Я решила поскорее от них отвлечься и повернулась к Джеймсону.
– Вот, – сказала я, достав из рюкзака свое письмо и протянув ему.
– Я показал вам свое, и вы, значит, решили ответить мне тем же, – прокомментировал он, сполна наслаждаясь двусмысленностью этого замечания.
– Хватит болтать, лучше прочтите.
Он открыл конверт.
– И это все? – уточнил Джеймсон, дочитав послание.
Я кивнула.
– И за что же он может извиняться? Догадки есть? – спросил он. – Может, в вашей жизни случались какие-нибудь страшные несправедливости, виновников которых так и не нашли?
– Была одна, – сказала я, проглотив ком в горле, и потупилась. – Но, скорее всего, ваш дедушка тут ни при чем, если только не он виновен в том, что у моей мамы была очень редкая группа крови и что в списке претендентов на трансплантацию она оказалась чересчур далеко.
Я рассчитывала, что эти слова прозвучат саркастично, но не сумела сдержать горечи.
– Вернемся к вашему письму позже. – Джеймсону, к его чести, хватило такта не обращать внимания на мой дрогнувший голос. – А пока поговорим о моем. Мне вот интересно, что в нем поняли вы, а, Таинственная Незнакомка?
Мне вдруг показалось, что это – новая проверка. Новая возможность показать, чего же я стою. Что ж, вызов принят.
– Ваше письмо состоит из поговорок, – проговорила я, решив начать с очевидного. – Не все то золото, что блестит. Безмерная власть развращает без меры. Тут имеется в виду, что деньги и власть опасны. А первые строки – черт знакомый лучше черта незнакомого, согласитесь – понятны, разве нет?
Семья Тобиаса Хоторна была «знакомым чертом», а я – незнакомым. Но если так, то почему я? Если я им чужая, как Хоторн меня выбрал? Ткнул пальцем в карту? Использовал компьютерный алгоритм из фантазий Макс?
И если я чужая, за что он просит прощения?
– А дальше? – подал голос Джеймсон.
Я снова сосредоточилась на письме.
– Неизбежны только смерть и налоги. Как по мне, звучит так, будто он понимал, что скоро умрет.
– А мы даже не знали о его болезни, – тихо признался Джеймсон. И это прозвучало правдоподобно. Тобиас Хоторн явно виртуозно умел хранить тайны – как моя мама. Но даже если допустить, что он знал ее лично, я-то все равно для него «черт незнакомый». И все равно чужак, даже если мама – нет.
Я остро чувствовала присутствие Джеймсона. Он смотрел на меня до того пристально, что казалось, видит все мои мысли.
– От сумы да тюрьмы не зарекайся, – продолжила я, вернувшись к письму, которое решила разобрать до конца. – Это значит, что если обстоятельства вдруг изменятся, люди могут неожиданно поменяться ролями, – пояснила я.
– Богатый парнишка может стать нищим, – начал Джеймсон и, опустив ногу с консоли, развернулся ко мне. Под пристальным взглядом его зеленых глаз мне вдруг сделалось не по себе. – А девчонка из бедняцкого пригорода…
Принцессой. Загадкой. Наследницей. Тайной.
Джеймсон улыбнулся. Если это и впрямь был тест, то я его, кажется, прошла.
– Если смотреть поверхностно, то в письме вроде как перечисляется все то, что мы уже знаем: мой дед умер и оставил все состояние незнакомому черту, тем самым перевернув жизнь своих близких с ног на голову. Почему? Потому что власть развращает. А безмерная власть развращает без меры.
Я не смогла бы отвести от него глаз, даже если бы постаралась.
– А вы, Наследница? – продолжал Джеймсон. – Вас, поди, развратить невозможно? Потому-то вам все и досталось? – Уголки его губ дрогнули, но вовсе не от улыбки. Это выражение сложно было разгадать, но оно так и притягивало взгляд. – Я своего деда знаю, – продолжил он, пристально глядя мне в глаза. – Тут наверняка что-то зашифровано. Игра слов. Код. Тайное послание. И никак иначе.
Он вернул мне письмо. Я забрала его и опустила взгляд.
– Ваш дедушка в моем случае подписался инициалами, – сказала я, решив поделиться последним наблюдением, – а в вашем – полным именем.
– И какие выводы мы можем из этого сделать? – тихо спросил он.
Мы. И когда мы с одним из Хоторнов успели объединиться? Надо было соблюдать осторожность. Пускай мне и помогают Орен с Алисой – надо было выдержать дистанцию. Но эта семейка… Эти мальчишки… Что-то в них есть такое…
– Почти приехали, – сообщил Орен. Даже если он слышал наш разговор, вида он не подал. – Администрацию школы вкратце ввели в курс дела. Несколько лет назад, когда внуки мистера Хоторна только поступали сюда на обучение, я проверил здешнюю систему безопасности – она надежная. Вам тут ничего не грозит, Эйвери, только ни при каких условиях не покидайте кампус. – Наша машина въехала в ворота. – Я буду недалеко.
