. Особенно это.
– Бабушка попросила меня тебя проведать, – тихим, нерешительным голосом сообщила Ребекка.
– Я в порядке, – ответила я, искренне желая, чтобы это и впрямь было так. Надо прийти в себя.
– Ба сказала, что тебя застрелили, – уточнила Ребекка, так и оставшись на пороге, будто ей страшно было ко мне приближаться.
– Подстрелили, – поправила ее я.
– Очень рада, – сказала Ребекка, а потом, видимо, ужаснувшись своим словам, поспешно уточнила: – Рада, что тебя всего лишь подстрелили. Лучше же быть подстреленной, чем застреленной, правда? – Ее взгляд нервно заметался между кроватями, укрытыми сиреневыми одеялами. – Эмили на это сказала бы, что нечего тут усложнять – можно всем говорить, что тебя застрелили, – продолжила Ребекка куда более уверенным тоном – своими собственными мыслями она делилась с большей робостью. – В конце концов, пуля – была. Рана – есть. Эмили бы заявила, что ты имеешь полное право устроить из этого драму.
А заодно и смотреть на каждого с подозрением. Стать строже в суждениях под действием адреналина. А может, даже сделаться решительнее в расспросах.
– Так вы с Эмили жили в этой комнате? – спросила я. Хотя ответ был очевиден, стоило только взглянуть на кровати. Когда Ребекка и Эмили приходили к дедушке с бабушкой в гости, они ночевали в этой комнате.
– А кто из вас любил фиолетовый в детстве – ты или сестра?
– Сестра, – ответила Ребекка и едва заметно пожала плечами. – Но она и мне вечно твердила, что это и мой любимый цвет тоже.
А на той фотографии, которую я украдкой увидела, Эмили стояла в самом центре и смотрела в объектив, тогда как Ребекка оставалась на заднем плане и глядела в сторону.
– Я должна тебя кое о чем предупредить, – сказала Ребекка и, не глядя на меня, направилась к одной из кроватей.
– О чем же? – спросила я, мельком подумав о грязи на ее ботинках и о том, что в момент выстрела она была на территории поместья, но не в доме бабушки с дедушкой.
То, что она не внушает чувства опасности, вовсе не значит, что с ней безопасно.
Но когда Ребекка снова заговорила, речь пошла вовсе не о стрельбе.
– Пожалуй, стоит рассказать тебе, каким чудесным человеком была моя сестра, – произнесла она с таким видом, будто вовсе не меняла темы, а обещанное предупреждение было связано именно с Эмили. – Она и впрямь была милой, но только когда сама этого хотела. Ее улыбка была заразительной. Про смех вообще молчу, а когда она называла какую-нибудь затею прекрасной, люди ей верили. Почти всегда она была добра ко мне. – Ребекка встретила мой взгляд. – Но вот мальчишкам с ней не очень повезло.
Мальчишкам. Во множественном числе.
– А что между ними произошло? – спросила я. Наверное, сейчас надо было в первую очередь думать о том, кто же в меня стрелял, но я все же не могла забыть, как Джеймсон, прежде чем оставить меня в ванной одну, упомянул Эмили.
– Эмили выбирать не любила, – сказала Ребекка, явно осторожничая в выражениях. – Ей нужно было все и сразу, не то что мне, человеку, который вообще редко чего-нибудь хотел. А в тот единственный раз, когда и у меня пробудилось желание… – Она тряхнула головой и осеклась. – Ее счастье было для меня важнее всего. С самого детства родители твердили мне, что Эмили больна, а я – здорова, а значит, я должна делать все, что в моих силах, чтобы она улыбалась.
– А мальчишки?
– С ними она тоже улыбалась.
Я догадалась, о чем умолчала Ребекка. Точнее, какой подтекст был у сказанного. Эмили выбирать не любила.
– Она встречалась и с тем и с другим? – проговорила я, стараясь уложить в голове этот факт. – А они знали об этом?
– Сперва – нет, – прошептала Ребекка, будто боясь, что сестра может подслушать наш разговор.
– А что было, когда Грэйсон с Джеймсоном узнали, что она встречается с ними обоими?
– Сразу видно, что ты не была знакома с Эмили, – сказала Ребекка. – Она не хотела выбирать, а они – не желали ее отпускать. И потому она затеяла, скажем так, соревнование. Небольшую игру.
И погибла.
– Как умерла Эмили? – спросила я, не желая упускать момента. Как знать, может, ни Ребекка, ни парни больше не захотят делиться со мной откровениями.
Ребекка смотрела на меня невидящим взглядом. Казалось, мыслями она где-то очень далеко.
– Грэйсон сказал, сердце не выдержало, – прошептала она.
Грэйсон. Я пока не могла ни о чем думать. Только когда Ребекка ушла из комнаты, я вдруг поняла, что обещанного предупреждения от нее так и не услышала.
Глава 56
Через три часа Орен с другими охранниками сопроводили меня в Дом Хоторнов. Я ехала на вездеходе в окружении сразу троих телохранителей.
Говорил один Орен:
– Благодаря комплексной системе видеонаблюдения моя команда смогла отследить и проверить местоположение и алиби всех членов семьи Хоторн, а также мисс Теи Каллигарис.
