Тут как раз закончили со своими подсчетами спецы от стаба. Первым начал говорить «мазутный» бригадир.
— За «Урал» даже не спрашивайте: в нем ничего, кроме наваренной решетки, особого нет, такой на любом стандарте найти можно. Я его беру по себестоимости сварочных работ плюс оплата транзита — это две горошины за все. И то, только для того, чтобы лишними часами своих парней не грузить — и без того сейчас работы по самые гланды.
— Утюг, еврейская твоя душонка, мне что, сходить к тебе в цеха и спросить сварщиков, почем они за час работы получают?
Глазки бригадира забегали, а его рожа из просто красной стала и вовсе помидорного цвета.
— Ладно, черт с тобой, Буран, три горошины за этот хлам. Но это край, больше не дам, там и так тент под замену и колесо бортировать. Теперь по «пикапу». Тут все поинтереснее выглядит — рама и подвеска усилены, тачку лифтовали, «мозги» перепрошиты, сделано сварное пулеметное гнездо с креплениями. Защита наварена от мертвяков спереди и по бокам. Есть баллоны с горючим газом — для отпугивания особо настойчивых зараженных. Выглядит красиво, но есть одно «но» — вы, водилы косорукие, умудрились где-то пробоину в радиатор заработать, он теперь течет, как гулящая девка в базарный день. Под замену. Плюс на кожухе коробки передач есть скол от пули, там теперь масло подтекает — это тоже надо менять. День работы, не меньше.
Буран насупился и посмотрел на него таким взглядом, что тот даже съежился и покраснел еще сильнее, хотя, казалось бы, куда еще-то?
— Утюг, я ведь тебе по ночам сниться начну, если ты мне так по ушам продолжишь ездить! Кого ты лечить пытаешься: какой радиатор, какой кожух?
— Но ведь правда, есть пробоины. Пойдем, покажу, — голос обильно потевшего бригадира «дал петуха», однако тот не отступил от своего.
— Я ведь знаю, что твои ребята все это дерьмо за час исправят, а ты меня на целый день грузишь, скалку тебе в душу! Говори, скотина красномордая, сколько!?
— Пять… — нахмуренные брови рейдера сошлись на переносице, не предвещая для «мазута» ничего хорошего, поэтому Утюг поспешно внес корректировку, — шесть горошин! Не могу больше, с меня Тур из-за тебя три шкуры спустит.
— Это уже не мои сексуальные проблемы, Утюг! Итого девять горошин за обе машины. Все, свободен, вали к своим «мазутам» и больше мне сегодня на глаза не попадайся!
Бедный мужик вприпрыжку ускакал, шепотом бормоча проклятия, стараясь при этом, чтобы рейдер его ненароком не услышал.
Надфиль покатывался со смеху, наблюдая за этой картиной, а когда Утюг скрылся за поворотом, утер выступившие слезы и поинтересовался.
— За что ты так с ним, а?
— Да я с этой жабой уже не в первый раз за оплату шкуру тру. Ему только чуть волю дай — он тут же тебя норовит обсчитать, словно каждый дырявый споран прямиком из своего кармана вынимает, прикинь. Давить таких заднеприводных надо, безо всякой жалости, поверь моему слову.
— Ладно, бог с ним. Давай по пулемету и прочему вашему добру прикинем. Я поглядел, автоматика в порядке, износа почти нет, но ствол убитый в хлам, только под замену.
Глаза Бурана налились кровью.
— Надфи-и-иль, дышло тебе в рот, и ты туда же? Тоже мне сейчас лапшу начнешь на уши вешать, чтоб на бедном рейдере пару споранов сэкономить?
— Не дави на больное, Буран, раз я тебе говорю, что ствол под замену, значит под замену. Муры его не берегли совсем, там от нарезов одно название осталось. Хочешь — я тебе его могу за половину стоимости продать?
Дикарь, наблюдая это бесплатное представление, начал откровенно ржать. Да что там, даже пара охранников у выезда с парковки давились смехом, трясясь, как припадочные.
Рейдер картинно закатил глаза.
— Вы только посмотрите на этого бессовестного и жадного молодого «чемодана»! Он мне же продает ствол пулемета, который сам еще у меня не купил. Интересно девки пляшут, по четыре штуки в ряд! И эти люди вечером за рюмочкой чая в местном питейном заведении будут клятвенно уверять меня в чистой и непогрешимой дружбе и братской любви.
Тут не выдержал даже сам Надфиль, заржал так, что воробьи испуганно взметнулись с ближайшей березы. Когда смех, наконец, отпустил его, он вновь утер выступившие слезы и сделал финальный подсчет. Он вынул небольшой карманный калькулятор, пощелкал клавишами, прикидывая финальные цифры.
— Значит так: новый «Корд» стоит десять горошин, за ваш я вам дам семь. Плюс неполная лента на двадцать три стандартных патрона, четыре «штаера» с тремя запасными магазинами и обвесом, один с убитым прицелом и корпусом, «FN P90» с одной обоймой, три «глока» с глушителями и двумя обоймами каждый, две рации, девять ножей, сто двадцать патронов к винтовке и девяносто люгеровских «маслят» к пистолетам. Ничего не забыл?
— Совесть ты свою забыл. При рождении, прямо в мамке.
— Да тьфу на тебя, не сбивай со счета. Итого, вместе с тем, что вам положено за тачки, выходит тридцать семь горошин. Могу пересчитать в споранах, если хотите.
