Я фавн. Мы связаны с ними кровными узами, но менее агрессивны. Мы гоняемся только за нимфами, которые сами жаждут игры в догонялки.
Её взгляд прояснился, а шмыганье носом почти прекратилось.
— Ты не преследуешь невинных девиц?
— Уж точно нет.
— Ну, тогда ладно. Я человек, и меня зовут Точка. Мой талант заключается в том, чтобы создавать крапинки на стене.
— Извини.
— Извини?
— Мне жаль, что ты не обладаешь достойным магическим талантом. Конечно, у меня таланта нет совсем, так как я только частично человек. — Присущие лишь фавнам особенности он вообще за таланты не считал.
— У меня достойный талант.
— Но ты сказала…
— Я покажу тебе, — она сосредоточилась на спинке переднего сиденья.
На нём появилась картинка из крапинок.
Леспок уставился на неё.
— Но это не просто крапинки, а картинка!
— Да, и она состоит из множества крапинок. Точек. Все они разных оттенков и насыщенности. Так что, собранные вместе, они выглядят, как картинки.
Он наклонился над картинкой и увидел, что девушка права. Рисунок состоял из множества крошечных точек, расположенных так близко друг к другу, что в тот момент, когда он моргнул, они снова слились в картинку.
— Но это отличный талант. Я думал, что ты используешь выражение «пятна-на-стенке» в смысле «бесполезный талант».
— Нет, он приличный. Но пользы от него всё равно никакой.
— Почему?
— Потому что я застряла тут, позади сводящего с ума локомотива.
— Сводящего с ума?
— Именно это он с тобой и проделывает. Разве ты не видел других людей в этом вагоне?
— Они похожи на големов.
— Это потому что они поехавшие. Надежды нет; их дух сломлен. Но я только недавно сюда села, поэтому безумна лишь отчасти, и ещё не утратила надежды выбраться. Вот почему я плачу, — её глаза снова затуманились слезами.
— Я не понимаю.
— К тому моменту, когда поймёшь, будет уже слишком поздно. Эффект проявляется постепенно. Тебе становится хуже с каждым кругом вокруг замка. Ты только что сел, и пока ещё в здравом уме. И, полагаю, близость к тебе немного помогает и мне. Но это временно, пока от количества кругов наши крыши не съедут окончательно.
Леспок начал понемногу въезжать.
— Чем дольше мы тут сидим, тем более поехавшими становимся? Из-за локомотива?
— Да. Я уже довольно далеко уехала, пока не вошёл ты. Но это ненадолго.
— Тогда нам следует поскорее сойти с поезда, пока он не добрался до наших мозгов.
— Это невозможно. Почему, ты думаешь, я плакала?
— Не знал, но надеялся помочь. А почему невозможно слезть?
— Потому что больше он не остановится. И не откроются ни окна, ни двери, а даже если их удастся открыть, посмотри, как быстро мы едем.
Он выглянул в окно и увидел стену замка, несущуюся мимо с поразительной скоростью. Выглянул в противоположное окно: вода мчалась назад таким же стремительным потоком.
— Но для меня он затормозил.
— Он тормозит, только чтобы впустить кого-то, а не выпустить.
— Почему ты не спрыгнула, когда он остановился впустить меня?
— Я не могла. Меня удерживал ремень безопасности.
— Какой ремень? — Леспок ничего подобного на ней не заметил.
— Автоматический ремень безопасности. Он пристёгивает тебя, только когда поезд останавливается.
— То есть, если сюда проникнет кто-то ещё, ремень защёлкнется и на мне?
— Да. Он опоясывает всех, чтобы никто не пострадал.
— Но это безумие!
— Именно.
— Значит, нам надо сначала встать, а потом уже подождать, пока он затормозит.
— Это я тоже пробовала. Вагон заперт, и выхода из него нет. Психовоз не остановится, пока все не будут пристёгнуты.
Зажглась лампочка.
— Испытание! Оно заключается в том, чтобы заставить поезд остановиться.
— Полагаю, ты прав, — согласилась Точка. — Но я понятия не имею, как.
— И если я не соображу быстро, как это сделать, то моя крыша тоже поедет, и я превращусь в такого же голема, как и все остальные.
