исанное от руки меню, в котором отмечалось, что их ожидает нечто под названием «Буйство Талиски», за которым следует «Крем де Калиш» и «Омар «под вопросом» — последний должен был быть назван после того, как бабушка Кирсти попробует и попытается определить его алкогольный ингредиент.
— Уже десять лет, — ответил Мак, а Флора под изучающим взглядом Тэлли молчала, словно проглотила язык.
— Должно быть, у вас тогда еще была детская косичка, — притворно-недоверчиво заметил Тэлли, желая ей немного польстить. Он улыбнулся, и Флора все это восприняла, как наивная школьница, и прикрылась ладошкой. При этом ее глаза бесподобного цвета ляпис-лазури превратились в глубокие озера, в которых, подумал Тэлли, и утонуть будет блаженством.
— Нет-нет, — возразила Флора.
— Стыдно тебе, Мак, — ты ее вытащил прямо из колыбели, — настаивал Тэлли.
— Все было совсем не так, — возмущенно ответил Мак. — Флоре было восемнадцать лет, когда мы познакомились, она уже работала со своим отцом на ферме.
— Где же? — поинтересовался Тэлли, внезапно почувствовав к фермам непреодолимый интерес, хотя прежде его это совершенно не интересовало.
— На Лисморе, — сказал Мак. — Порт Рэмсей. Я туда обычно выбирался рыбу ловить. Это хорошая защищенная гавань.
— Что же, она в самом деле защищала красавиц. — Тэлли не шутил. Для него Флора была Мадонной. А никто не поддразнивает мадонн и не спрашивает, есть ли у них дети. Тэлли никогда не слышал, чтобы Мак упоминал о детях.
Тут Либби предстала перед ними с «Буйством Талиски» — тающим во рту рулетом, начиненным грибами и куриной печенкой и окруженным пюре из зелени, которая уже выросла среди весенних трав, дико растущих на острове. Калюм посылал Крэга нарвать их на рассвете, будто он был учеником знахаря.
— Мать Флоры умерла, когда ей было пятнадцать, — сказал Мак, дотронувшись на мгновение до руки жены. — Ей было очень одиноко на Лисморе с отцом. Потом он не мог там оставаться тоже, когда она уехала. Сейчас он в Оубене, живет со своей сестрой.
— Мак следит за фермой, — сказала Флора, улыбнувшись мужу. — Он частенько ходит на Лисмор, а я никогда там не была. Не терплю его.
Пристально глядя на Флору, Тэлли почувствовал пикантный запах «Диориссимо», когда до его плеча дотронулась Либби, раздраженно швырнув тарелку с «Буйством Талиски».
Несмотря на то что ленч был пропущен, Дональда обнаружила, что и к обеду у нее нет аппетита, не хочется даже «омара под вопросом». Она поиграла с розовыми клешнями и откусила сладковатую мякоть, но желудок не принял ничего. Пища Калюма, может, и была сама по себе легчайшей, но для ее теперешнего состояния нервной системы была слишком тяжела. После разговора с Нелл ее подташнивало. Она понимала, что с разговором не справилась, но не могла оценить сейчас, что произошло и почему. Дональде казалось, что у нее нет взаимопонимания с дочерью, а теперь и сын, всегдашний ее друг и поддержка, оставил ее, предпочтя ей пару, которая говорит как полузадушенные гиены и которая была до мозга костей шотландской. И более того — он глядит на женщину так, будто она сделана из дрезденского фарфора и при малейшем прикосновении может треснуть.
Вдобавок к дискомфорту и тревоге Дональды, ее экс-супруг с женой, видимо, с Нелл и Тэлли на самой дружеской ноге, настолько, что, как она даже слышала, ирландка предложила, чтобы ее дочь с невообразимым именем (которое произносится вроде «наив») приехала на Талиску во время летних каникул и поработала тут. Все предприятие с Талиской, всегда казавшееся Дональде глупой затеей, видимо, сейчас превращается в какое-то дело, вызывающее интерес всей семьи и лишающее ее участия. Чем меньше она ела, тем больше злилась, и даже несколько глотков французского вина из тех сортов, что так заботливо отобрал Тэлли, не смогли улучшить ее настроение.
Не желая обвинять своих детей, Дональда решила поступить по-другому. Она, сославшись на головную боль, сказала, что уходит, но остановилась у стола Айэна на выходе из столовой. Ее серые глаза укоризненно смотрели на бывшего мужа, и она произнесла громко и отчетливо:
— Если вы сами не способны следить за своей дочерью, не кажется ли вам, что как-то нечестно ждать от Тэлли с Нелл, что они ее укротят? У них своих забот по горло без того, чтобы беспокоиться о поведении нахалки семнадцати лет!
Ее слова слышали все, кто сидел в столовой, а Сайнед разозлилась больше всех.
— Кого это вы называете нахалкой? — зарычала она, размахивая, как оружием, ножом.
— Тихо, дорогая. Я разберусь, — быстро сказал Айэн и, успокаивая, кивнул жене головой.
— Вам нужно с дочерью разбираться, вот с кем, — холодно парировала Дональда. — Какое право вы имеете подсовывать маленького сорванца моим детям?
— Не смейте меня обзывать, вы, старая ведьма! — завизжала Наэм, срываясь с места так резко, что разбился бокал, залив чистую белую скатерть красным вином, как струей крови. — Во всяком случае, я не строю из себя всю жизнь невесть что!