— Курс какой сейчас по Флюгеру?
— Один к пяти, как обычно. Ты же знаешь, что пока караван не прибудет, с курсом никаких подвижек не ожидается.
— Да кто вас, скупердяев, знает, меня тут почти три месяца не было, может вы опять чего перемудрили. Дикарь, тебе как, споранами или горохом сподручнее?
— Давай горохом.
— Горохом, так горохом. Поехали назад, я с вами со своей кассы рассчитаюсь, у меня со стабом взаимозачет.
Они перекинули рюкзаки и отобранные для себя стволы в багажник машины Надфиля и поехали к нему в магазин. Там он рассчитался с ними, выдав на руки тугой мешочек с горохом. Дикарь докинул туда три горошины и семнадцать споранов, которые они сняли с трупов муров, после этого разделил все на пять частей, для каждого из участников утреннего предприятия по экспроприации добра муров посредством смертоубийства последних. Итого, каждому упало на руки по восемь с половиной горошин. Буран, забрав долю Шута и свою собственную, попрощался и ушел, взяв с Дикаря обещание заселиться в гостиницу к Дине и присоединиться к нему в бане, которая по его словам вскоре будет готова. А сам Дикарь остался в «Дешево и сердито», поскольку хотел задать еще несколько вопросов по профилю его владельцу.
Как только рейдер ушел, Надфиль вкрадчиво приблизился к квазу, почти в упор глядя жадными глазами на ручку «маузера», и вежливо попросил разрешения посмотреть на него.
Дикарь, усмехнувшись про себя, вынул пистолет из кобуры и передал его в руки парня. Он безо всяких сомнений поставил диагноз Надфилю — перед ним стоял точно такой же фанатик культа оружия, как и он сам. Рыбак рыбака, как говорится в старой пословице, видит издалека.
— Божечки, у меня сейчас будет эстетический оргазм, — торговец даже закатил глаза от удовольствия. — Где же ты, друг, умудрился «брумгильду» оторвать? А, впрочем, не отвечай, не важно.
— Как ты его назвал?
— Ну, «брумгильда». Англичане маузер прозвали «broom handle» за вот эту самую рукоять. «Ручка от метлы», если дословно. А наши потом переиначили в «брумгильду». Приклеилось намертво.
— Впервые слышу.
— Бывает.
Надфиль некоторое время крутил и вертел пистолет в руках, с восторгом рассматривая каждую деталь, а Дикарь про себя подумал, что хорошо, что тут нет Бисмарка с его «парабеллумом», иначе Надфиль точно все вокруг залил бы своей слюной.
Пока владелец магазина предавался своим порокам, Дикарь осмотрелся вокруг. Казалось, в магазине Надфиля можно было найти решительно любой известный человечеству ствол — от тяжелого пулемета до револьвера «кольта». На стенах и стеллажах висела масса разнообразного оружия: охотничьи карабины, дробовики, пистолеты-пулеметы, снайперские полуавтоматические, болтовые и рычажные винтовки, целый стенд с разными модификациями «калашей» и их китайскими и европейскими репликами, всевозможные пистолеты самых разнообразных эпох — от суперсовременных образцов до «кольтов 1911» и «наганов» позапрошлого века. Отдельно стоял стенд с разнообразно и изобретательно кастомизированными пушками. Некоторые из них изменились до такой степени, что признать в них прототип практически не представлялось возможным. Тут же можно было себе подобрать разнообразное снаряжение, бронежилеты, каски, термобелье, обувь, разгрузочные и подвесные системы. Это был не магазин, а настоящий музей.
— Слушай, Надфиль. Подскажи мне: есть у тебя какой-нибудь легкий ствол, по типу «Кедра» или «Кипариса», чтоб ПМ-овской девяткой можно было садить? Или, может, «ПП-2000» в загашнике лежит. И, желательно с ПБС-ом в комплекте.
— На кой черт они тебе сдались? — торговец отвлекся от любования маузером и с искренним изумлением посмотрел на него.
Дикарь со вздохом продемонстрировал ему свою искалеченную руку.
— Я, конечно, могу и с «калаша» по пустышам с бегунами пострелять, но хочется чего-то полегче и подешевле. В рукопашку не всегда охота лезть, когда понимаешь, что у тебя всего одна рука. Мне уже культю пару раз жевали, больше подставляться неохота.
— Я не в этом смысле, на кой ляд тебе сдались эти пистолеты-пулеметы, если у тебя есть вот это! — он потряс в воздухе маузером.
Дикарь тяжело вздохнул. После позавчерашней ночи, закончившейся вторжением мутантов в одинокий домик, он совсем не разделял этого энтузиазма в отношении своего пистолета. Он молча вынул из кармана обойму для маузера и продемонстрировал ее Надфилю.
— А, вот ты о чем. Так давай я тебе ее переделаю, будешь нормальный магазин заряжать, а не это убожество.
— А ты и такое можешь?
— Эх, темнота ты деревенская. Думаешь, меня Палаш просто так, за здорово живешь, отправил ваш пулемет оценивать? Нет почти ничего, чего я не могу сделать с оружием. По крайней мере, с нашим нормальным оружием. Про нолдовские пушки можешь не шутить, там даже мне ловить нечего, покрасить только если. Слушай… У меня сейчас по заказам полный голяк, аж руки чешутся. Давай я тебе расскажу, что я могу сделать с твоей пушкой, а ты решишь, надо оно тебе или нет. Что скажешь?