— Злишься на самого себя, что она тебя врасплох застала, — сказал Карал. — Бить её — дело Марко, а не твоё. Сабе, придурок?
— Са са, — сказал Мирал, и Карал отпустил его.
Медик, забившаяся в угол, представляла собой картину безмолвной ярости. Мирал потирал шею и косился на Наоми, до сих пор лежащую на палубе. Карал подошёл к ней, взглянул сверху вниз.
— Бист бьен? Ты в порядке, Костяшка?
Она кивнула, и когда Карал протянул руку, ухватилась за неё и позволила ему помочь подняться. Наоми направилась к двери, Мирал тут же двинулся следом, но Карал положил руку на его плечо.
— Я с ней сам разберусь.
Наоми повесила голову, волосы, как вуаль, закрывали лицо. От постоянных перегрузок ускорения спина и колени болели сильнее ран. На всём пути через корабль к ней оборачивались злобные лица. Она чувствовала идущую от них ненависть, как жар от огня. Они миновали столовую, «Четземока», связанный с их кораблём, до сих пор висел на экране. Когда его отцепят, придётся обрезать тяги, иначе будут тащиться сбоку как щупальце. Так она узнает, что уже поздно. Пока этого не случилось.
Карал вошёл вслед за Наоми в её каюту и закрыл дверь. В таком крошечном пространстве вдвоём было тесно и неловко. Она села в кресло-амортизатор, поджав ноги, скрестила руки и вопросительно посмотрела на него. Карал покачал головой.
— Ты должна прекратить, Костяшка, — голос звучал неожиданно мягко. — Мы тут здорово вляпались. Эса ла мы делаем? Историю, да? Изменяем всё — только на этот раз для себя. Знаю, у вас с ним не очень, но ты мусс, должна его слушать. Да?
Наоми отвернулась. Ей просто хотелось остаться одной, но Карал не уходил. Он сел, прислонившись к стене, подтянул колени к широкой груди.
— Я слыхал про тот план послать за тобой. Притащить сюда. Против был. Говорил — маль концеп, плохая идея. Зачем раздирать старый шрам. Марко сказал, оно того стоит. Сказал, ты будешь в опасности, когда всё начнётся, а Филип, он заслужил повидать свою мать, да? А Марко есть Марко, си.
Карал с тихим, еле слышным шорохом провёл ладонями по голове. Наоми почувствовала непреодолимое желание прикоснуться к нему, как-то утешить, но не решилась. Когда он снова заговорил, голос звучал устало.
— Мы — маленькие люди в большое время, да? Время палачей и Марко, людей, творящих историю. Время новых миров. Кто хочет такого? Просто смирись с этим, да? Может, этот твой Холден, он и не клюнет на приманку. Может, там пролетит что-то другое раньше него. Может, ты смиришься и переживёшь это. Разве так трудно? Делать, что надо, и выжить?
Наоми пожала плечами. Они молчали, слышалось только пощёлкивание воздухоочистителя. Потом Карал со вздохом поднялся. Сейчас он казался ей старым, и не только от прожитых лет. Она на минуту опять стала юной, вернулась назад, на Цереру, Филип кричал в колыбельке, а она слушала новости об «Августине Гамарре». Наоми впервые подумала, что все на этом корабле наблюдали в реальном времени за гибелью Земли точно так же, как когда-то она смотрела на огонь «Гамарры», вспыхивающий на экране, будто светлячок, и угасающий, многократно повторенный в выпусках новостей. Ей хотелось сказать что-нибудь, но она только смотрела, как Карал открыл, а потом закрыл за собой дверь. Замок защёлкнулся. Она смахнула с глаз слёзы и наконец, когда её точно никто не видел, выплюнула на ладонь декомпрессионный блок.
Маленькая вещичка, мокрая от слюны и размером с палец на ноге, из тех, которые носят с собой все водители мехов. Крошечная ампула инъекционной искусственной крови и тревожная кнопка, отправляющая запрос неотложной медпомощи в цикл работы любого шлюза. Военные корабли вроде «Пеллы» и «Роси» игнорировали такие запросы из соображений безопасности. «Кентербери» и другие коммерческие суда обычно принимали их, поскольку перевозили гражданских, которые представляли для самих себя большую опасность, чем пираты или абордажники. Наоми не знала, как отреагирует на декомпрессионный блок «Четземока», но способ выяснить был лишь один. Теперь оставалось только добыть скафандр и точно узнать, когда перережут тяги между кораблями.
Затем надо получить управление кораблём, может, разогнать ядро, и рвануть прочь, подальше от Марко. Опять. Она почувствовала боль при мысли о Филипе, и Кине, и Карале, обо всех, кого знала и жалела. Даже любила. Эхо огромной боли, и она могла с ней справиться.
—Ты не сломал меня, когда я была девчонкой, — сказала она крошечному декомпрессионному блоку. — Не знаю, с чего ты взял, что сможешь сломать теперь.
