— Проводить? — спросил Тату.
— Неа, — ответил Амос и закинул ящик на плечо. — Уходить я отлично умею.
С помощью ручного терминала Амос дошел до ближайшей ночлежки и снял комнату. Бросив выпивку и сумку на кровать, он вышел на улицу. Короткая прогулка привела его к тележке, где он купил нечто, излишне оптимистично названное бельгийской сосиской — вряд ли бельгийцы были знамениты продуктами из ароматизированной бобовой пасты. Хотя какая разница. Амос вдруг понял, что, зная наизусть периоды обращения каждого спутника Юпитера, он понятия не имеет, где эта Бельгия. Максимум, что он мог предположить — точно не в Северной Америке. Так что не ему критиковать утверждения насчет бельгийской кухни.
Он дошел до гниющих доков, где играл ребенком, по той лишь причине, что нужно было куда-то идти, и он знал, в какой стороне вода. Прикончив сосиску и не увидев мусорки, он сжевал и упаковку. Она была сделана из кукурузного крахмала и на вкус напоминала старые хлопья для завтрака.
Мимо него прошла небольшая группа подростков, потом развернулась и последовала за ним. Они были в том дурацком возрасте между ходячей жертвой и способностью совершать настоящие взрослые преступления. Возраст, подходящий для мелкого воровства и службы на побегушках у дилеров, а порой и случайного грабежа без особого риска, когда представится возможность. Амос проигнорировал их и спустился на ржавеющий старый причал.
Позади юнцы совещались тихими, но напряженными голосами. Решали, наверное, стоит ли баланс счета чужака (в доках Балтимора свято верили, что каждый за их пределами имеет больше денег, чем любой из местных) риска связываться с таким здоровяком. Амос хорошо знал, как решаются такие уравнения. Когда-то и он сам участвовал в подобном споре. Он продолжил игнорировать их, прислушиваясь к мягкому биению воды о причал.
Вдалеке на небе зажглась огненная линия, будто молния, нарисованная по линейке. Несколькими секундами позже по гавани прокатился грохот, и Амос вдруг ясно вспомнил, как сидел здесь с Эриком, наблюдая за отправкой на орбиту боеприпасов и обсуждая возможность покинуть планету.
За пределами колодца гравитации Амос считался землянином. Но это было не так. Амос был из Балтимора. Все, что он знал о планете за пределами пары десятков домов бедного квартала, уместилось бы в носовой платок. Первые шаги за границами города он сделал, слезая со скоростного поезда в Боготе, чтобы сесть на шаттл на Луну.
Он услышал позади тихие шаги по причалу. Спор закончился. Плюсы перевесили минусы. Амос повернулся к приближающимся подросткам. Кое у кого были биты, у одного нож.
— Не стоит того, — сказал он. Он не стал сжимать или поднимать кулаки, просто покачал головой. — Подождите следующего.
Пару секунд они напряженно смотрели на него, а потом, будто достигнув какого-то телепатического согласия, дружно отошли.
Эрик ошибался, говоря, что он все тот же. Человек, которым он когда-то был, состоял не из набора каких-то личных черт, а из того, что он знал и умел, и из своих желаний. Тот человек знал, где гонят хороший самогон. Где у дилеров есть качественная марихуана и табак. Какие бордели обслуживают местных, а какие обирают только ищущих приключений туристов. Тот человек знал, где дешево взять на время пушку, и то, что цена утраивается, если ее использовать. Знал, что дешевле заплатить за время в мастерской и сделать собственную. Как тот дробовик, из которого он впервые убил человека.
Но тот, кем он стал сейчас, знал, как заставить работать термоядерный реактор. Как настроить магнитные катушки, чтобы сообщить максимальную скорость ионизированным частицам выхлопа, и как устранить пробоину в корпусе. Этому парню были безразличны как эти улицы, так и предлагаемые ими удовольствия и риски. Балтимор мог выглядеть как прежде, но стал столь же чуждым ему, как мифическая Бельгия.
В этот момент он понял, что в последний раз на Земле. Он больше не вернется.
На следующее утро Амос проснулся в своей комнате с половиной бутылки текилы на ночном столике и первым похмельем за последние несколько лет. На секунду ему показалось, что он был настолько пьян, что обмочился в постель, но потом понял, что просто ужасно вспотел от удушающей жары. В горле пересохло, а язык распух.
Он смыл ночной пот и выпил обжигающе горячей воды из душа, запрокидывая голову, чтобы вода заполнила весь рот. После десятилетий фильтрованной и стерилизованной корабельной воды он наслаждался ее вкусом. И надеялся, что его придавали не микробы и тяжелые металлы.
Амос вынул оставшиеся бутылки текилы из ящика и положил в сумку, обернув одеждой. Потом взял терминал и начал искать подходящий шаттл на Луну с пересадкой на дальний рейс на Тихо. Он попрощался с Лидией, ну, или с тем, что от нее осталось. Он в некотором роде попрощался с Эриком. На всей планете не осталось никого, за кого он дал бы хоть полплевка.
Хотя нет. Это не совсем так.
Он набрал номер, который использовала Авасарала, и появился молодой человек с безупречной стрижкой, бледной кожей и огромными зубами. Он выглядел как манекен из дорогого магазина.
