— Вот для чего ее построили! — вопил Мак, напрягая мышцы рук, чтобы удержать в одном положении штурвал «Флоры», так как лодка вздымалась и плясала на штормовых волнах залива. Прочная рыбацкая лодка, казалось, совсем не могла противостоять яростному ветру и бушующему морю, бросающему ее из стороны в сторону; в сравнении с ними она была как слабенькая струйка, выпущенная из игрушечного водяного пистолета, Тэлли пожелал бы сейчас стоять где угодно, только не на вздымающейся и трещащей палубе рубки. Видимость была не более пятидесяти ярдов, и всякий раз, когда лодка тяжело взбиралась на волну широкой стороной, вода обрушивалась на планшир. Рокот мотора, казалось, переполнил его голову мучительной болью.
— Я не знал, что залив может стать таким штормистым, — прокричал он, — нам нужно было отложить все на другой день.
Мак презрительно фыркнул:
— Если рыбаки будут выходить только в тихую погоду, не будет ни рыбы, ни креветок!
Он указал на маяк, который нес службу на линии между Лисмором и портом Эппин: сквозь серый, пропитанный влагой утренний свет дня пробивался блеск его прожектора.
— Видишь, пока мы не пройдем скалы, мы будем держаться так, чтобы его свет был по правому борту, а потом мы обогнем мыс, и станет спокойнее. От зыби нас закроет мыс порта Рэмсей.
Тэлли содрогнулся, вспомнив свой предыдущий поход в Лисмор, когда оторвало винт и лодку понесло по течению.
— Эта водная стихия приносит мне несчастье, — вздохнул он. — Клянусь — это в последний раз. Только держись, если мотор перегреется!
Мак захохотал прямо по-дьявольски.
— За тобой не придут Силки, — закричал он, — для них ты иностранец.
— Не думаю, что твои проклятые морские духи слишком разбираются, откуда происходят их жертвы, — отрезал Тэлли. — Просто надеюсь, что ты прав, вот и все. Я уже раз из этого выбрался невредимым и сейчас водяной могилы не хочу.
Когда они подошли к порту Рэмсей, то обнаружили, что удачно соединившаяся сила ветра и прилива освободила гавань от ила, и «Флора» получила необходимую ей защиту в гавани. Но даже тогда, когда они высадились, пришвартовав лодку под защитой волнолома, и почти достигли берега, северо-западный ветер чуть не свалил их с ног.
Горизонтальная стена дождя, казалось, пробивала их дождевики насквозь, когда они карабкались по берегу к «травяному дому» Мака, как зашифровал цель их поездки Тэлли.
— Как же ты один занес эту чертову траву сюда, наверх? — в изумлении спросил он, осветив фонариком изорванный тюк размером со стиральную машину. — Тебе, должно быть, помогли?
Чтобы попасть в пещеру, им нужно было вскарабкаться вверх на несколько ярдов по осыпающейся каменистой земле, тянущейся с полумилю вдоль мыса и вне пределов видимости из деревни. Внутри пещеры было сухо, темно и относительно тихо, только глухой слабый шум ветра снаружи нарушал благословенную тишину.
В полумраке Мак пожал плечами и, возражая, затряс головой:
— Нет. Как раз в этот день, когда вы приехали осматривать Талиску, я его и занес. Я оттащил его с камней на Малле с помощью лебедки для сети. И никто меня не видел. А потом я просто стал здесь на якорь позади мыса и сплавил тюк на берег. А чтобы его вытянуть наверх, использовал канаты. Не так уж было и трудно.
— И до сих пор ты сюда шастал, как к себе в кладовку, ты, хитрец, — рассуждал вслух Тэлли, ткнув в прогрызенную дыру в упаковке из мешковины и пластика, которая, однако, по виду была все-таки прогрызена зубами настоящего грызуна.
— Ну ладно, лебедку сейчас, в такую погоду, мы не можем использовать, — огорченно добавил Тэлли, подойдя к отверстию пещеры, чтобы посмотреть на сердитые волны, бьющиеся внизу об источенные камни. Они не могли рисковать «Флорой»: если ее выбросит на рассыпавшиеся скалистые зубья, она развалится.
В первый раз за все время Мак огорчился и расстроенно покачал головой.
— Да, не можем, — согласился он. — Может, сможем стащить его вниз к гавани волоком?
Тэлли энергично замотал головой:
— Нет-нет, нельзя рисковать. Я никого не видел, когда мы шли, но мне показалось, что несколько занавесок шевелилось вон в том коттедже. Они увидят, как мы тащим тюк, даже если нам удастся спустить его вниз без всяких стапельных катков. К тому же тюк может лопнуть и раскрыться. Вот уж чего бы нам не хватало для полного счастья — это груза из мокрой травы, который туда-сюда ходит с приливной волной!
— Ох, не знаю. Смахивает на то, что колдует водяной, — задумчиво сказал Мак. — Может быть, нужно просто скатить его через камни, и пусть он там валяется?
— А мне говорили, что в этих местах овцы едят морские водоросли, — кстати вспомнил Тэлли. — А если, нажевавшись травки, фермерские овцы заберутся так высоко, где гнезда у коршунов, и свалятся со скал? Нет, Мак, похоронить в море — единственный подходящий выход для этого товара. Подождем только, чтобы ветер немного стих.
