— Думаешь, таков их план?
— Таков был бы мой, — сказал Фред. — Эти люди не пытаются получить контроль над Поясом или спутниками Юпитера. Они пытаются заграбастать всё. Для этого нужен особый склад ума. Харизма, гений, дисциплина. Как у Александра.
— Звучит немного обескураживающе.
Фред поднял чашку. Надпись «Тахи» на ее боку еще не совсем исчезла, но красно-черные буквы наполовину стерлись от частого употребления. Но не совсем. Пока еще.
— Теперь я лучше понимаю чувства Дария, — сказал Фред. — Иметь большое войско, хорошую позицию, преимущество. В особенности, когда ты знаешь, как выигрывают войны. Это делает тебя слепым ко всему другому. И когда ты это увидишь, кавалерия македонцев уже мчится к тебе с копьями наперевес. Но Дарий проиграл не так.
— Разве? Потому что, судя по истории, которую ты только что рассказал, похоже, что именно так.
— Нет. Он побежал.
Холден отпил кофе. Из кают команды доносился гомон незнакомых голосов, напоминая, насколько все не так как нужно. Что все привычные образы прошлого сломаны и могут никогда уже не стать прежними.
— Но если бы он не побежал, его бы убили. Его убил бы Александр.
— Возможно. Или Дарий мог бы отразить атаку. Или погиб бы сам, но его армия в ярости и горе сокрушила бы Александра. Конец императора не всегда означает конец империи. Я смотрю на Землю и всё, что там случилось. Я смотрю на Марс. На то, что случилось на Тихо, и то, что, как я опасаюсь, произошло на Медине. И вижу клин Александра, прорывающийся сквозь строй ко мне. Я так же ошеломлен, как и Дарий, в таком же смятении. Испуган. Но я не Дарий. Как и Крисьен Авасарала.
— Так ты не считаешь, что мы облажались?
Фред улыбнулся.
— Я еще не знаю, что думать. И не буду знать, пока не изучу врага. Но оглядываясь на историю человечества, я вижу куда больше людей, считающих себя Александрами Великими, чем тех, кто на самом деле ими является.
Глава тридцать седьмая
Они летели по пустоте, а враг — за ними. Четыре марсианских военных корабля нацелились на шлейф его двигателя, и все они на полной тяге двигались в сторону Солнца. Другие два продолжали атаковать главные силы. Более половины нападавших устремились за ним. Алекс надеялся, что это поможет капитану Чаудхари выстоять. Хотя теперь он больше ничего не мог сделать — лишь наблюдать и надеяться.
В первые несколько часов они летели на полной тяге и уворачивались. Как только «Бритва» немного оторвалась от преследователей, характер охоты изменился. Теперь речь не шла о том, что их могут захватить. Алекс вырвался вперед, летел к Луне в облаке из семидесяти двух торпед, и ему навстречу двигалось подкрепление. Если не возникнет проблем, меньше чем через два дня он будет в безопасности.
Задача врага теперь заключалась в том, чтобы создать проблемы.
— Приближается очередь снарядов ОТО, — объявила Бобби.
— Умно, — ответил Алекс. — Уворачиваюсь от них. Дашь знать торпедам?
— Уже.
Вольфрамовые снаряды точечной обороны могли бы пробить торпеды на близком расстоянии. Но на текущей дистанции они были чем-то между приглашением для команды «Бритвы» налететь на них по ошибке и поднятым средним пальцем. Алекс засек приближающиеся снаряды и притормозил, так чтобы маневровые двигатели скорректировали курс левее и вниз и корабль уклонился от слегка изогнутой очереди, а потом вверх и вправо, вернув «Бритву» на курс. Облако торпед распалось, чтобы снаряды пролетели сквозь их выхлопные шлейфы.
— А вражеские торпеды? — спросил Алекс.
— Ни одной, — мгновением спустя откликнулась Бобби.
— Присматривай за ними. Наши друзья занервничали.
— Такое бывает, когда проигрываешь.
Даже не повернувшись, Алекс услышал улыбку в ее голосе.
Из каюты сзади донесся голос Смита и его прерывистое дыхание. Даже при относительно скромных g, гравитация в полете была в три раза больше привычной ему. Он часами разговаривал с кем-то по приватному каналу. Иногда Алекс различал голос Крисьен Авасаралы, иногда теплый и тягучий мужской. Видимо, с Марса.
Когда-то «Бритва» была игрушкой, ее дисплеи до сих имели бесполезные навороты, хоть и устарели уже десятилетия назад. Алекс настроил настенные экраны на изображение с внешних камер, и вокруг во всю ширь расцвел звездный ландшафт. Здесь Солнце было крупнее и ярче, чем на Земле, но из-за ограничений экранов превратилось лишь в светящееся белое пятно. Изгибы Млечного Пути сияли вдоль всей эклиптики, миллиарды звезд из-за расстояния светили мягче. Лететь среди торпед — всё равно что в облаке светлячков, а за ними, как семь Венер в земных сумерках, ярко горели выхлопные шлейфы преследователей, жаждущих убить их.
А еще Наоми.
— А знаешь, — вздохнула Бобби, — ведь тысяча из этих звезд теперь наши. Это сколько? Три десятитысячных процента от всех звезд галактики? Вот за что мы сражаемся.
— Думаешь?
— А ты разве нет?
— Неа, — сказал Алекс. — Я считаю, мы сражаемся за то, кто получит больше всех мяса на охоте и первым доберется до источника воды. За права на спаривание. За то, в каких богов верить. И кто заграбастает больше денег. Как обычно у приматов.
