– Наш отец был великим человеком, – заявила Зара. Легкий ветерок играл ее волосами. На лице застыла непоколебимая уверенность. – Предприниматель-революционер, главный филантроп своего поколения, человек, который ставил семью превыше всего. – Она взяла Скай за руку. – И хотя мы горько оплакиваем его кончину, не стоит сомневаться в том, что мы продолжим дело его жизни и не дадим ему погибнуть. Фонд Хоторна продолжит свою работу. Те множественные отчисления, которые делал мой отец, не будут прекращены. И хотя мы сейчас не можем комментировать непростую юридическую ситуацию, сложившуюся вокруг его имени, могу вас заверить, что мы сотрудничаем с очень влиятельными фигурами, специалистами, которые занимаются проблемами насилия над пожилыми людьми, и командой экспертов в области медицины и права, и непременно во всем разберемся. – Зара посмотрела на сестру, в чьих глазах мерцали непролитые слезы – безупречные, эффектные, драматичные.
– Отец был нашим героем, – провозгласила Зара. – И мы не позволим ему после смерти сделаться жертвой! Мы готовы предоставить прессе результаты генетического теста, доказавшего, что, вопреки сплетням и множественным спекуляциям, которыми пестрят таблоиды, Эйвери Грэмбс – вовсе не внебрачный ребенок нашего отца, который был верен своей любимой супруге, нашей матери, до последних дней своей жизни. Вся наша семья поражена недавними событиями не меньше вашего, но гены не врут. Кем бы ни была эта девушка, она не Хоторн.
Видео оборвалось. Потрясенная до глубины души, я вспомнила последние слова Грэйсона, этот его финальный выстрел. Готов поставить на то, что уже через неделю вас тут не будет.
– Специалисты, которые занимаются проблемой насилия над пожилыми? – ахнув, переспросила Либби. Это выступление потрясло и ее.
– И «очень влиятельные фигуры», – уточнила я. – И команда медиков. Видимо, напрямую обвинить меня в том, что я подозреваюсь в вымогательстве денег у измученного деменцией старика, она не говорит прямо, но именно на это намекает.
– Нет, ну это уже ни в какие рамки не лезет! – Либби была вне себя от злости – эдакий готический комочек ярости с хвостом синих волос. – Какое она имеет право нести такую чушь? Позвони Алисе! У тебя же есть юристы!
Еще головная боль. Впрочем, такого поворота событий следовало ожидать. Учитывая размеры состояния, это было неизбежно. Орен меня предупреждал, что эти дамы непременно подадут на меня в суд.
– Завтра позвоню, – пообещала я. – А сейчас пойду спать.
Глава 30
– Никаких законных оснований у них нет.
Звонить Алисе мне не пришлось. Она сама ко мне явилась.
– Не волнуйтесь, мы загасим это все на корню. Сегодня у моего отца встреча с Зарой и Константином.
– Константином? – переспросила я.
– Так зовут ее мужа.
Дядю Теи, сообразила я.
– Они, разумеется, понимают, что многим рискуют, оспаривая последнюю волю мистера Хоторна. У Зары огромные долги, и они никуда не исчезнут, если она подаст на вас иск. Но вот чего они точно не знают – и что мой отец постарается до них донести, – так это того, что даже если суд признает завещание мистера Хоторна недействительным, его состояние будет распределено в соответствии с предыдущей версией завещания, по которой семейство Хоторнов получит еще меньше, чем теперь.
Ловушка за ловушкой, – зазвучали в памяти слова Джеймсона, сказанные им после оглашения завещания. А потом мне вспомнился разговор с Ксандром за булочками. Будь вы даже сто раз уверены в том, что перехитрили нашего деда, на самом деле это он вас обвел вокруг пальца, и никак иначе.
– А как давно была составлена предыдущая версия завещания? – спросила я, гадая, не было ли оно написано Тобиасом исключительно для того, чтобы упрочить действие нынешнего.
– В августе, двадцать лет назад, – ответила Алиса, мгновенно списав мою догадку со счетов. – И по его условиям все состояние должно было отойти благотворительным организациям.
– Двадцать лет? – переспросила я. В то время никого из братьев Хоторн, не считая Нэша, еще не было. – То есть он лишил собственных дочерей наследства аж двадцать лет назад, но и словом об этом не обмолвился?
– Вероятнее всего, так и есть. Что же касается вашего вчерашнего вопроса, – Алиса, как всегда, не теряла профессиональной хватки, – судя по архивам нашей фирмы, мистер Хоторн официально изменил имя двадцать лет тому назад, тоже в августе. До этого среднего имени у него не было.
То есть Тобиас Хоторн взял себе среднее имя тогда же, когда лишил богатств собственную семью. Сносом. С носом. Учитывая все, что мне рассказывали о своем деде Джеймсон и Ксандр, тут явно зашифровано послание. И главное тут – вовсе не то, что деньги отойдут именно мне – или благотворителям.
Главное – что родне ничего не достанется.
– А что вообще случилось в тот самый август двадцать лет назад? – спросила я.
Алиса ответила не сразу, тщательно взвешивая слова. Я невольно задумалась, может, она по-прежнему предана Нэшу и его родным?
