От нынешнего местоположения Тихо до астероидов Венгрия было далеко, да и лететь Холдену было не на чем, но от Марса, на котором находился Алекс — довольно близко. Если Алекс найдет корабль, он мог бы смотаться туда и проверить, там ли «Пау Кант» и подходит ли он под описание какого-нибудь из пропавших кораблей Моники. Что ж, такие сведения было бы интересно показать Фреду.
Холден положил терминал на стол, наклонив, чтобы записывалось его лицо, и сказал: «Привет, Алекс. Надеюсь, у тебя там все хорошо и у Бобби тоже. Так вот, я тут занимался пропавшими кораблями. И наткнулся на подозрительную запись по поводу Венгрии-434. У тебя есть возможность найти какой-нибудь корабль? Если придется взять напрокат, можешь спокойно записать расходы на мой счет. Хочу, чтобы ты узнал, не затаился ли там корабль под названием «Пау Кант». Коды его маячка прилагаю».
Он собрал всю информацию по «Пау» и его последнему местоположению в файл. Получилось не так уж много, и вся история казалась маловероятной, но Алекс будет рад слетать, и счет оплатит Холден, поэтому ему не слишком неудобно было просить.
Он понимал, что всплеск энергии от того, что в деле наметился прогресс, продлится недолго, но хотел разделить с кем-то радость успеха, поэтому позвонил Монике. Попав на ее голосовую почту, он оставил сообщение с просьбой перезвонить, проглотил остатки холодной, противной лапши и тут же уснул.
Следующим утром по графику он не работал на «Роси», и Моника не перезвонила, так что он набрал ее снова. Нет ответа. По дороге на завтрак он остановился у ее квартиры, никто не открыл. Конечно, она слегка сердилась на него, но вряд ли бы выпустила из рук всю историю с пропавшими кораблями, ничего не сказав. Он сделал еще один звонок.
— Служба безопасности Тихо, — произнес молодой мужской голос.
— Привет, это Джим Холден. Мне нужна информация о журналистке Монике Стюарт. Она покинула станцию?
— Секунду. Нет, по журналу она все еще здесь. Ее квартира...
— Серьезно? Я стою у ее квартиры, она не отвечает, и ее ручной терминал тоже молчит.
— Мои записи показывают, что ее терминал не подключался к сети со вчерашнего утра.
— Хм, — нахмурился Холден. Тишина по другую сторону двери стала зловещей. А если они решили избавиться от парня с фонариком? Не один он подходит под это описание. — То есть она даже сэндвич за сутки не купила? Мне кажется, здесь что-то не так.
— Хотите, чтобы я прислал ребят?
— Да, пожалуйста.
К тому времени, когда прибывшие спасатели открыли дверь, Холден был готов к худшему. Предчувствия его не обманули. Комнаты кто-то методично обыскал, вещи Моники валялись на полу, терминал, который она использовала для интервью, был раздавлен, но экран замерцал, когда Холден тронул его. Радовало только то, что не нашли следов крови.
Пока команда заканчивала экспертно-криминалистическую работу, Холден позвонил Фреду.
— Это я, — сказал он, как только шеф АВП ответил. — У тебя проблема похуже, чем радикалы на Медине.
— Серьезно? — устало ответил Фред. — И какая же?
— Они здесь, на Тихо.
Глава четырнадцатая
Террион-Лок должен был стать поселением нового типа в системе Юпитера. Родным домом для астеров. Модульным, так что мог бы при необходимости расширяться или сокращаться. Вне контроля Земли или Марса, или кого-либо ещё. Свободный город в космосе, со своим собственным управлением и экологическим контролем. Наоми видела его планы, когда они только появились в сети. Рокку печатал их на тонком пластике и развешивал на стенах в корабле. Террион-Лок был новым Иерусалимом — пока его не уничтожили спецслужбы Ганимеда. Никаких колоний без разрешения. Никаких домов. Ни безопасных гаваней, даже если их сами построили.
Когда это случилось, она ещё даже не была беременна. Кто мог подумать, что это предопределит её жизнь?
Филипу было восемь месяцев, когда погиб «Августин Гамарра». Со станции Церера «Гамарра» направлялся на исследовательскую станцию флота Коалиции на Ошиме с грузом органики и гидропонного оборудования. Спустя десять часов неспешного пути со тягой в четверть g магнитная ловушка потеряла целостность и содержимое ядра реактора выплеснулось внутрь корабля. На долю секунды «Гамарра» сделался ярким как солнце, и двести тридцать четыре человека погибли. Обломков не сохранилось, и официальное расследование этого события так и осталось незавершённым, поскольку оказалось невозможным прийти к какому-либо заключению. Возможно, несчастный случай или саботаж. Невезение или убийство.
Из потайной комнаты они ушли в квартирку позади клуба, ещё ближе в центру кольца. В воздухе стоял слишком явный запах озона — результат недавней замены фильтра. Филип сидел, сложив руки, за маленьким столиком, Наоми устроилась на краешке крошечного пенно-гелевого диванчика. Она смотрела в тёмные глаза мальчика, пытаясь связать их с тем, что помнила. Тот крохотный ротик со счастливой беззубой улыбкой. Наоми не смогла бы сказать, реально ли сходство или это просто воображение. Как сильно меняется годовалый крошка, становясь почти взрослым? Мог ли это быть тот же мальчик?