— Точно.
Леспок обдумал это. Он уже начинал чувствовать себя нестабильно, а локомотив сделал всего пару кругов. Но должен быть способ сойти с поезда. Его просто требовалось найти. Быстро.
Вот так, экспромтом, мозг ничего выдать не мог. Ограниченный пейзаж неустанно мелькал мимо. Даже если получится открыть дверь или окно, прыгать из поезда на полном ходу рискованно. Следовало остановить поезд таким образом, чтобы его не сцапали ремни безопасности. Это действительно казалось невозможным.
И всё же выход обязан найтись. Так записано в большой книге правил Ксанфа… или волшебника, или чьей бы то ни было. По крайней мере, Леспок на это надеялся. Так что же он проглядел?
Пересечь ров поначалу тоже казалось невозможным, однако он додумался использовать психолога, чтобы изменить положение вещей. Жаль, тот не перешёл мост и не проник в вагон вместе с фавном. Сморчок мог бы уменьшать локомотив до тех пор, пока у того не иссякли бы силы тащить вагоны.
Над головой снова загорелась было лампочка, но Леспоку удалось прикрыть её, чтобы не заметила спутница. Она ведь явно тоже оказалась тут не случайно. Она была ключом к решению задачи. Не товарищем по несчастью, а частью испытания.
Но её талант заключался в создании еле заметных точек на поверхности чего-либо. Замечательных точек… вот только каким образом они могли затормозить поезд? Хотя…
— Точка, а как насчёт картинки снаружи поезда?
— Ну, если поверхность будет достаточно близко…
— Ты можешь нарисовать дверь на замковой стене?
— Полагаю, да. Но стена замка движется. Мою картинку размоет от скорости поезда.
— Нет, движемся мы, а стена неподвижна.
— О. Наверное, ты прав.
Она сфокусировалась на стене, и через мгновение картинка сформировалась. Дверь. Она продолжала пребывать в покое напротив их окна, с какой бы скоростью они ни ехали.
— Отлично, — похвалил её Леспок. — А теперь можешь изменить рисунок так, чтобы дверь открылась?
Дверца медленно отворилась; за ней виднелся чудесный сад.
— А теперь можешь нарисовать то же самое на нашем окне и открыть стеклянную дверь?
Точки быстро образовали дверь, и она распахнулась.
— Теперь всё, что нам остаётся сделать, это пройти сквозь эти две двери, и мы окажемся за пределами и поезда, и замковой стены, — с удовлетворением в голосе сказал он.
— Это не сработает, — грустно отозвалась Точка.
Однако он всё равно попытал счастья. Перегнувшись через неё, дотянулся до стекла и… ударился о него костяшками пальцев.
— Ой…
Он вернул руку на место.
— Стекло всё ещё там, — объяснила Точка. — И кирпичная стена тоже. И мы по-прежнему движемся. Я только создаю точки, а не оживляю их. Выглядит красиво, но реальность не меняет.
Картинки исчезли.
Леспок вздохнул. Двери были иллюзией; стекло и кирпичи — реальностью. Ему следовало догадаться об этом раньше. Сама идея отдавала безумием.
Безумие. Ну, да. Конечно.
Он откинулся назад и стал думать дальше. Не хотелось вновь увидеть сумасшедшую лампочку над головой. Ему требовалась идея, которая сработает. Получится ли у него до того, как локомотив увезёт его крышу с рожками навсегда?
Он всё ещё считал Точку и её талант причастными к прохождению испытания. Как мог её талант остановить поезд? Не иллюзорно, а по-настоящему.
Он почувствовал острую необходимость в информации. Такой, как свод инструкций под названием «Как остановить поезд», например. Но, конечно, это была ещё одна чокнутая мысль, потому что из простых картинок книгу не сделаешь.
Или нет? Возможно, идея заслуживала внимания.
— Точка, насколько детализированными могут быть твои картинки?
— До мельчайших подробностей, — с гордостью сказала она. — Я могу рисовать такие мелкие точки, что их не способен будет различить даже человеческий глаз.
— Тогда давай нарисуем особенную картинку. Руководство. На обложке должно быть написано: «Инструкции по управлению локомотивом». Можешь это устроить?