Они вышли на рассвете. На каждом был профессиональный термокостюм, пусть его был слегка маловат, а ей пришлось подвернуть рукава. В бункере под домом запасов хватило бы на год-два: оборудование для жизнеобеспечения, оружие, боеприпасы, высококалорийная еда, стопка удивительно скучной порнографии и коллекция прекрасных вырезанных вручную шахмат. Лучшая находка, однако, случилась не в бункере.
В гараже оказалось полдюжины неиспользуемых, но ухоженных велосипедов с седельными сумками. Даже нагруженные едой и водой, с винтовками за плечами они доехали через город до шоссе за полчаса. К полудню они проехали больше, чем могли бы пройти за три дня. От Ямы до офиса Эрика было километров семьсот. За день они могли пройти около тридцати. На велосипедах — вдвое больше. До Балтимора оставалось девять дней, если ничего не случится. Что, учитывая ситуацию, казалось маловероятным. Но тем не менее.
В полдень они остановились перекусить. Было темно, как в предрассветные часы. В воздух поднимался пар от дыхания, но из-за термокостюма и физических упражнений Амос не чувствовал холода. Персик тоже выглядела в тысячу раз лучше. Она улыбалась, на щеках играл румянец. Они сидели на старой скамейке у дороги, глядя на восток. Грязь и обломки — вот и всё, что они видели.
И все же на горизонте что-то большое — город или пожар — подсвечивало золотом серые облака. Может, и в конце света есть своя красота.
Персик откусила от своего пайка и отпила из самоочищающейся фляжки.
— Тебя это волнует?
— Что?
— То, что мы сделали.
— Не уверен, что понимаю о чем ты, Персик.
Она посмотрела на него с прищуром, будто решала, шутит он или нет.
— Мы вломились к человеку в дом, убили его, забрали его вещи. Если бы не мы, он мог бы продержаться. Дожить до возвращения солнца. Выжить.
— Он собирался грохнуть меня только за то, что у меня было то, что ему нужно.
— Он бы не сделал этого, если бы мы не пришли. И мы соврали про обмен.
— Кажется, ты хочешь что-то сказать, Персик.
— Если бы он не был готов спустить курок, ты бы оставил все как есть? Или мы все равно сидели бы тут с винтовками и едой?
— Да, мы забрали его барахло. Я просто говорю, что у обеих сторон план был одинаковый.
— Значит, мы не совсем хорошие ребята, да?
Амос нахмурился. Этот вопрос даже не приходил ему в голову, пока она не сказала. Амоса обеспокоило, что это его не волновало. Он почесал грудь и попытался представить, как Холден делает то, что сделали они. Или Наоми. Или Лидия.
— Да, — сказал он. — Мне точно нужно побыстрее на корабль.
Глава тридцать первая
— Ты в хорошем настроении, — сказала Бобби, когда Алекс сел напротив нее. Она завтракала овсянкой, протеиновой крошкой, похожей на яичную, и сосисками с острым соусом. Ее волосы, туго стянутые на затылке в хвост, были влажными от пота, а щеки горели после недавней тренировки. Один взгляд на нее вызвал у Алекса ощущение, что он не в форме. Но Бобби права. Он в хорошем настроении.
— Капитан привезет мою крошку на Луну.
— Твою... крошку? — нахмурилась Бобби.
— «Роси».
— Ах да. Просто я на секунду подумала... Да. Приятно будет повидаться с Холденом. И с Авасаралой.
— Приятно будет оказаться на собственном корабле, — сказал Алекс, поперчив искусственные яйца в тарелке. — Если бы мы еще могли вернуть Амоса и Наоми... Погоди. Я что-то не то сказал?
Лицо Бобби снова просветлело, и она покачала головой.
— Нет. Просто... Не знаю. Наверное, я тебе завидую. У меня давно уже никого нет.
Она насадила на вилку сосиску и, пока ее жевала, оглядела столовую. Яйца Алекса по виду скорее походили на мел, а по вкусу — на дрожжи, чем на нечто, снесенное курицей, и принесли с собой десятилетия воспоминаний.
— В кругу флотских сложно думать о гражданской жизни?
— Типа того.
— Всё меняется, — сказал Алекс.
— Но возврата нет, — процитировала она его слова.
Алекс отломил кусок тоста, сунул его в рот и, похрустев им, спросил:
— Мы всё еще говорим о службе?
Бобби улыбнулась.
— Нет, думаю, что нет. Я до сих пор не могу прийти в себя. Земля никогда не будет прежней. Такой, как раньше.
— Да.
— И Марс тоже. Я думаю о племяннике. Умный парень. В смысле начитанный. Он еще не видел реальный мир, только университет и проект по терраформированию. Это вся его жизнь. Он одним из первых среди моих знакомых понял, что означают для всех нас новые колонии.
— Да. Они всё изменили.
— Не считая того, как мы себя ведем, — сказала Бобби, прицелилась из воображаемого оружия и сделала вид, что стреляет.
— Удивительно, как многое нам удалось, учитывая, что делаем мы это как обезьяны в стаде, унаследовав поведение своих предков из плейстоцена.
Бобби хихикнула, и Алекс обрадовался этому звуку. Когда ему удавалось улучшить кому-то настроение, он и сам чувствовал себя лучше. Ведь если кто-то из членов команды в приподнятом настроении, значит всё не так уж плохо. Он понимал изъян в этой логике: если их хорошее настроение улучшает настроение ему, то вероятно, и наоборот, и вот так, улыбаясь друг другу, они могли бы врезаться в астероид.