— Секретариат Авасаралы.
— Дай-ка мне Крисси, малыш, и побыстрее.
Манекен впал в молчание на два долгих вдоха.
— Прошу прощения, но...
— Парень, — с ухмылкой сказал Амос. — Я позвонил на ее частную линию, так? Меня зовут Амос Бартон. — Ложь, повторяемая так часто, что стала почти правдой. — Я работаю на Джеймса Холдена. Если сейчас же не скажешь ей, что я на линии, могу поспорить, вечером окажешься в очереди за пособием по безработице.
— Минуту, пожалуйста, — манекен исчез, и на экране появился сине-белый логотип ООН.
— Бартон, — сказала с экрана Крисьен Авасарала меньше чем через тридцать секунд. — Какого черта ты все еще на моей планете?
— Готовлюсь к отлету, но решил, что надо повидаться еще с одним человеком.
— Со мной? Ты мне не настолько нравишься, чтобы посчитать это очаровательным. Меня ждет перелет на Луну, чтобы я занялась гребаными приготовлениями к визиту марсианского премьер-министра.
— Ты и этим занимаешься?
— Я занимаюсь всем, и каждая секунда нашего разговора стоит десять тысяч долларов.
— Серьезно?
— Нет, я это только что придумала. Но я ненавижу летать на Луну, так что все равно откладывала полет, чтобы закончить другие дела. Тебя подвезти? Если ты уберешься с моей планеты, я могу тебя подбросить. Что? Я сказала что-то смешное?
— Неа, просто напомнила кое-кого. Ну, так или иначе, у меня такое чувство, что это мое первое и последнее путешествие по колодцу.
— Я просто раздавлена, — сказала она.
— И раз я здесь, я рассудил, что если хочу что-то сделать, надо это делать сейчас. Ну, там, увидеть, кого хочу, — продолжил Амос. — Куда вы, ребята, упрятали Персика?
— Персика?
— Клариссу Мао. Она летела с нами пару месяцев после того, как прекратила попытки убить капитана. Должен признаться, я на нее слегка запал.
— Ты трахал заключенную? — на лице Авасаралы отобразилась смесь веселья и отвращения.
— Не, я не склонен делать это с людьми, которые мне нравятся.
Глава тринадцатая
Системы, куда открывалась сеть врат, были разбросаны, как все считали, по галактике Млечный путь. Картографы все еще работали над определением их относительного местоположения, но уже сейчас открыли, что некоторые из систем лежат в десятках тысяч световых лет от Земли и обладают некими странностями со временем-пространством. В сравнении с такими невообразимыми расстояниями легко было позабыть, сколько пространства находится в одной лишь Солнечной системе. Пока не понадобится что-нибудь в ней найти.
По закону любой корабль должен зарегистрировать полетный план и иметь активированный маячок. Так его передвижения можно сравнительно легко отследить. С подающим сигналы маячком, когда знаешь, куда направить телескоп, активный двигатель виден с другого конца Солнечной системы. Но корабли выключали двигатели на время ремонта в доках, так что маячки постоянно исчезали из сети. Корабли списывали, и маячок мог отключиться навсегда на совершенно законных основаниях. Вновь введенные в эксплуатацию корабли появлялись с новыми именами, перепроданные — меняли названия. Какие-то собирали заново из запчастей, какие-то строили на верфях, какие-то забирали в качестве трофея. И все это происходило примерно на тысяче квинтиллионов квадратных километров космического пространства, плюс-минус несколько квадриллионов. Если не принимать во внимание, что космос трехмерен.
Итак, тринадцать кораблей исчезли, пройдя через врата, и если Холден не ошибался, они, вероятно, вернулись в родную систему под новыми именами. В теории способ получить нужную ему информацию имелся, но если он не хотел провести тысячу жизней, корпя над данными, ему требовалась помощь.
Конкретно, ему нужно было перелопатить несколько увесистых баз данных новых, списанных, проданных, отремонтированных и потерянных кораблей в поисках чего-то необычного. Даже с мощным компьютером и продвинутым программным обеспечением по обработке данных задачка была, как говорят программисты, нетривиальная.
К несчастью, лучший разработчик из тех, кого знал Холден, улетела неведомо куда и не отвечала на сообщения. У него самого не было ни нужных навыков, ни времени, чтобы их получить, ни команды, которая могла бы сделать это вместо него. У него были деньги.
После окончания смены с бригадой Сакаи на ремонте «Роси» Холден снова позвонил Фреду.
— Привет, у меня проблема с программным обеспечением. Могу я нанять кого-то из твоих ботанов-разработчиков на небольшую халтурку?
— Твоему кораблю нужен апдейт? — поинтересовался Фред. — Или это то, что мне не понравится?
— Тебе не понравится. Ну, так кто может написать кастомизированные скрипты?
У Паулы Гутиерес было удлиненное тело и слегка увеличенная голова — наследие детства, проведенного при низкой гравитации — и проницательная профессиональная улыбка. Программист-фрилансер, пять лет назад она подписалась на полугодовую работу консультантом на Тихо, да так и осталась на станции, занимаясь случайной работой. Экран ручного терминала Холдена заполнило её широкое лицо с пушистыми темными бровями и ослепительно белыми зубами.