— За детей.
— Детей?
— Да. Все хотят, чтобы их дети жили лучше, чем они сами. Или даже чьи-то еще дети. Что-то в этом роде.
— Ага, наверное, — согласился Алекс.
Он переключил личный экран на боевой и запросил последние данные по «Пелле». Она по-прежнему тащила на буксире нелепое и явно дешевое гражданское судно. Алекс не мог понять, то ли они что-то сняли с судна, то ли чем-то его нагрузили. Пока что это был единственный корабль в маленькой флотилии, не выглядящий военным. От Наоми больше ничего не поступало, и Алекс не знал, хорошо это или плохо, но не мог не проверять корабль каждые пять минут, как будто расчёсывал болячку.
— Ты когда-нибудь беспокоился за своего ребенка? — спросила Бобби.
— У меня нет детей.
— Да? А я думала, что есть.
— Неа. Никогда не было подходящей ситуации, понимаешь? Или я считал, что она подходящая, но ошибался. А ты?
— Никогда не хотела. Мне и собственной семьи более чем достаточно.
— Да... Семья.
Бобби на мгновение замолчала.
— Ты думаешь о ней, — сказала она через некоторое время.
— Ты про Наоми?
— Ага.
Алекс развернулся в кресле. Бронескафандр Бобби упирался в обе стены, сервоприводы зафиксировали положение, чтобы она не смещалась. Выглядела она как будто распятой. А рана в полу, откуда Бобби выдернула кресло, создавала впечатление, что она вылезла из недр корабля. Выражение ее лица было одновременно и сочувствующим, и жестким.
— Конечно, я о ней думаю, — сказал Алекс. — Она же вон там. И скорее всего, она в беде. И я не могу понять, какого черта ее туда занесло. Скоро сюда на всех парах примчатся наши спасители, и тогда не знаю, смогу ли я помешать атаке на «Пеллу», чтобы защитить Наоми.
— Это тяжело, — согласилась Бобби. — Но ты же знаешь — мы на задании. Мы должны доставить Смита на Луну. Должны выстоять нашу вахту.
— Я знаю. Но всё равно не могу об этом не думать. Всё строю схемы, как использовать оставшиеся торпеды, чтобы заставить их ее отдать.
— И какая-нибудь из этих схем хоть немного правдоподобна?
— Ни единой, — признал Алекс.
— Нет ничего хуже, чем выполнять свой долг, когда это значит, что один из твоих людей окажется в опасности.
— И не говори. — Алекс взглянул на данные «Пеллы». — А ты знаешь, может...
— Неси свою службу, моряк. И выше голову. У нас еще одна очередь ОТО.
Алекс уже это заметил и начал корректировать курс.
— Да эти мелкие застранцы оптимисты. Надо отдать им должное.
— Может, они думают, что ты заснул.
Перегруженная шлюпка выглядела неуклюже и нелепо. Чтобы переместиться с кресла пилота в гальюн, и Алексу, и премьер-министру Марса проходилось протискиваться мимо бронескафандра Бобби. А Бобби — выгонять Смита на пятачок, где стояло ее кресло, а она тем временем использовала крохотную каюту, чтобы вылезти из скафандра и залезть обратно. Не было и речи о том, чтобы по очереди поспать в каюте.
Смит оказался приятным, вежливым и чутким человеком. Безобидный — это определение первым делом приходило в голову. Где-то в медленной зоне Алекс перестал следить за марсианской политикой и потому не имел никаких предубеждений против Смита или его политики. Говорили они обычно о всякой ерунде — марсианской поп-культуре во времена их детства, Смит благодарил Алекса и Бобби за то, что спасают ему жизнь, задавал вопросы об Илосе. У Алекса сложилось впечатление, что Смит в некотором роде им восхищается. И это было довольно странно.
И когда Смит высунул голову из каюты и сказал, что для Бобби пришло сообщение от Авасаралы, выглядел он как секретарь, которому слегка неловко перебивать начальника. Алекс чуть было не заверил его, что ничего страшного, но не знал, как это сформулировать, не оказавшись в еще более неловком положении.
Бобби поблагодарила Смита и некоторое время молчала. Алекс посматривал на Солнце, неприятеля и данные со спешащего навстречу конвоя ООН, скрытого солнечной короной.
— Алекс? — голос Бобби звучал разочарованно.
— Да?
— Не выходит переключить входящее сообщение с бронескафандра. Можешь перевести его на экран? Я бы сделала это сама, но...
Он переключился на комм, открыл на стенном экране панель и набрал команду. Появилась Крисьен Авасарала. Она выглядела старше, чем помнил Алекс. Темные круги под глазами и серый тон кожи были совсем ей несвойственны. Сари ее только бледнило. Но когда она заговорила, голос звучал как прежде.
«Бобби, мне нужны все твои данные о пропавших марсианских кораблях. Я знаю, ты собираешься сказать, что уже всё отдала, и конечно, я тебе верю, мать твою. Но мне они нужны. Прямо сейчас. Мне сообщили о двадцати марсианских военных кораблях, которые на полной тяге летят к Кольцу. Начиная с «Баркита» и до пары барж-дозаправщиков. Похоже на настоящий флот. Смит говорит, он этим занимается, но это может означать что угодно — то ли он точно знает, что происходит, и просто не хочет мне сказать, то ли на Марсе военный переворот и он не хочет в этом признаваться. Так или иначе, из него вытянешь не больше, чем из крысиной жопы».