— Ну да, совладелица, — пробормотала Нелл, встряхнув руку Нормы. — Да, мы не встречались, а это удивительно, если учесть, сколько времени я проработала с Гордоном.
— Я редко бываю в студии, — откровенно призналась Норма, обращаясь к Нелл. — Знаю, как это тяжело — сконцентрироваться, когда столько моментов для возможного конфликта. Жена может быть дополнительным раздражителем. Но эту рождественскую передачу я не хотела пропустить. Гордон ждал ее с большим нетерпением.
Нелл почувствовала, что оттаяла от этой горячей, искренней женщины, которая так откровенно привязана к мужу и гордится его успехами. Имя ее соответствовало ей полностью, это очевидно — настоящая Норма, красивая уравновешенная голова которой, по-видимому, не сделалась придатком телевизионного «знатока каламбуров и противней» с дурной репутацией! И в ее присутствии Гордон казался совсем другим: тихим, не таким самоуверенным и более («Ладно, снова пусть будет это же определение», — подумала Нелл), более нормальным.
— Я слышала, что вы хотели бы прогуляться с гидом, и я, конечно, с большим удовольствием сопровожу вас. Я подожду вас здесь, в офисе. Когда вы устроитесь на месте, спускайтесь прямо сюда.
Все время, пока водила Гордонов по гостинице и вокруг, Нелл была как на иголках, мрачно ожидая, что Гордон отпустит какие-нибудь остроты в отношении достопримечательностей острова, но в его комментариях звучали только выражения удовольствия и одобрения без всяких подозрительных прикрас. Был единственный драматический момент, когда внезапный порыв ветра обдал их холодом и ударил по ушам, и тогда он ухватился за густую седеющую шапку волос на голове.
— Ох, Гордон, — воскликнул он, — крепче держи волосы!
Норма заразительно засмеялась, а Нелл воскликнула с искренним удивлением:
— А я и не знала, что это нужно! — А потом осознала, что же она ляпнула и запылала от смущения, рассердившись на себя, что так оплошала. — Простите, — пробормотала она, — я не хотела вас обидеть.
Гордон, все еще прижимая волосы к голове, засмеялся.
— Ветер — самый худший враг носителей париков, — с грустью сознался он. — По счастью, в студиях ветра нет, но на лысых головах отражается свет телевизионных софитов. Мне хочется думать, что мой парик — это вопрос как практичности, так и тщеславия.
— Этот парик очень хороший, — посмотрев на него, сказала Нелл в смятении. А на самом деле — когда-нибудь сталкивалась она с настоящим Гордоном Грилем? Был ли он лысым, и к тому же приятным человеком?
— На самом деле, ему нечего беспокоиться о лысине, — сказала преданная Норма. — Я всегда ему повторяла, что людям все равно, как он выглядит: они ведь привязаны к нему как к личности.
— Парик иль не парик, вот в чем вопрос! — сострил Гордон, в котором блеснула та его личность, которая существовала на экране. — Боюсь, любимая, что на самом-то деле они привязаны к имиджу. — Он положил руку жене на плечо и повернулся к Нелл: — А вот эта та, которая вселяет уверенность, что он у них есть. Каждое утро она натягивает на меня это нечто жалкое, и он сидит как влитой.
Нелл так и не поняла, говорит ли он о своем характере или о своем парике, как в этот момент раздался радостный возглас Нормы:
— Смотрите — корова! Ну, не прелесть ли?
Они остановились за фермой, и из одного стойла с любопытством выглянула темная рогатая голова, моргая карими глазами. Когда они подошли поближе, их приветствовали протяжным «му-у».
— Это Марсали, — сообщила Нелл своим гостям. — Мы держим двух коров. Обычно они пасутся целый день, даже зимой. Конечно, пока не выпадет снег. Но Марсали скоро телиться, так что мы ее держим в стойле.
— Она стельная? Ох, просто чудесно! — Норма, как танцовщица, которой когда-то и была, прошла, сохраняя равновесие, по самой нижней жерди, огораживающей стойло, и, перевесившись через самую верхнюю, потянулась похлопать Марсали по гладкой спине. Сразу за ласкающей рукой выдавался туго натянутый и вздувшийся живот коровы. — Когда же будет теленок?
Нелл пожала плечами:
— Точно не знаю. Думаю, к Новому году. Наш животновод-пастух Мик — крупный специалист.
— Просто отлично! — весело воскликнула Норма, глядя на мужа сияющими глазами. — Как бы я хотела, чтобы мы, когда он родится, еще были здесь!
Гордон успокаивающе похлопал ее по плечу:
— Что ж, этого никто не знает, но, может быть, еще рановато.
Он посмотрел спокойно на Нелл и доверительно сказал ей:
— Сами мы не можем иметь детей. Поэтому даже сама мысль о рождении и родах чрезвычайно волнует. Нам трудно было прийти к согласию, чтобы выбраться сюда на Рождество, но сейчас мы этому рады.
— Понимаю, — ответила Нелл, придя в еще большее замешательство от этой неожиданной стороны настоящей личности Гордона. О том, что Грили бездетны, она знала, потому что об этом в прессе сообщалось, но никогда не задумывалась, как они это переносят.
— Мы надеемся, что будет телочка, — добавила Нелл из желания хоть что-то сказать. — Тогда мы ее сможем оставить и увеличить молочное стадо.
— А если это будет мальчик-бычок? — боясь худшего, спросила Норма.