Нора не казалась заброшенной. В комоде лежала одежда, в маленьком холодильнике — еда и пиво. Сколы на уголках светлых стен — там, где за них годами цеплялись. Он не сказал Наоми, кому принадлежит квартира, и она не спросила.
— Почему ты не прилетела на «Росинанте»? — спросил Филип.
В голосе слышалась осторожность, а вопрос лишь заменял другие, те, что ему так хотелось задать. Те, на которые ей хотелось бы найти силы ответить. Почему ты ушла? Разве ты нас не любила?
— «Росинант» на ремонте, в доке. Ещё на долгие месяцы.
Филип резко кивнул. В этом движении Наоми увидела Марко.
— Это всё усложняет.
— Марко не говорил, что вам нужен корабль, — сказала Наоми. Она чувствовала отвращение к оправданию, скрытому в этих словах. — Он сказал только, что у тебя проблемы. Что ты нарушаешь закон и я могла... могла бы помочь.
— Нам придётся что-то придумать, — ответил он.
В то время больницы на станции Церера считались едва ли не лучшими на всём Поясе, и сроки Наоми уже подходили. Ни у кого из них не было денег для полета на Европу или Ганимед на период беременности. Церера более соответствовала претензиям Рокку, чем станция Тихо. Для астеров роды — гораздо больший риск, чем для тех, кто живет в условиях постоянной гравитации, и беременность Наоми уже дважды оказывалась на грани выкидыша. Они с Марко поселились в дешёвом съёмном жилье недалеко от больницы, одной из десятков, оказывавших медицинскую помощь астерам. Условия соглашения не ограничивались временем и позволяли оставаться до тех пор, пока им требовались врачи, сёстры, экспертные системы и лекарства, которыми гордился тот медицинский комплекс.
Наоми до сих пор помнила форму кровати в том доме, дешёвые пластиковые шторы с пейзажами звёздного неба, которые Марко повесил в дверном проёме. Ей становилось плохо от запаха пластика, но Марко был так доволен собой, что она всё это терпела. Даже то, что ближе к концу ей было плохо почти от всего. Она целыми днями спала и прислушивалась к ребёнку, что ворочается внутри — Филип был неугомонным. Тогда Наоми не чувствовала себя ребёнком, у которого будет ребёнок. Она была женщиной, ведомой своей судьбой.
— Скольких тебе нужно вывезти? — спросила Наоми.
— Пятнадцать, считая всех.
— Включая тебя?
— Шестнадцать.
Она кивнула.
— А груз?
— Нет, — сказал он, и как будто собрался что-то добавить, но промолчал и спустя мгновение отвёл взгляд.
Церера тогда ещё оставалась под контролем Земли. Большинство составляли астеры, заключившие контракт с земными или марсианскими корпорациями. Астеры защищают Землю. Астеры контролируют земной трафик. Астеры испытывают биотехнологии для Марса. Марко всё это смешило, но смех был недобрым. Цереру он звал самым большим мавзолеем стокгольмского синдрома.
Каждый, летавший с Рокку, отдавал часть своей доли АВП, и Наоми тоже. АВП проявляла заботу о них в последние дни беременности, местные женщины приносили еду в их нору, а мужчины водили Марко по барам, чтобы он мог поговорить с кем-то кроме Наоми. Ничего кроме благодарности Наоми к ним не испытывала. Ночами, когда Марко пил где-то с местными, а она оставалась в постели с Филипом, её разум блуждал в тишине, доставляя почти запредельное наслаждение. По крайней мере, так казалось Наоми сейчас. Она не знала тогда, что ждёт впереди, и всё было иначе.
— Куда нужно лететь?
— Мы об этом не говорим, — ответил Филип.
Наоми откинула волосы с глаз.
— Ты привёл меня сюда безопасности ради, са са? Боишься, что нас подслушают, или считаешь, что разговор со мной тебя унижает? Если ты мне не веришь и не можешь сказать, чего хочешь, значит не доверяешь даже быть с тобой рядом.
В словах слышалось больше оттенков, чем у них хватало сил вынести, как будто даже простые деловые вопросы тоже касались того, почему она когда-то ушла. И того, кто они друг для друга. Наоми различала слова, но не знала, что Филип в них слышит, может, надо сказать иначе? На мгновение что-то мелькнуло в его лице. Сожаление, ненависть или боль, но слишком быстро ушло, и она не успела понять. С новой силой её затопила вина. По сравнению с прошлым — пустяк.
— Он говорил, я должен сказать тебе только когда мы покинем станцию, — произнёс Филип.
— Видимо, он не знал, что мне придётся устраивать вылет на другом корабле. Планы меняются. Обычное дело.
Глаза Филипа остановились на ней, взгляд холодный и жёсткий как мрамор. И она поняла, что сама не зная, повторила слова Марко. Может, Филип счёл это пощёчиной, решил, что она предъявляет к отцу претензии, используя те же слова. Наоми не знала. Она не знала сына, и ей постоянно приходилось напоминать себе об этом.