— Спасибо, Горб.
Кваз прогудел что-то неразборчивое в ответ и не спеша ушел обратно в подсобку. Дикарь проводил его взглядом — как-никак, впервые увидел другого кваза со стороны.
— Симпатичные у тебя официанты работают. Я, надеюсь, девочки, которых ты тут так активно рекламируешь, чуточку более симпатичны или такие же красотки?
— Смотри, при Горбе такого не ляпни. У него с чувством юмора — беда, нет его от слова «совсем», не оценит. Все девочки просто отсыпаются после ночи, вот он и работает на два фронта. Обычно, я кого-то оставляю, но сейчас клиентов мало, так что дала им немного отдохнуть. И да, у меня есть одна девушка-кваз, на большого любителя, тут ты угадал. А остальные вполне себе ничего, но тут дело вкуса, сам ведь понимаешь. Хотя, к слову говоря, Жанна редко по вечерам скучает в одиночестве. У нее, так сказать, своя клиентская база. Да и новички частенько соглашаются, за новизной может, гонятся, черт их знает. И недовольными от нее редко кто уходит.
— Ага, такой попробуй, скажи, что недоволен, она тебя мигом в бантик завяжет.
Дина искренне рассмеялась бархатистым смехом.
— Ну, это да, тут есть свои риски.
Больше не утруждая себя разговорами, Дикарь накинулся на еду, запихивая в рот огромные, обжигающие куски сочного мяса и гарнира, в несколько глотков осушил стакан с пивом.
— Аппетит у тебя в порядке, мой Горб, пожалуй, поменьше твоего наворачивает, — Дина без слов наполнила опустевший стакан.
— Да я как в Улей попал, постоянно ем, как не в себя. Сколько ни дай, все смолочу. Раньше такого за собой не замечал.
— Ну, не удивительно, ты ведь квазом стал. К тому же, вон, руки одной нет, а на ее регенерацию силы нужны.
— Нужны-то, нужны, только вот я вообще не вижу в ней никаких изменений.
Дикарь с огорчением уставился на свою культю, которая ни на йоту не изменилась за прошедшие дни. Может, он, конечно, слишком многого хочет, а процесс восстановления конечностей занимает больше времени.
— Монаху покажись, пусть посмотрит. Точнее знахаря тебе никто ничего не скажет.
— А как этого вашего Монаха найти?
— Он ближе к кораблю живет, почти у самых кранов. Спроси у любого прохожего, тебе подскажут.
— Хороший знахарь?
— Один из лучших, что мне доводилось встречать. Он — старожил, уже давно в Улье. Вот только, думаю, недолго ему здесь жить осталось.
— Это еще почему?
— У всех знахарей есть одна общая черта. Рано или поздно они уходят куда-то. И никто не знает куда. Говорят, их сам Улей к себе зовет; не знаю уж, насколько это соответствует правде. Потом, говорят, возвращаются иногда, но уже не совсем не такими, как раньше. Но это все только на уровне слухов; от самих знахарей ты на этот счет ни слова не добьешься. У них там вроде собственной секты или культа, в хорошем смысле этого слова. Они периодические собрания устраивают, ну типа как симпозиумы у всяких ученых дядек, как на Земле водилось. Съезжаются со всех стабов региона, обмениваются опытом.
— А почему ты решила, что ваш Монах скоро с концами свалит?
— Он недавно взял себе ученицу, а это верный признак, что замену себе готовит. Не принято у них оставлять крупные поселения без присмотра. Может Палаш больше знает, вот только разве он кому-то скажет?
— Значит, нужно обязательно к нему заглянуть, пока он отсюда не исчез.
— Вряд ли это прямо в ближайшее время случится, обучение у знахарей — процесс не быстрый, Ласка только недавно у нас появилась. Так что можешь по этому поводу не переживать.
— Ну и хорошо, а то я еще планировал до бани в общежитие ваше местное наведаться, проведать. Как, кстати, дотуда добраться, не подскажешь?
— А вот у нас проводник есть, покажет тебе дорогу, — Дина посмотрела куда-то ему за спину.
Дикарь обернулся и встретился взглядом с неслышно подошедшей к нему сзади Линой. За прошедшую пару часов с момента расставания Лина стала выглядеть значительно лучше. Слегка влажные волосы намекали на то, что она уже приняла душ, к тому же ее гардероб приятно расширился — сейчас на ней была просторная вязаная кофта кремового цвета с высокими манжетами на рукавах и обтягивающие джинсы с завышенной талией, выгодно подчеркивающие фигуру, благо подчеркивать было что. Она смыла свой расплывшийся старый макияж, лишь немного замаскировала синяки на лице и подкрасила глаза. Дикарь снова не смог не отметить, насколько эта девушка привлекательна внешне.
— Привет, Дикарь.
— Привет. Выглядишь хорошо. Как дела?
— Спасибо, все нормально! Мне вот Дина помогла, спасибо ей. А то, когда нас сюда привезли, я даже не знала что делать.
— Очень рад это слышать. Как ты себя чувствуешь?
— Немного поташнивает, и голова болит, а так терпимо. И еще кушать немного хочется.
Дикарь отстегнул с пояса фляжку с живчиком и протянул ее девушке.
— Вот, хлебни, тебе это поможет.
Тут в разговор вмешалась Дина.
