тимо отвечает:
— А если вены вскрыть решит? Как мы об этом должны догадаться?
— И давно догадываетесь? — хмурится генерал, но под его тяжелым взглядом майор отвечает с непрошибаемым спокойствием:
— Сразу как вселилась. Не волнуйтесь, Ваше Превосходство, видеозаписи дальше пульта не уходят. Да и нечего там у девицы разглядывать.
Зато краснею я и радуюсь, что под маской не заметно. Может, Мемори и наплевать, а мне неприятно. Границ личной жизни для таких, как Рэм, не существует, и дело не в профессии.
— Выключай, — коротко распоряжается Наилий, а в дверь стучат.
Рэм гасит ячейку и открывает замок с пульта. В комнате появляется капитан Прим. Спокойнее и радостнее Флавий за это время не стал. Обменявшись приветствиями, замирает на время, взволнованно рассматривая изображение из собственной квартиры.
— Где она?
— Моется в ванной, — чеканит Рэм, разворачиваясь на стуле. — Я же просил убрать с кухни все ножи, чем она сегодня утром яблоко чистила?
— Виноват, майор Рэм, — опускает взгляд Флавий. — Но зачем с ней совсем как… с больной? Она вполне адекватна. Временами.
Говорит капитан тихо и смотрит в пол, будто лично виноват в поведении подопечной. Чувство долга всегда казалось мне неуправляемым зверем, терзающим добычу до последнего вздоха, но есть еще что-то в лихорадочном блеске глаз Флавия. В том, как он поджимает губы и оглядывается на телевизионную панель, где в гостиную из ванны выходит Мемори. Плотнее запахивает полотенце и ложится на диван, задрав на спинку стройные ноги в капельках воды. Пропускаю через себя облако привязок и нахожу зеленую нить. Тонкую, как паутина. Слишком слабая симпатия, чтобы Флавий или Мемори ее почувствовали, но покоя уже не дает. А рядом фиолетовая привязка покровительства гораздо толще и серьезнее. Смещаюсь дальше и нахожу потускневшую красную привязку к сестре. Все же добился ее мужчина своего и прекратил контакты с братом. Может быть, потребность Флавия о ком-то заботиться нашла новый объект? Тогда не совершаю ли я ошибку, возвращая Мемори в клинику? Жаль превращать капитана в няньку для неразумной единички в кризисе, но вдруг он сам не против?
— Капитан Прим, а последняя вспышка у нее когда была? — задаю вопрос, но вместо Флавия отвечает майор Рэм.
— Утром уже после отъезда Прима на работу. Разбила пятнадцать тарелок, семь стаканов, металась по кухне и вопила что-то нечленораздельное. Потом села на пол и, как ни в чем не бывало, ела яблоки. Я себя тут, как в зоологическом саду, чувствую, наблюдая за жизнью диких животных.
— Майор Рэм, — дергается Флавий, — мы говорим о живой цзы’дарийке!
— Разумеется, — хрипло шелестит в ответ лысый стервятник и прищуривается, — место которой не в квартире, а среди ей подобных в комнате с мягкими стенами.
Закончив фразу, оборачивается ко мне, и тут уже генерал не выдерживает:
— Отставить разговоры! Рэм, ты подготовил файлы с записью выхода Тиберия к мудрецам?
— Да, Ваше Превосходство.
Пока безопасник ищет файлы, склонившись над пультом, я слежу за тем, как медленно угасает гнев Флавия. Он смотрит на ячейку с кухней, где от разгрома не осталось и следа. Может, Мемори сама навела порядок, а может, Рэм кого-то отправил собрать осколки и заодно забрать нож. Мудрец похожа на капризного ребенка, буянящего назло и чтобы привлечь внимание. Я так думала, пока не узнала про утреннюю вспышку. Зрителей не было рядом, зачем? Ответ, к сожалению, всего один — кризис настоящий и очень глубокий. Актерство и демонстративность Мемори его маскируют, но он есть, а значит, она сейчас на самом деле опасна для себя и окружающих. Жаль. И тем сильнее жаль, чем больше переживает Флавий.
Рэм выводит изображение на панель, добавляет громкость, а я втягиваю голову в плечи. Смотреть стыдно со стороны, как неуклюже входит Тиберий в кабинет. Как мнется на пороге и, скукожившись, кивает.
Хотела походить на мужчину, а получилась перепуганная девица. Получилась я, вместо рядового цзы’дарийской армии. Рэм останавливает запись и комментирует:
— Ваше Превосходство, обратите внимание: осанки нет, шаг свободный, как у гражданских, взгляд опускает перед мудрецами, а старшему по званию смотрит в глаза.
— Вижу, давай дальше, — кивает генерал.
Они внимательно и подробно смотрят запись, а я узнаю о себе много нового и не всегда приятного. Будто раздевают и разглядывают под микроскопом, подмечая все нескладности и несуразности. Не спорю, полезно увидеть себя со стороны, но я вспотеть успеваю, пока стараюсь не реагировать.
— Совсем плохо, да? — решаюсь спросить, когда Избиратель на записи уводит меня из кабинета. — И что делать теперь?
— Почему плохо? — удивляется генерал. — Все в легенду. Тиберий — неучтенный нилот, в училище никогда не был. Поэтому нет ни осанки, ни почтения перед капитаном. Напротив, ты так попала в образ, что мне теперь будет тяжело повторить.
Наилий сосредоточенно сутулится, опускает плечи и переносит вес тела на правую ногу. Теперь он ниже и почти вровень со мной. Так легко пропадает проблема разницы в росте, что я восхищенно выдыхаю.