В Талиске только Энн было известно, где находится Тэлли, потому что он оставил ей сообщение в компьютере. Для остальной прислуги утро прошло в обычных делах — доставке завтрака, уборке комнат и столов от грязной посуды. Из гостей остались только супруги Гарви-Бьеасс, но как только они увидели, какая погода за окном, то попросили подать им в комнату ленч. Эпизод во вздымающейся лодке положил начало тому, что остановить было не в их власти, а дождь просто вынудил их остаться под крышей.
Итак, поскольку в столовой ленчем обслуживать было некого, еда для прислуги была делом легким: ленч состоял из обычного супа с хлебом. Сегодня суп был из хорошей сочной капусты на бульоне из ячменя, который приготовил Крэг и который с удовольствием уплетали почти все вследствие изменения погоды. Казалось необычным, что внезапное похолодание и дождь неожиданно нагрянули после бархатного тепла в день летнего солнцестояния…
Калюм не ел ленч; он был слишком поглощен приготовлением сложного фрикасе из моллюсков для обеда, почти не ела и Наэм, что было на нее не похоже; она ела только хлеб с сыром, заявив, что ячменный отвар для нее — это страшная отрава.
Будь здесь Нелл, она бы могла заметить плутовской блеск в глазах сестры, а больше это замечать было некому.
Джинни и Либби были первыми, у кого появилась странная потеря координации и явная склонность к проказам и веселью. Они пошли в столовую сменить салфетки на столах, и Либби начала складывать накрахмаленные салфетки так, чтобы они были похожи на конусные накладки.
— Гляди — Мадонна! — истерически взвизгнула она, приложив конусы к груди, и начала дико кружиться в танце по всей столовой.
— Нет, это Питер-Кролик! — завопила Джинни, водрузив салфетку, сложенную конусом, на голову, и так неуклюже заскакала между столиками, что задела локтем горку фруктов, которые посылались на пол.
— Кармен Миранда! — кричала Либби, наступая на упавшие груши и сливы и пачкая ковер. Она безудержно смеялась, пытаясь удержать в равновесии на голове ананас.
— Что здесь происходит, черт побери? — вскричал Калюм, прибежавший в испуге из кухни, услышав шум, но сохраняя среди общего веселья трезвый ум. — Вы, обе, сейчас же все соберите!
Но юные австралийки не могли остановиться. Даже обычно спокойная Джинни была охвачена безудержным весельем — она уставилась на Калюма, зажав руками рот и плача от смеха.
— Да что такое с вами? — допытывался Калюм с презрением.
Они с Джинни постепенно протаптывали дорожку друг к другу (к более чем дружеским отношениям в последнее время), проверяя и преодолевая стыдливость и смущение, ждали тот день, когда смогут довериться друг другу настолько, чтобы вместе предаться греху. Сейчас же — никакой меланхолии (куда все подевалось!) — здесь было дикое создание, которое смеялось и скакало, как кролик, и очень мало напоминало тихую, милую девушку, которую, как Калюм думал, узнал. Он рассердился, расстроился, что она смогла его так обмануть, и был ошарашен ее легкомыслием.
— Вы джина хватили или что? — гневно вскричал он. — Вам обеим моча в голову ударила!
— Нет, не моча, они в кайфе, — произнес голос сзади него. Казалось, в нем слышалось подавленное радостное изумление. Это была Наэм, которая пришла в столовую и сразу поняла, что здесь происходит.
— Какая разница? — фыркнул Калюм. — Обе они сумасшедшие!
Сейчас уже Либби с Джинни пели дуэтом во весь голос песенку, которую помнили с детства:
Видишь, мост над заливом Сиднея
Поднялся высоко.
Арка пересекает небо,
Как огромная радуга!
Они взялись за руки и погрузились в воспоминания, вызванные наркотиком, — воспоминания о сверкающей воде, разбивающейся в алмазные брызги о борта бесчисленных рыбацких ботов и лодок.
— А что мы пели, когда попали в самый шторм на подходе к Сиднею? — Джинни тихонько, мечтательно запела: — Кажется, вот так: да-а-да, де-е, да, да-а, де, да, да, да, де, да, да, да…
— Да, да, да, де, да, — вдруг громко запела Либби, подхватив мелодию.
— «Радость Иисуса в молитве людей» — вот что это было! Помню, мы это пели на корабле, переплывавшем через австралийскую бухту, и наш Бах был лучше, чем их «Бухта»!
От этой шутки они стали еще громче смеяться.
— Это не совсем по их вине, — очень весело сказала Наэм. — Потом у них все пройдет. Это из-за травки, которую я подложила в суп.
И тут они услышали сильный грохот в кухне: Калюм, пробежавший через служебные двери, обнаружил, что высокий тощий Крэг, бессмысленно хихикая, нелепо шлепает огромными ногами в спортивных туфлях по морю свернувшихся сливок, которые он пытался налить в мешок для приготовления сыра.
Осколки разбитого керамического горшка — наподобие каких-то страшных островков — торчали, возвышаясь, среди этого океана белого цвета.
— Господи, только не говорите мне, что все остальные в таком же виде! — закричал Калюм на Наэм, которая невозмутимо кивнула ему.
— Да, они все такие же, — шаловливо пролепетала она, кивая. — Все, кроме вас и меня.