У них у всех алиби. И у Грэйсона тоже. Меня накрыло волной облегчения, но спустя мгновение в груди защемило.
– А Константин? – спросила я. В теории ведь он никакой не Хоторн.
– Вне подозрений, – заявил Орен. – Во всяком случае, сам он в вас не стрелял.
Сам. Значение этого короткого слова потрясло меня.
– Но ведь он мог нанять стрелка? – Да и все они могли! В памяти зазвучали слова Грэйсона о том, что всегда найдутся люди, готовые из кожи вон вылезть, чтобы только угодить кому-нибудь из Хоторнов.
– У меня есть на примете один неплохой судмедэксперт, – спокойно сообщил Орен. – Он работает в связке с не менее опытным хакером. Вместе они досконально изучат банковские выписки и данные от оператора сотовой связи. А мы пока проверим персонал.
Я сглотнула. А ведь я с большинством работников никогда даже не виделась. И не знала, сколько вообще их в доме, у кого из них была возможность в меня выстрелить – или мотив.
– Весь персонал? – спросила я Орена. – Даже Лафлинов? – Они были очень со мной любезны, когда я вышла из спальни после того, как привела себя в порядок, но сейчас не время было доверять интуиции – ни своей, ни ореновской.
– Они тоже вне подозрений, – заявил Орен. – На момент выстрела мистер Лафлин был в Доме, а миссис Лафлин – в коттедже, что подтверждается записями с камер.
– А Ребекка? – уточнила я. Она покинула территорию поместья сразу же после нашего разговора.
По лицу Орена я видела, что он хочет заверить меня, будто Ребекки бояться не нужно, но он не стал этого делать.
– Мы все тщательнейшим образом проверим, – пообещал он. – Но я точно знаю, что внучки Лафлинов стрелять никогда не учились. Мистеру Лафлину даже запрещалось держать дома оружие во время их визитов.
– А кто еще сегодня приезжал в поместье?
– Уборщик бассейна, звукотехник, который что-то там налаживал в театре, массажист и горничная.
Я мысленно повторила этот список, чтобы лучше запомнить, и во рту пересохло.
– А как зовут эту горничную?
– Мелисса Винсент.
Сперва имя показалось мне незнакомым – но совсем ненадолго.
– Мелли?
Орен удивленно посмотрел на меня.
– Вы знакомы?
Я вспомнила, как она застала Нэша у порога комнаты Либби.
– Ни о чем не хотите мне рассказать? – спросил Орен – и по его тону я поняла, что выбора у меня нет. Я пересказала ему слова Алисы о Мелли и Нэше, описала, что сама я видела в комнате сестры и чему стала свидетелем Мелли. Тем временем мы подъехали к Дому Хоторнов, и я увидела Алису.
– Это единственный человек, кого я разрешил пустить на территорию, – заверил меня Орен. – И, сдается мне, в обозримом будущем этот расклад не изменится.
Наверное, мне стоило бы обрадоваться этой новости, вот только мне было совсем не до того.
– Как она? – спросила Алиса у Орена, когда мы слезли с вездехода.
– Злая как собака, – ответила я, не успел мой телохранитель и слова сказать. – А еще напугана. И все болит, – уточнила я. При взгляде на Алису и Орена меня вдруг точно прорвало, и я, не сдержавшись, выпалила: – Вы же оба меня уверяли, что ничего не случится! Клялись, что я в безопасности! Чуть ли не дурочкой называли за то, что я рассуждаю об убийствах!
– Чисто технически вы тогда рассуждали именно об убийствах топором, – уточнила Алиса. – Кроме того, – продолжила она, стиснув зубы, – если говорить юридическим языком, есть основания полагать, что имел место недосмотр.
– Какой еще недосмотр?! Вы же мне говорили, что, если я умру, Хоторны ни гроша не получат!
– Я и сейчас это утверждаю, – сочувственно проговорила Алиса. – Однако… – признание собственной вины явно было для нее недопустимо, – помимо этого я говорила вам, что если вы умрете до вступления завещания в законную силу, вы все равно сможете унаследовать обещанное состояние посмертно. Как правило, так и происходит.
– Как правило, – повторила я. Если я что и усвоила за последнюю неделю, так это то, что Тобиас Хоторн – да и его наследники – правила не слишком-то жаловали.
– Однако, – натянутым тоном продолжала Алиса, – по техасским законам человек, находящийся при смерти, вправе внести в завещание подпункт, в котором уточняется, что наследники должны пережить его на определенное время, чтобы сделаться хозяевами его состояния.
Я не раз перечитала завещание.
– Уверена, я бы запомнила, если бы там хоть что-то говорилось о том, сколько времени я обязана избегать смерти, чтобы унаследовать богатства. Единственное условие…
– Состояло в том, что вы должны прожить в Доме Хоторнов год, – закончила за меня Алиса. – Что, говоря откровенно, никак не получится исполнить, если вас убьют.
Так, а в чем тогда «недосмотр»? В том, что я не смогу жить в Доме Хоторнов, если меня убьют?
– Но если я умру… – я сглотнула и облизнула пересохшие губы. – Деньги пойдут на благотворительность?
– Возможно. Но не исключено, что ваши наследники смогут оспорить этот пункт на основании намерений мистера Хоторна.