— Маску отдай, — просит полководец, — и рассказывай, в чем убеждать Мемори.
Тяжело собрать разрозненные мысли в готовую рекомендацию, но я стараюсь. Рассказываю о поиске смысла жизни для Мемори, пока Наилий вставляет в ухо беспроводной наушник, глотает таблетку, меняющую голос и забирает черную вязаную маску. Флавий шокировано следит за ним, еще до конца не веря, что мудреца Медиума будет изображать генерал.
— Мемори нужно вернуть в психиатрическую клинику, — наконец говорю я, — без насилия и препаратов. Будет хорошо, если она пойдет сама, поверив, что там безопаснее, интереснее и лучше, чем в квартире капитана Прима.
— Едва ли, — фыркает Рэм, а Наилий молчит.
Жду, что сейчас закроет глаза и выпадет из реальности, чтобы найти решение, но генерал отвечает сразу:
— Мемори — разрушитель, как многие из тех, с кем мы знакомы. Как Друз Агриппа Гор. Начинают они всегда с себя и своих близких. Уничтожают репутацию, рвут отношения, вредят собственному здоровью, упиваются насилием. Они, даже видя, что совсем плохо, обязательно сделают еще хуже, и этого не изменить. Родились такими. Одни дети тихо стоят пирамиду из кубиков, а другие подходят к ней только для того, чтобы разрушить. Убеждать, уговаривать, заставлять — бесполезно. Река не потечет вспять, а гора не уйдет в землю. Можно отойти в сторону и подождать пока разрушитель сам себя уничтожит, но ты хочешь поступить по-другому. Я поддерживаю и постараюсь помочь, однако будь готова, что Мемори не знает сама или просто ничего не хочет. Тогда мы вернем ее в клинику силой.
Генерал говорит о третьей действующей силе «разрушение — созидание» легко и буднично. Без длинных теоретических выкладок и зыбких доказательств. С одним единственным, но очень ярким примером. Теперь и я замечаю удивительное сходство между Мемори и Друзом. Скрипнув зубами, киваю, соглашаясь на принуждение силой.
— Удержишь ее один, Флавий? — спрашивает Наилий и видит еще один кивок. — Хорошо, связь проверим на месте. Дэлия, отвечать я во время разговора не смогу, но услышу вас с Рэмом, если план вдруг резко изменится. На выход, капитан Прим. Без тебя рядового Тиберия никто даже на порог жилого комплекса не пустит.
Офицеры уходят, а я остаюсь одна с лысым стервятником. Майор меня подчеркнуто игнорирует, упрямо уставившись в телевизионную панель. Помню, что Наилий давно просил помириться, но стоит заметить снисходительно-брезгливую усмешку на губах Рэма, как демоны толкают под руку язвить и нарываться на колкости. Сдержаться и промолчать — тот еще подвиг, а минуты ожидания растягиваются в молчаливую пытку.
Мемори зевает, чешет нос и задумчиво трет полотенцем едва отросшие волосы. Ходит голая по гостиной, не стесняясь камер, и пару раз кажется, что вот-вот улыбнется и помашет нам рукой. Одеться до приезда мужчин успевает. На ней короткое платье в мелкий зеленый цветочек и вязаная шапка с длинными лентами. Их мудрец завязывает бантом под подбородком и снова напоминает мне ребенка. Вдруг подскакивает с дивана и бежит к двери, а Рэм выкручивает регулятор громкости так, что второй звонок мы уже слышим.
— Прим, ты соскучился! — Мемори радостно взмахивает руками, но испуганно отступает назад, когда на пороге появляется цзы’дариец в маске. Погоны и нашивки генерал снял по дороге, старательно сутулился и не поднимал глаз. Однако было то, о чем мы забыли, а Наилий никогда не знал. Его харизма с фантомным ароматом апельсина. То иррациональное и необъяснимое, что приковывает к нему взгляды, и заставляет сердце сжиматься и трепетать. Облако настолько мощной энергии, что стоящие рядом теряют волю. Послушно и с восторгом выполняют любые приказы. Харизма не передается по радиоволнам и через спутник. Сидя в комнате с телевизионными панелями, я не чувствую запаха цитруса, но вижу, как восприимчивый к чужой энергетике мудрец, с подозрением косится на Тиберия. Знаю, что не сможет догадаться, но все равно хватаюсь за микрофон, чтобы предупредить Наилия. Но что сказать? Как объяснить? «Перестань быть генералом?»
Наилий будто слышит. Втягивает голову в плечи и хрипит:
— Простите за вторжение, дарисса, я хочу поговорить.
Наваждение проходит. Мемори складывает руки за спиной и выпячивает грудь, дерзко вздергивая подбородок.
— А ты настырный, Тиберий. Я уже посылала тебя к мамочке, зачем вернулся? Гормоны заиграли? Ладошки потные, штанишки тесные? Так смотри, раз пришел.
Мудрец задирает подол платья, медленно открывая белье. Смеется и кружится, пританцовывая. Рэм за пультом недовольно цокает языком. Знаю, что Мемори выглядит дурой, но сейчас спектаклем с порога навязывает свои правила игры. На любую реакцию или действие Наилия будет еще более неадекватный ответ. Только он давно не мальчишка, краснеющий от вида женского белья.
— Эмпат убедил генерала вернуть тебя обратно в психушку, — говорит Наилий, решая начать разговор с конца. — Мы с капитаном Примом пытаемся доказать, что зря, а ты скачешь и кривляешься.