— А сейчас?
— Сейчас я уверен лишь в одном человеке на станции, который не выстрелит мне в спину, если я продолжу копаться в этом, и это ты, — ответил Фред.
— Неуютно, наверное.
— Так и есть. И что я хочу сказать, Джеймс. Я рад, что ты ценишь то, что я для тебя делаю, и прямо сейчас беру тебя своим личным телохранителем. Взамен постараюсь не дать пристрелить тебя самого.
Холден медленно кивнул. В его голове что-то шевельнулось, будто там зрела какая-то мысль. Его накрыло волной головокружения, как бывает, когда смотришь вниз со скалы.
— Мы двое против всего подполья АВП.
— Да, пока я не смогу убедиться в обратном.
— Очень неудобная позиция, да?
— Я ее не выбирал, — ответил Фред. — Кто-то знает, как обойти мои системы безопасности, и твоя журналистка, чем бы она ни занималась, спугнула их, заставив раскрыть карты.
— Пропавшие корабли. Я упомянул о них паре человек.
— Дело не в тебе.
— Сейчас я не стал бы этого делать, но...
— Да нет же, — прервал его Фред. — Когда проникают в системы безопасности врага, ему этого не показывают. Это основы информационной войны. Пока враг не знает, что он на крючке, можно продолжать собирать данные. От такого отказываются, только когда ставки невообразимо высоки или...
— Или?
— Или когда враг все равно долго не продержится. Не знаю, это те корабли заставили кого-то сделать глупую ошибку, или мои позиции на Тихо так слабы, что не имеет значения, в курсе я или нет.
— Ты так спокойно к этому относишься.
Фред вздернул бровь.
— Внутренне я в панике, — с невозмутимым видом сообщил он.
Холден окинул взглядом кучу вещей Моники, как будто они могли что-то добавить к этому обсуждению. Ручной терминал сиротливо мигал. Брошенная блузка выглядела печально.
— Ты извлёк что-нибудь из её терминала? — спросил он.
— Мы не смогли к нему подключиться, — ответил Фред. — Вся диагностика недоступна или защищена шифрованием от левого производителя. Журналисты.
Холден взял в руки терминал. Дисплей выглядел как мешанина блестящих осколков. Узнаваемыми оставались только мигающая красная кнопка в уголке и несколько букв на самом крупном осколке: «ЩИЙ СИГ». Холден нажал красную кнопку, и дисплей терминала на мгновение вспыхнул. Кнопка исчезла, буквы сменились чем-то светло-коричневым, перечёркнутым поперёк — одиночный фрагмент пазла в море световых помех.
— Что ты сделал? — спросил Фред.
— Там была кнопка, — сказал Холден. — Нажал.
— Господи Боже. Ты всегда так делаешь, да?
— Но посмотри. Я... кажется, я принял входящий сигнал.
— Откуда?
Холден покачал головой, потом повернулся к куче пожитков Моники. Неясная мысль, что не давала ему покоя, наконец обрела форму.
— У нее была такая маленькая камера для интервью. Незаметная, чтобы человек, с которым она беседовала, мог забыть, что его снимают.
— И?
Холден развел руками.
— Ее здесь нет.
Фред подошел ближе. Его губы превратились в тонкую линию, глаза скользили по разбитому экрану. Холдену почудилось движение, будто изображение слегка смещалось. Из-за двери кабинета послышались голоса. Сердитый и громкий — мужской, и спокойный, отрывистый — Драммер.
— Ты уверен, что мы не сможем влезть в этот терминал? — спросил Холден.
— Абсолютно, — ответил Фред, — но, возможно, есть другой путь. Пошли. Если мы хотим распутать это, нам понадобится астроном.
Через три часа после того, как Фред объяснил задачу, было готово устройство, которое в состоянии уловить свечение разбитого экрана, и еще через час компьютер понял свою новую задачу. Свойства света, исходящего из скоплений космической пыли за пределами Солнечной системы, однозначно отличались от сломанного экрана терминала. Когда экспертные системы удалось убедить, что проблема подходит под описание их задач, лаборатория приступила к работе, сравнивая поляризацию и углы, картографируя трещины на поверхности дисплея и строя компьютерные линзы, которые не могли бы существовать в реальном мире.
Фред выставил всех из лаборатории и опечатал дверь. Холден сидел в кресле, слушая тиканье сканеров, записывающих движение фотонов и наблюдая, как изображение на дисплее медленно проясняется. Фред мурлыкал себе под нос какую-то тихую неспешную мелодию, казавшуюся печальной и угрожающей одновременно. Пустые столы подчеркивали одиночество их двоих на станции, переполненной людьми.
Компьютерный анализ закончился. Изображение обновилось. Оно все еще было нечетким, с радужными деформациями. Некоторые секции отсутствовали. Все это напоминало ауру в начале мигрени.
Однако этого было достаточно. Несколько метров пустого пространства, квадратная металлическая дверь с промышленным запорным механизмом. Стены, потолок и пол размечены потертой желтой краской и усеяны отверстиями для крепления паллет и ящиков.
— Это контейнер, — сказал Фред. — Она в грузовом контейнере.
— А то, как картинка движется? Это она? Она двигается?