— Наэм, сядь, — грозно сказал Айэн. — Ты все испортишь.
— Ничего хуже не может быть, чем злобная женщина, — продолжала Сайнед, не обращая внимания на своего мужа. — Эта идиотка устраивает скандал и портит весь уик-энд, а я должна быть добренькой и терпеть, что она с какой-то стати именно мою дочь выбрала для своих нападок?
— А чего вам еще ждать, если у вас невыносимые дети? — отрезала Дональда.
Теперь Сайнед поднялась со своего места.
— Слушайте, вы, старый мешок с костями, я не собираюсь это терпеть! Айэн целое состояние потратил, чтобы выкупить маленький документ, в котором говорится, что нам не придется больше переносить ваши гадости! Она стала наступать на Дональду и готова была вонзить в нее свои ногти, если бы между ними не встал Гэл.
— Эй, вы, обе, разойдитесь, — сказал он, и от волнения его заатлантический акцент стал еще сильнее. — Перестаньте!
— Нет, не так, — загремел Айэн, тоже встав со стула. — Не знаю, что на тебя нашло, Дональда, но как бы то ни было, лучше отложить этот разговор — или давай выйдем отсюда и поговорим на улице. Только должен тебя предупредить, что я делаю одно исключение из правил — не бить женщин — для моей экс-жены!
— Ты всегда так! — завизжала Дональда. — Всегда тебя больше волновал кто-то другой, а не я! И тебе все равно, что ты настроил против меня моих детей и затянул их в эту невежественную страну, когда я надеялась, что навсегда из них вышибла Шотландию. И тебе неважно, что при твоем потворстве они спустили все до последнего пенни в это идиотское дело, просто потому, что здесь когда-то жила твоя мать. И ты не замечаешь, что Нелл — это комок нервов, а карьера Тэлли рухнула, и что стадо деревенских бродяг проделывают неприличные вещи у ворот этого рая дураков. И все, что тебя волнует, так это то, что я сейчас, может быть, огорчила других людей!
— Долл! — закричал Гэл неожиданно громко. — Это стыдно. Пожалуйста, замолчи. — Он схватил жену за локоть и повел ее к двери; у него на лице было одно страдание, и Дональда позволила вывести себя из столовой.
Сайнед снова села и стала сердито макать в разлитое красное вино свою салфетку.
— У нее климакс, — ворчала жена Айэна. — Только так можно объяснить ее поведение. Сядь, Наэм.
Айэн вытер лоб платком и повернулся к Тэлли, сидящему за соседним столиком.
— Прости за то, что произошло, дружище, — сказал он, пытаясь улыбнуться. — Не понимаю, как такое могло случиться.
Дэйвид с сочувствием посмотрел на побледневшую Нелл и пожал ей руку под столом.
— Что ж, вы говорили, что хотите, чтобы Талиска стала местом, где люди выпускают пар, — ободряюще сказал он. — И это был как раз такой взрыв!
Нелл слабо улыбнулась ему в ответ:
— Бедная мама. Она думает, что все — против нее.
Кэролайн, к которой вернулась привычка поигрывать вилкой и откусывать кое-что, съела очень мало и, подняв глаза от тарелки, полной пищи, тихо сказала:
— Что же, не очень приятно себя чувствовать никому не нужной.
Тэлли поднялся, извинившись.
— Мне надо пойти к матери, — сказал он Макферсонам. — Пожалуйста, угощайтесь. Я через минуту вернусь. — И направился к двери.
— Эй, Тэлли! — тихо позвал его Дэйвид, и тот поднял руку в грустном приветствии.
Тэлли проводил Дональду с Гэлом в маленькую комнату для конференций, так как, когда обед был закончен, все разбрелись по гостиной, холлу и бару. Оставив мать и отчима с братом, Нелл принесла кофе Макферсонам и подсела разделить с ними компанию. Флора заинтересовала ее, несмотря на то что ей сразу не понравилось то, что Тэлли пригласил их.
— Вы живете рядом с хозяйственным магазином в деревне, верно? — спросила она у жены рыбака. — Сколько вы там уже прожили?
— Пять или шесть лет, — смущенно ответила Флора. — Мак его купил после того, как продал лодку.
— А дети у вас есть? — поинтересовалась Нелл, у которой не было новых религиозных запретов, возникших у Тэлли.
По лицу Флоры пробежала тень, и Нелл пожалела сразу же, что задала такой вопрос.
— Нет, тут нам нет удачи, — ответила женщина. — А вы и ваш брат — не обзавелись семьей?
— Нет. Я считаю, что нам там не было удачи, — произнесла, улыбаясь, Нелл. — Но еще рано на нас ставить крест.
— А в этих местах многие женятся очень молодыми, — покраснев, пояснила Флора. — Я не хочу сказать, что вы люди конченые и никому не нужны.
— Как грязный горшок, вы хотите сказать?
Флора засмеялась низким, мелодичным смехом, который был и заразительным, и сексуально привлекательным:
— Нет, думаю — вроде топляка.
Нелл подумала над ее ответом и кивнула.
— Да, топляк приятнее. Я больше похожа не на грязную тарелку, а на обломок от кораблекрушения. В любой день может прийти кто-то и заменить меня, а потом взять меня к себе в дом.
— А где ваш дом? — спросила Флора.
— Ну, я думаю, что он был здесь, — ответила Нелл.
— Нет, я имею в виду — откуда вы? — И Флора снова покраснела. Беседуя с малознакомыми людьми, она чувствовала себя неловко.