— Мы его не сможем очень долго держать, — виновато сказала Нелл.
Пока Норме не удалось задать еще вопрос о дальнейшей судьбе бычка, Гордон спросил:
— Что здесь произошло?
Он направился к другому концу сарая, где разломанная деревянная перегородка все еще являла доказательство бегства Бэйзила.
— Вот это место, где мы держали дикого кабана, — призналась Нелл. — Он убежал, как вы, может, знаете.
— Да, знаю, — отозвался Гордон. — Это была отличнейшая новость! Нам никогда не нравилась идея ради программы забивать дикого кабана, верно, Норма?
— Ни в коем случае не хотели, — заверила она.
— И я думаю, что зрителям это тоже бы не понравилось. А где сейчас кабан?
Нелл засмеялась:
— Мы не знаем. По острову ходила команда операторов телевидения, пыталась его разыскать, но с тех пор, как он вырвался, его не видели. Он, может, даже уплыл на материк.
— А с ним все будет в порядке? — обеспокоенно спросила Норма.
— По-видимому, да, пока он не начнет рыть чью-нибудь картошку или двинется на их свиней! Думаю, что наш сосед — фермер Дункан Мак-Кэндлиш — может прибегнуть к оружию, если его свиноматки опоросятся щетинисто-колючими поросятами!
— Все-таки давайте надеяться, что он примет все меры предосторожности! — сказал Гордон. — Не хочется думать, что кабан вырвался из «Горячего Гриля» только для того, чтобы закончить дни в виде наперченной отбивной.
— Что же шефы вместо этого будут готовить? — спросила Нелл.
Гордон насмешливо ей улыбнулся:
— Сценарий испещрен заметками по поводу «запекающегося гуся» и шефов, берущих «гусака-простака» с подноса с ингредиентами, так что вы можете сделать вывод, что зрители будут «хихикать-гоготать», а хор будет петь «Приближается Рождество…»
— «…И жиреет гусь!» — в унисон весело допели Нелл с Нормой, и обе рассмеялись.
— Верно, — одобрительно кивнул Гордон. — В программе будет все, что бы вы хотели узнать о гусях и гусятинке, но боитесь спрашивать.
— Это вы все сами себе пишите? — не удержалась от вопроса Нелл.
— Что? Остроты? — Гордон с удивлением посмотрел на неё. — Разве вы, Нелл, никогда не-посещали заседания, где готовятся сценарии? Лучшие пишу я, а остальные выходят из-под пера комитета. — Он сделал комическую гримасу. — И если вы верите в это, значит, вы поверите во что угодно.
Вторая половина дня, проведенная с Грилями, полностью изменила отношение Нелл к «Горячему Грилю» и его ведущему. Она была озадачена и поражена, что, проработав с Гордоном Грилем столько времени, его не знала, не понимала, заблуждалась на его счет. Сейчас она поняла, что Гордон Гриль, который ей известен, — всего-навсего имидж. Ухмылка вкупе с париком составляют маску, за которой прятался реальный человек, а сценарий, заполненный остротами, служил средством для того, чтобы скрыть скромность истинной жизни Гордона и его ничем не примечательную ординарность. Человек этот был хамелеоном. Его личность в программе была фальшивой; попросту имидж, созданный только для камеры; характер «больше, чем жизнь», который мог беспрепятственно проходить через барьеры технического оборудования и хитроумной электроники и выглядеть с экрана живой, остроумной личностью, тогда как настоящий Гордон Гриль должен был исчезнуть.
Среди группы создателей программы, набившейся в мини-автобус и прибывшей вечером накануне записи, была и Кэролайн, все еще загорелая после трехнедельного «медового месяца», проведенного на Багамских островах.
— Нелл, до чего было чудесно, — призналась она. — Мы только и делали весь день, что лежали голые, плавали и… ну, сама понимаешь. Дэйви фантастически выглядит — весь загорелый, на самом деле. Я имею в виду — весь-весь! Ни единого белого пятнышка!
— Что ж, ты и сама выглядишь просто классно, — заверила Нелл свою приятельницу. — Ты по-настоящему счастлива?
— Да! Могу рекомендовать замужнюю жизнь — ты должна тоже ее узнать. Какие-нибудь новенькие мужчины не принюхиваются тут, когда у тебя появилась новая сексуальная фигура?
— Нет. Так ты считаешь, что у меня фигура женственная? Я начинаю думать, что похудела чересчур. — Когда Нелл выговорила эти слова, она ушам не поверила, что слышит собственный голос. Никогда бы ей раньше не пришло в голову, что когда-нибудь она сможет признать, что в своем голодании так быстро и так далеко зашла.
— Ну, мне хотелось это сказать, — отозвалась виноватым тоном Кэролайн. — Но я решила, что ты мне башку свернешь и обвинишь в зависти или еще в чем-нибудь.
Нелл от души рассмеялась.
— Ага, так ты меня, должно быть, считаешь двуличной стервой, — сказала она. — Но знай — ты права. За неделю, или около того, я вполне могла так и поступить с тобой, но сейчас нет. Возможно, в этом деле с фигурой нужно найти золотую середину. Теперь надеюсь, что смогу этой середины держаться.
— Уверена, что сможешь. Особенно если будешь счастлива, — воскликнула Кэролайн. — Счастье — это великий улучшитель фигур. Взгляни на меня — я за медовый месяц прибавила три фунта, а Дэйви говорит, что я от этого стала лучше. И полагаю, я должна ему поверить.