— Вот же мужлан, убери ты уже свою сивуху. У тебя там наверняка градусов тридцать, если не больше; я запах спирта даже отсюда чувствую, — она поставила на салфетку стаканчик, налила в него из стального термоса жидкость лимонного цвета и пододвинула его к девушке. — Пей, он прав, тебе сейчас это очень нужно. Мой живчик хотя бы не такой противный. Как вспомню, как меня впервые этой гадостью напоили, так вздрогну.
Лина принюхалась и картинно сморщила нос, но все же набралась смелости, залпом опрокинула стакан внутрь себя и замерла, прислушиваясь к собственным ощущениям.
— Вот и умница. Теперь сходи на кухню, там тебе покушать сообразят.
Когда девушка исчезла в дверном проеме, Дина задумчиво посмотрела на потягивавшего пиво Дикаря.
— Выходит, это ты за нее Грека попросил?
— Выходит, я. Спасибо, что согласилась помочь. Надеюсь, ты не стала ей предлагать, поработать у тебя, — он обвел рукой помещение, — ну, тут, с остальными девочками.
— Совсем-то за дуру меня не держи, я же не слепая. И за помощь не благодари: такой как она — грех не помочь. Хорошая девочка, сразу видно. Я так понимаю, это муры ее так обработали?
— А она ничего не рассказала?
— Да я и не расспрашивала, так все понятно — пленный бугор муров, две их тачки, практически голая, избитая девчонка. Не надо быть гением, чтобы сложить два и два.
— Да уж, у Грека язык без костей, как я погляжу.
— Я его просто хорошо знаю, пару раз обмолвился — все на свои места встало. Профдеформация у меня такая, ага. Ты себе даже представить не можешь, сколько всякой разной информации слышат мои уши ежедневно.
— Страшнее красивой женщины только красивая и умная женщина.
— Ах ты, подлиза!
— Считай, что я тоже умею слушать.
— Я заметила. А по поводу Лины: жаль, что ей так досталось. Несправедливо это. А ты всем встречным свежакам так помогаешь или только симпатичным девушкам? Или только конкретно эта понравилась?
Дикарь смущенно потер нос.
— Понравилась. Но дело не только в этом. Понимаешь, Дина, я, когда сюда попал, в такой конкретной заднице очутился, что словами и не расскажешь. Десять раз сдохнуть должен был, но каким-то чудом выживал. Только везение не длится бесконечно, кончилось и мое — меня крепко прижала серьезная тварь. Я уже начал прощаться с жизнью, как появился мой крестный и меня спас. Вытащил с того света, можно сказать. Он для меня сделал… кое-что, после этого я изменился, но зато выжил. Мог бы пройти мимо, но заступился за бестолкового свежака, который несся с безумными глазами через кластер, забитый тварями, спас его, помог выжить. Он мне тогда сказал одну вещь. Что, мол, Улей поддерживает тех, кто помогает новичкам. А тех, кто на них плюет или, того хуже, вредит — наказывает; типа такие люди долго тут не живут. Каждый раз, когда вижу свежих иммунных, которые понятия не имеют, где очутились и что их ждет, я вспоминаю себя самого в первые часы после загрузки. Вот только мне Буран сегодня сказал кое-чего, и я все думаю: это я дурак или он слишком умный?
— И что же он тебе сказал?
— Ну, если обобщить, то имелось в виду, что нет смысла спасать всех свежаков подряд. Якобы большинство из них непригодно для жизни в Улье. Мол, вытаскивать стоит только тех, кто для своего спасения сам прикладывает силы. А из-за остальных только подставляться да жизнью рисковать.
— Он отчасти прав, многие когда понимают, куда угодили, просто не могут с этим справиться. Знаешь, из-за чего чаще всего умирают новички? Ну, те, кто протянул в Улье больше недели? Суицид. Накручивают себя и от безысходности сводят счеты с жизнью. Я не слишком давно в Улье, хотя, по меркам среднестатистического, срок выходит приличный. Но у меня работа такая, что тут всегда отирается куча разного народу, ну и наслушаться приходится всякого. Так что слова Бурана о том, что большинство свежаков не приспособлены к Улью — правда. Вот только он не прав в том, что всех под одну гребенку гребет. Часто бывает, что поначалу человек ничем себя не проявляет, а потом окажется, что он в местных реалиях, как рыба в воде. Не нужно далеко ходить за примером — наш Надфиль такой. На него, поначалу, все рукой махнули: мол, что с убогого взять, задрот есть задрот. А сейчас все, что в стабе связано с оружием, держится на нем, понимаешь? Я хочу сказать, что не всегда можно понять заранее, кто перед тобой. Кому-то бывает важно дать шанс. Потому что дуболомы, которые с первых часов начинают месить зараженных ножкой от табуретки, конечно, нужны и важны, но чего-то серьезного тут чаще добиваются люди, которые дружат с головой. А что касается Бурана — он в Улье давно и приключалось с ним… всякое. Нехорошее. Разочаровался он в людях, проще говоря. Он ведь раньше стронгом был, причем убежденным. Муров и внешников ненавидел каждой клеточкой своего тела. У Бурана своя история есть, в которой он лишился своей старой команды и едва не потерял Шута. Рассказывать ее я тебе не буду: захочет — сам поделится.
— Учту. Дина, я знаю, что мы едва знакомы, и ты мне, вроде как, ничем не обязана, но у меня есть просьба — присмотри за этой девочкой, пожалуйста. Ты человек бывалый, это сразу видно; если что — сможешь ей помочь уберечься от проблем.