Фред пожал плечами.
— А раз двигается, значит, она, возможно, жива, да?
— Может быть. Если она жива — значит, они хотят сохранить ей жизнь. И не на Тихо. Взгляни на это.
Взгляд Холдена последовал за пальцем Фреда.
— Это край дверного проёма?
— Дверь заблокирована. Так делают, только когда готовятся к отгрузке. На станции около четверти миллиона таких контейнеров, но могу поклясться, найдётся не более нескольких тысяч заблокированных и готовых к отправке. Кто бы ни похитил Монику, её намерены засунуть куда-то, где мы не достанем.
Холдена чуть отпустило напряжение. Она где-то есть, и она жива. Не в безопасности, пока нет. Но не погибла.
— Что? — спросил Фред.
— Я ничего не говорил.
— Но издал какой-то звук.
— А, — сказал Холден. — Да, я просто вдруг заметил — когда все, кто мне дороги, уехали, становится важным не облажаться в том, что я могу контролировать.
— Правильно понимаешь. Молодец.
— Ты что, смеёшься?
— Немного. Но я также намерен устроить проверку контейнеров в рабочей зоне. И знаешь что? — Фред указал на дисплей на столе перед собой. На нём тонкими схематичными контурами отображалась огромная пустотелая рабочая сфера Тихо. Взгляд Холдена привычно скользнул к «Росинанту». Фред ткнул в дальний угол, на группу дрейфующих металлических контейнеров. — Один из них — тёплый.
Глава семнадцатая
Во время обучения Алекс провел много времени на базе «Геката», и возвращение вызвало вдвойне странные ощущения. С некоторыми изменениями на Марсе он уже свыкся — исчезли прежние бары и на их месте появились новые рестораны, взамен паршивого гандбольного стадиона вырос административный центр, всё в таком духе. Но пока он вел кар по широким коридорам, его поразило, насколько все вокруг молоды. Кадеты, толпящиеся перед баром, который когда-то был мексиканским грилем «Стальной кактус», а теперь продавал на вынос тайскую еду, их вздернутые подбородки и грудь колесом, как будто они участвуют в модном показе.
На экранах рекламировались оружие и церковь, службы знакомств для командировочных и страховка жизни в пользу оставленных вдали семей. Всё это обещало контроль или комфорт в неопределенности вселенной. Алекс помнил подобную рекламу и несколько десятилетий назад. Стиль изменился, но потребности и глубинные страхи, которые их подпитывали, остались прежними.
Алекс когда-то носил форму. По крайней мере, похожую. С надеждой и страхом он гадал, вызовут ли его расспросы вспышку насилия. Он притворялся более крутым, чем на самом деле, в надежде и стать крутым. Он помнил, как всё было серьезно. То время, когда Престон напился и подрался с Грегори. Алекса тоже втянули, и кончилось тем, что их сцапала военная полиция и они были уверены, что на карьере можно поставить крест. То время, когда Андреа Ховард поймали на списывании и выгнали с позором. Тогда он чувствовал себя так, будто кто-то умер.
Теперь, глядя на этих детишек, он, конечно же, понимал, насколько тогда они вели себя глупо и хорохорились. Они были детьми. А значит, он был ребенком, находясь здесь, и принимал решения по глупости. Он женился на Талиссе примерно в этом возрасте. Они строили шаблонные планы — как он отслужит свой срок и вернется домой. И все эти планы строили дети такого же возраста. Если посмотреть с этой точки зрения, то становилось понятно, почему ничего не вышло.
Но его удивило и кое-что еще — похоже, все вокруг его знали.
Алекс припарковал кар перед чайной под названием «Пуш», сохранившейся еще с прежних времен. Сине-золотой навес отбрасывал мягкую тень на застекленную дверь. Искусственно состаренная краска над окном изгибалась на вывеске во французских словах в стиле ар-нуво. Как понял Алекс, идея заключалась в том, чтобы изобразить парижское кафе многовековой давности для людей, никогда не ступавших по той планете, где находится Франция. Удивительно, насколько хорошо читалась эта замысловатая мысль.
Внутри сгрудилось с десяток столиков с настоящими льняными скатертями. В воздухе висел аромат местной кахвы — кофе с миндалем, корицей и сахаром. Капитан Холден неровно дышал к кофе, и Алекс на мгновение пожалел, что сейчас Холден на станции Тихо и не может вдохнуть этот запах. Не успел он додумать эту мысль, как из кресла к нему метнулся Фермин и схватил в объятья.
— Алекс! — выкрикнул Фермин. — Бог ты мой! Да ты растолстел.
— Нет, — ответил Алекс, тоже обнял его и отстранился. — Это ты.
— Ага, — кивнул старый приятель. — Точно, это я. Я и забыл. Садись.
Из-за двери кухни выглянул официант, мальчишка лет восемнадцати, его глаза расширились от удивления. Улыбка должна была изображать обычную вежливость, но когда он нырнул обратно, Алекс услышал, как он с кем-то разговаривает. И в голосе звучал восторг. Алекс постарался не испытывать по этому поводу неловкости.
— Спасибо, — сказал он. — Неприятно быть человеком, который появляется, только когда ему что-нибудь нужно.