– В то лето мистер Хоторн с супругой потеряли сына, Тоби. Ему было девятнадцать, и на тот момент он был младшим их сыном. – Алиса немного помолчала, а потом продолжила свой рассказ: – Тоби вместе с друзьями поехал в один из загородных домов семейства Хоторнов. Там случился пожар, и он погиб, а вместе с ним – трое его приятелей.
Я попыталась осмыслить услышанное. Тобиас Хоторн исключил из завещания собственных дочерей после гибели сына. После смерти Тоби папа навсегда переменился, сказала Зара, когда ошибочно решила, что ее отец решил передать все имущество сыновьям ее сестры. Я стала сосредоточенно вспоминать, что же на это ответила Скай.
Исчезновения, поправила она, и разговор замялся.
– А почему Скай сказала, что Тоби не умер, а исчез?
Мой вопрос застал Алису врасплох: она явно не помнила этого разговора между сестрами на оглашении завещания.
– В ту ночь после пожара случилась сильная гроза, – пояснила Алиса, когда к ней вернулся дар речи. – Останки Тоби так и не были обнаружены и опознаны.
Шестеренки в моем мозгу завертелись в полную мощь, обрабатывая эти новые сведения.
– А разве Зара и Скай не могут обжаловать и старое завещание? – спросила я. – Заявить, что оно было составлено недобровольно, или что мистер Хоторн был вне себя от горя, или еще что-нибудь?
– Мистер Хоторн ежегодно подписывал документ, подтверждающий то завещание, – заверила меня Алиса. – И так было всегда, пока в нем не появились вы.
Пока в нем не появилась я. От мысли об этом по спине побежали мурашки.
– И как давно это случилось? – спросила я.
– В прошлом году.
Что же такое произошло, что Тобиас Хоторн решил не жертвовать свое состояние на благотворительность, а передать его мне?
Может, он был знаком с моей мамой. Может, знал о ее смерти. Может, пожалел меня.
– Если ваше любопытство удовлетворено, – проговорила Алиса, – я бы вернулась к более насущным проблемам. Думаю, отец сможет урезонить Зару и Константина. Но самая главная наша беда сейчас, если уж говорить о пиаре, – Алиса серьезно посмотрела на меня, – это ваша сестра.
– Либби? – Я ожидала чего угодно, но только не этого.
– Всем будет лучше, если она пока заляжет на дно.
– Да как она может залечь на дно? – спросила я. Как-никак, речь шла чуть ли не о главной сенсации в мире.
– В ближайшем будущем я бы настоятельно рекомендовала ей не покидать пределов поместья, – проговорила Алиса, и мне вспомнились слова сестры о том, что у нее-то «времени хоть отбавляй». – Впоследствии можно будет поразмыслить о работе в сфере благотворительности, если ей этого захочется, но сейчас нам важно контролировать ситуацию в прессе, а ваша сестра умеет… привлечь к себе внимание.
Трудно было сказать, на что именно она намекает: на стиль Либби или на синяк под глазом. Во мне забурлила злость.
– Моя сестра вправе носить то, что ей нравится! – заявила я. – И делать, что вздумается. Если высшему техасскому обществу и таблоидам это не нравится, я могу им только посочувствовать.
– Ситуация довольно деликатная, – невозмутимо ответила Алиса. – Особенно если говорить о прессе. А Либби…
– Она не общается с журналистами, – перебила я ее. В этом я была уверена так же крепко, как и в том, что меня зовут Эйвери.
– Зато ее бывший парень общается. И ее мать. И оба ищут способ монетизировать свои слова. – Алиса многозначительно посмотрела на меня. – Не мне вам рассказывать, что победа в лотерее зачастую делает человека несчастным, потому что его тут же начинают осаждать многочисленные друзья и родственники. Вам повезло: и тех и других у вас почти нет. А вот у Либби все совсем по-другому.
Если бы многомиллиардное состояние унаследовала не я, а Либби, она просто не смогла бы никому отказать. Она щедро одарила бы каждого, кто только попросил бы ее об этом.
– Стоит подумать о единовременной выплате в пользу ее матери, – деловым тоном предложила Алиса. – В рамках договора о неразглашении, по которому ей будет запрещено рассказывать о вас и о Либби прессе.
От мысли о том, чтобы озолотить мать Либби, у меня внутри все сжалось. Эта женщина и цента не заслуживала. Но Либби, в свою очередь, не заслуживала того, чтобы наблюдать за тем, как родная мать регулярно пытается ее продать в эфире вечерних новостей.
– Ну ладно, – стиснув зубы, согласилась я. – Но Дрейку от меня ничего не достанется.
Алиса улыбнулась, блеснув зубами.
– Его-то я быстро приструню, – пообещала она и протянула мне увесистую папку. – Я тут собрала для вас кое-какие немаловажные сведения, а еще сегодня придет человек, который поработает над вашим гардеробом и внешностью.
– Над чем?
– Как вы справедливо заметили, Либби вправе носить то, что ей нравится, но вы такой роскоши лишены, – пожав плечами, уточнила Алиса. – Вы произвели настоящий фурор. И выглядеть надо соответственно.
Удивительно, как этот разговор, начавшийся с вопросов юриспруденции и пиара, перетек в обсуждение трагедии семьи Хоторн, а закончился тем, что мой юрист заявил мне, что надо бы поработать над своим образом.