Глава тридцать шестая
Холдену дико хотелось спать, но сон никак не шел. Максимум, на что его хватало — несколько часов утомительного забытья, от которого было только хуже. Он мог отправиться в свой номер на станции, но отказался. Пусть с гравитацией, прижимающей тело к матрасу, спать и удобней, но покидать свой корабль он не собирался. На шее и щеках чесалась щетина — он не помнил, сколько времени уже не брился. В течение рабочей смены жилось несколько легче: новый экипаж по кругу проверял все системы в поисках следов диверсии, не обнаруженных ранее. Было чем заняться, с кем поговорить. Когда они ушли, он пообедал на борту, попытался заснуть, затем принялся бродить по кораблю, словно в поисках чего-то, но чего — никак не мог вспомнить.
И потом, хоть разум настойчиво советовал этого не делать, он включил новости.
«После того, как станция Медина погрузилась в радиомолчание, связь со всеми колониями была окончательно потеряна. Остается лишь гадать, насколько правдива информация, полученная из колонии Фольквангр, об инопланетной активности в южном полушарии Нового Тритона...»
«Представитель портовой администрации заявил, что объявленный Ганимедом нейтралитет — это отражение значимости, а не политическое заявление...»
«На перехват уже отправились войска ООН, но до сих пор не ясно, находится ли премьер-министр Смит на борту гоночной шлюпки или же это попытка отвлечь внимание противника от стандартной схемы эвакуации. И.о. генерального секретаря Авасарала объявила о создании зоны безопасности на пути катера, и всем находящимся поблизости судам рекомендовано сместиться за пределы дальности стрельбы...»
Скорость света — это проклятье, подытожил Холден. Даже самые удаленные уголки обитаемой вселенной казались находящимися на расстоянии вытянутой руки, и обман был заразителен. Временной лаг между Тихо и Землей составлял меньше четверти часа, но на путешествие от одной точки к другой уходило несколько дней. Если Алекс или Наоми погибнут, он узнает об этом в течение нескольких минут. Выключив свет в каюте, Холден переключил каналы, прекрасно понимая, что даже если что-то случится, он ничего не сможет поделать. Казалось, он стоит на поверхности замерзшего озера, наблюдая, как подо льдом тонут самые дорогие ему люди.
Если бы все это происходило где-нибудь в другом месте — там, где он не мог ничего видеть — возможно, тогда он бы отвернулся. И заснул, и они бы ему снились. Когда раздался сигнал на терминале, он был рад звонку.
— Паула, — произнес Холден.
— Холден, — раздалось в ответ. — Не знала, по какому расписанию ты там живешь, переживала, как бы не выдернуть тебя с кровати.
— Ничего, — поспешил ответить Холден. Почему-то ему было стыдно, что он не спит. — Ничего, все нормально. Что там у тебя?
Хакер ухмыльнулась.
— У меня тут, можно сказать, неопровержимая улика. Могу переслать тебе отчет...
— Нет. То есть, да, давай, но я там хоть слово пойму?
Паула все так же улыбалась ему с экрана терминала:
— Я тут собиралась сходить поужинать. Давай пересечемся в «Ля Фромажери», я тебе все объясню.
Холден открыл карту станции. Ресторан находился не очень далеко. Если Наоми погибнет прямо сейчас, он узнает об этом, как раз, когда будет на месте. Или даже раньше. Он потер пересохшие, словно полные песка глаза.
— Идет.
— За твой счет.
— Да-да, выжимай из меня все соки, пока можешь. Скоро буду.
Ресторан был небольшим. Столики казались изготовленными из настоящего дерева, но почти наверняка использовался прессованный бамбук с местной станции гидропоники. Ни одно заведение со сколько-нибудь умеренными ценами не могло себе позволить материалы, полученные из живого дерева.
Паула заняла столик у стены. Скамья, на которой она сидела, подходила ей как раз, но когда сел Холден, его ноги едва достали до пола.
— Шеф, — кивнул Паула. — Я уже заказала.
— Не голоден. Что там у тебя?
— Гляди, — она передала ему ручной терминал.
На экране отражался структурированный программный код — секции внутри секций, повторяющиеся блоки, отличающиеся друг от друга настолько мелкими деталями, что они были почти незаметны. Холдену показалось, что он смотрит на поэму, написанную на незнакомом языке.
— И что это такое?
— Вот эти две строчки, — показала она, — разбивают магнитную ловушку. Вот это — набор условий, по которым активируется код. Доберись ты до девяноста пяти процентов, превратился бы в звезду. Если бы корабль находился в доке, а скорее всего, так бы и было, немаленький кусок станции взорвался бы вместе с ним.
— А новая программа? На которой сейчас работает корабль?
— Чиста, — ответила Паула. — Можешь начинать восторгаться моим умением найти две строчки недокументированного кода в программе управления магнитным полем двигателя.
— Я в восторге, — послушно сказал Холден.
— Спасибо, но это еще не самое крутое. Смотри сюда. Видишь эти переменные, равные нулю? Это параметры, которые не используются в системе.
— Ага, — ответил Холден. Судя по ее радостному выражению лица, он должен был о чем-то догадаться, но после такой бессонницы...
— Это универсальная программа. Хочешь взорвать корабль через шесть дней после выхода из порта — выстави вот это значение на полмиллиона секунд. Хочешь взорвать корабль при запуске бортовых орудий — задай здесь значение «один». Да тут почти десяток различных способов подорвать корабль, и их еще можно комбинировать.