— Я слышал, корабли конвоя уже рядом, — сказал Алекс.
— Да, но возможно, всё обстоит не так хорошо, как мы надеялись, — ответила Бобби с набитым сосиской ртом. — Утром на тренировке об этом говорили. Корабли должны быть уже поблизости, но ходят слухи, что там одни новички. Буквально на первом задании.
— Все?
— Хорошие команды вернулись к Венгрии, прикрывая нашу шестерку.
— Ладно. Лучше уж с нами полетит кучка подростков, чем всего два фрегата. Но уж прости, я надеялся, что из-за холма появится более опытная кавалерия.
— Наверное, и о нас говорили то же самое, когда мы начинали.
— Сама прекрасно знаешь. На первом самостоятельном задании я чуть по ошибке не скинул двигатель.
— Серьезно?
— Слишком суетился.
— Ничего, это суета по-военному, — сказала Бобби. — Ну ладно, к счастью, полет к Луне будет не бей лежачего.
Алекс кивнул и глотнул кофе из груши.
— Ты так считаешь? Ты правда думаешь, что всё закончилось?
Ответом было молчание Бобби.
Остаток трапезы они провели за разговорами на менее удручающие темы: чем отличаются тренировки космических пехотинцев и на флоте и какие лучше; Алекс рассказывал об Илосе и медленной зоне; они гадали, как поступит Авасарала, когда на Луну прибудет премьер-министр. Обычная болтовня, легкая и приятная. Алекс много лет не летал с Бобби, но она была отличным собеседником. Он мог бы представить, как летает с ней — в другой жизни. Ну, в любом случае — как военный. Алекс не мог представить ее на ледовой барже вроде «Кентербери» и гадал, как можно было бы заманить ее на «Роси». «Росинант» был ему домом частично из-за крохотной команды, и к тому же они многое пережили вместе.
Долгая жизнь на одном пятачке с кучкой людей приносила особую близость. Любому новичку, даже такому компетентному, умному и легкому на подъем как Бобби, придется с этим смириться, а нет ничего хуже для команды, чем один из ее членов, чувствующий себя исключенным из общества.
Алекс всё еще раздумывал над этим, пережевывая следующую ложку так называемых яиц и слушая, как Бобби рассказывает о скалолазании на поверхности Марса, когда завыла сирена.
— Все по местам, — сообщил спокойный и четкий голос между завываниями сигнала тревоги. — Это не учения.
Алекс вскочил и бросился к своему креслу-амортизатору, не отдавая себе отчет, что делает. Бобби бежала рядом. По пути оба выбросили подносы с завтраком и груши с водой в утилизатор по привычке, выработанной в результате долгих тренировок — ничто не должно болтаться в воздухе, когда корабль резко изменит курс. Палуба дрожала от стаккато орудий точечной обороны, но Алекс не мог понять, кто сумел незамеченным подобраться так близко. Когда они оказались в коридоре, сирена еще завывала, и их остановил один из пехотинцев, сержант Парк.
— Нет времени идти в свои каюты. Можете занять запасные кресла вон там.
— Что происходит? — спросил Алекс, ускоряя бег.
— Нас обстреливают корабли конвоя, — ответил Парк.
— Что? — выдохнула Бобби.
Парк на ходу открыл люк в свободную конференц-комнату и втолкнул их туда. Алекс рухнул в объятья кресла и по привычке тут же пристегнулся. Он пытался собраться с мыслями.
— Кто-то подделал коды маячков флота? — спросил он.
— Нет, это точно наши пташки, — ответил Парк, проверяя ремни Алекса.
— Тогда как...
— Мы надеемся выбить из них ответ, когда придет время, сэр, — сказал Парк. Он переключился на кресло Бобби и проверил ее ремни, пока говорил. — Пожалуйста, оставайтесь в креслах, пока не объявят, что можно вставать. Не знаю точно, что будет, но думаю...
Корабль тряхнуло, и шарниры кресел изогнулись на сорок пять градусов к палубе. Парк отлетел в сторону, но успел затормозить до того, как врезался в стену.
— Парк! — выкрикнула Бобби, потянувшись к своим ремням. — Ты цел?
— Оставайтесь в кресле! — рявкнул пехотинец где-то за спиной Алекса и чуть ниже.
Гравитация утопила его в гелевом сиденье. В ногу впилась игла, накачивая коктейлем из медикаментов, которые уменьшат опасность инсульта. Господи, да это серьезней, чем он думал.
— Парк! — повторила Бобби, а затем последовал поток ругательств, и пехотинец поковылял в коридор, оставив их в одиночестве. — Дело дрянь. Совсем дрянь.
— Ты что-нибудь видишь? — прокричал Алекс, хотя был всего в полутора метрах. — Моя контрольная панель заблокирована.
Он услышал ее дыхание, далекую дрожь орудий точечной обороны и более низкие тона выпускаемых торпед.
— Нет, Алекс. У меня только заставка.
По палубе раскатился громкий вибрирующий стон, кресла снова качнулись и задрожали. Тот, кто сидел за штурвалом, явно тестировал корабль на прочность. Вместе с низким и узнаваемым грохотом корабельных орудий доносились и другие звуки, менее знакомые. Алекс приписал их повреждениям врага, и по крайней мере один раз не ошибся, в этом он был уверен. В горле у него стоял комок, как и в животе. Он ждал, когда в корабль врежутся гауссовы снаряды, и чем дольше этого не происходило, тем больше он был уверен, что это случится.