Я на время забыла о наших с Джеймсоном письмах и задумалась о том, что же ждет меня, когда я выйду из машины. Неужели это и впрямь школа? – пронеслось в голове, когда я выглянула из окна. Куда больше она походила на колледж или музей и точно сошла со страниц каталога, пестреющего фотографиями хорошеньких и улыбчивых учеников. Форма, которую мне выдали дома, вдруг показалась мне неуютной, точно не по мне шитой. Я была точно маленькая девочка, которой вздумалось поиграть и которая, надев на голову кастрюлю, возомнила себя астронавтом, а потом неумело размазала по лицу помаду в твердой уверенности, что теперь выглядит точь-в-точь как кинозвезда.
Для всего остального мира я была девчонкой, на которую нежданно обрушилась слава. Я привлекала интерес, была, можно сказать, мишенью. А тут? Наверняка люди, которые с детства купаются в роскоши, тут же раскусят меня, поймут, что я – самозванка?
– Озадачить и сбежать – не в моем стиле, Таинственная Незнакомка, – проговорил Джеймсон, взявшись за ручку двери, стоило только машине остановиться. – Но последнее, что вам нужно в первый день пребывания в этой школе, – это чтобы кто-нибудь увидел, как мы мило беседуем.
Глава 22
Через секунду Джеймсона уже и след простыл. Он затерялся в гуще бордовых пиджаков и блестящих волос, а я так и осталась неподвижно сидеть в машине, даже не отстегнув ремня.
– По сути это обыкновенная школа, – сказал мне Орен. – И дети тут обыкновенные.
И богатые. Дети, чьи базовые представления о нормальности сформированы благодаря тому факту, что они просто родились в семье нейрохирурга или известного адвоката. Размышляя о колледже, они наверняка думают о Гарварде и Йеле, не меньше. И вот в этой гуще оказываюсь я в клетчатой юбке-плиссе и таком же бордовом пиджаке с синим гербом, под которым вышит лозунг на латыни, который я даже не могу прочесть.
Я выхватила новый телефон и отправила Макс сообщение. Это Эйвери. Новый номер. Позвони мне.
Я бросила последний взгляд на водительское сиденье и усилием воли заставила себя взяться за ручку дверцы. Не будет Орен со мной миндальничать – это в его обязанности не входит. Его работа – оберегать меня, вот только не от пристальных взглядов, которые, как я была уверена, обрушатся на меня, стоит мне только выйти из машины.
– После уроков вы будете ждать меня здесь? – спросила я.
– Да, я буду здесь.
Я подождала еще пару секунд, решив, что от Орена могут последовать еще какие-нибудь указания, но их не прозвучало, и я открыла дверь.
– Спасибо, что подбросили.
Никто на меня не пялился. Никто не перешептывался. Сказать по правде, пока я шла к двойной арке, украшавшей собой вход в главное здание, меня начало одолевать ощущение, что это равнодушие – показное. На меня нарочно никто не смотрит. Все нарочно молчат. Я ловила на себе только мимолетные взгляды, и то от раза к разу. Стоило мне заглянуть встречным в глаза, и они отворачивались.
Я твердила себе, что из моего появления не делают много шума, чтобы меня уважить – но ощущение у меня все равно было такое, будто я забрела в бальную залу, где все кружатся в хитром вальсе и пляшут вокруг меня так, словно меня здесь и нет вовсе.
На подходе к аркам какая-то девушка с длинными черными волосами нарушила этот всеобщий «обет молчания», стряхнула его с себя, точно породистый жеребец – неумелого наездника. Началось все с того, что она пристально на меня посмотрела – и тогда другие ученики один за другим взяли с нее пример.
А когда я подошла ближе, темноволосая незнакомка отделилась от толпы и вышла мне навстречу.
– Меня зовут Тея, – с улыбкой сказала она. – А ты, должно быть, Эйвери. – Голос у нее был очень приятный – музыкальный, певучий, она была словно сирена, которая прекрасно знает, что при желании без труда сможет отправить моряков на дно морское. – Хочешь, я покажу тебе дорогу к директрисе?
– Директрису зовут доктор Макгоуэн. Она профессор, защищала диссертацию в Принстоне. Ты у нее в кабинете проторчишь с полчаса, не меньше, пока дослушаешь ее рассказ о возможностях и традициях. Если предложит кофе – не стесняйся, бери. Зерна она сама обжаривает, и это просто с ума сойти как вкусно, – сообщила Тея, от которой никак не могло укрыться то обстоятельство, что теперь все кругом пялились на нас обеих. Но ей это, кажется, даже нравилось. – Когда доктор Мак выдаст тебе расписание, обязательно проверь, что у тебя каждый день есть время пообедать. В Кантри-Дэй обучение «модульное», то есть по шестидневному циклу, хотя учимся мы всего пять дней в неделю. На протяжении цикла ты изучаешь от трех до пяти разных предметов, и уроки могут поставить на любое время, так что если не будешь за этим следить, вполне может оказаться, что в первый и второй день у тебя будет занятие прямо в обеденный перерыв, а в третий и пятый уроков почти не будет.
– Понятно, – отозвалась я. От новой информации голова шла кругом, но я выдавила из себя еще одно слово: – Спасибо.
– Люди в этой школе все равно что феи в кельтских мифах, – с улыбкой сказала Тея. – Не стоит нас благодарить, если не хочешь делать нам одолжение.