— Это Наоми Нагата, — сказала она, стараясь попасть в такт с подделкой. — Если вы это слышите, пожалуйста передайте дальше. Сообщите Джеймсу Холдену, что я... — она прижала проволоку к оголённым проводам. Кончики пальцев покалывало током даже сквозь перчатки. Радио молчало, а она продолжала произносить слова, повторяла до нужного момента, как застрявшую в голове песенку, а потом выдернула проволоку, — в порядке. Прошу передать сообщение. Это Наоми Нагата с «Росинанта». Если вы это слышите, пожалуйста, передайте дальше. Сообщите Джеймсу Холдену, что я... разрыв, пауза, — в порядке. Прошу передать сообщение.
После четвёртого повтора она взяла длинную стальную рессору, которую использовала как нож, и перерезала провода передатчика. Её поддельный голос навсегда умолк. Она двинулась назад, от одной опоры к другой, следя за движениями рук и ног, чтобы не оступиться. От повышенной гравитации запястья и лодыжки стали неустойчивыми. Воздух в скафандре не казался несвежим и не закончился, установка для очистки воздуха от углекислоты работала неплохо, и поэтому Наоми не ощущала ни удушья, ни паники. Она просто спокойно лишится сознания и умрёт.
Наоми выбралась на инженерную палубу, закрыла панель доступа, потом распахнула люк, сдёрнула шлем и задыхаясь села. Поле зрения сузилось, перед глазами мерцали яркие искры. Она тяжело вздохнула раз, другой, а потом позволила себе поддаться тяжести тела и опуститься на пол.
«Сообщите Джеймсу Холдену, что я в порядке, в самом широком смысле этого слова», — подумала она и засмеялась. Потом закашлялась, пока боль под рёбрами не сделалась невыносимой. И тогда опять засмеялась.
В свою семьдесят первую вылазку она дошла до предела возможностей. Это не произошло незаметно. Наоми закрыла люк в основную часть корабля, закрыла защёлки и водрузила шлем на скафандр. Прежде чем она успела его зафиксировать и начать очередной пятиминутный отсчёт, руки безвольно опустились. Она не собиралась так делать, это произошло само собой. Смутно испуганная, позабыв о том, что должна идти, она села на палубу, прислонившись к стене, и попыталась подвигать руками. Если её внезапно парализовало или вроде того — это меняет ситуацию. Даёт право остановиться. Но руки ещё сгибались, плечи ещё двигались. Она просто обессилела. Даже сглотнуть удавалось с трудом. Наоми прикрыла глаза — может, сейчас она внезапно провалится в сон? Но она была слишком измучена и так и осталась сидеть.
Если бы в скафандре была батарея, он, возможно, сразу же определил бы сбои в её теле. Головная боль, вызванная обезвоживанием, становилась тяжелее, приближаясь к тошноте. Кожа горела в местах, где её обожгло солнцем. Наоми до сих пор кашляла, а её кровь, надо полагать, в равных долях содержала плазму и токсины утомления.
Две её маленькие победы — двигатель и передатчик — стали последними. С тех пор она либо ослабела, либо ситуация усложнилась, а возможно, и то и другое. Ретрансляторы, которые станут причиной взрыва ядра, или вмонтированы в конструкцию, или упрятаны в каком-то недостижимом месте между корпусами. До сенсорных датчиков, которые должны активировать магнитное поле, когда приблизится спасательный корабль, казалось, будет несложно добраться, но они были установлены снаружи, ей туда не попасть. Наоми пробовала войти в компьютерную систему с полудюжины разных пультов и ни с одного не получила доступа. Время от времени в её сознании, как светлячки, загорались другие планы и стратегии. Может, некоторые и годились, но ни на одном не удавалось сосредоточиться надолго.
Должно быть, она спала или мысли просто бесконечно перепрыгивали с одного на другое, как всегда в последнее время. Голос, который она услышала, просто шёпот, слабее её собственного голоса, резко вернул её в сознание.
«Привет, «Четземока». Это Алекс Камал, сейчас я на «Бритве». Наоми, ты там? Буду признателен, если подашь мне знак. Хотелось бы убедиться, что это ты, прежде чем подходить ближе. Твой корабль ведёт себя немного странно, и мы слегка беспокоимся. Да, а может, это не Наоми Нагата? Я уже навёл на вас пятнадцать торпед, так что, кем бы вы ни были, вам стоит со мной поговорить».
— Нет, — сказала она, понимая, что он никак её не услышит. — Не подходи. Не приближайся.
Всё болело. Всё кружилось. И ничто не давалось легко. Когда она поднялась на ноги, голова поплыла. Наоми боялась потерять сознание, но если она нагнётся, то наверняка больше уже не сможет подняться. Она должна заставить его отойти. Должна удержать на расстоянии, недосягаемом для взрыва. Останется она при этом в живых или нет — неважно. Это оказалось хуже, чем она ожидала, и она так безумно устала...
Тяжело дыша, она в последний раз открыла люк на инженерной палубе и поплелась к лифту. Там, за лифтом — шлюз.
Глава сорок пятая
Приятно было снова иметь ручной терминал, пусть только локальный, работающий от системы «Чжан Го». Амос лежал на платформе, вклиненной в узкое пространство между обшивками. Тихо звякали магнитные фиксаторы, успокаивающе пахло сварочной горелкой. Датчик, который он прицепил к линии питания, показывал ноль.
— А сейчас? — спросила Персик.
— Ничего.
Прошла пара секунд.
— Сейчас?
— Ничего.
Еще секунда. Датчик чирикнул, и индикатор показал восемьдесят девять. Амос просиял.
— Вот так, Персик. Чуть меньше девяноста.
— Фиксирую, — он услышал, как она улыбается. Он снял датчик и брызнул герметиком на отверстия, которые проделал для проводов. — Эрик, ты тут? Мы готовы к очередной попытке.
— Конечно, я здесь, — отозвался Эрик. — Куда мне деться? Запускаю диагностику, вы пока ноги разомните.
Амос свистнул, из-за эха звук показался громче.
— Сделаю перерыв. Держите этот канал открытым и ждите меня. Не пытайтесь сделать что-нибудь умное.
Под неразборчивый гомон, выражавший согласие, он полез к панели доступа, хватаясь за скобы и опорные конструкции. Команда Б помогала слабо, однако могла делать какую-то простую, но требующую времени работу, пока Амос, Персик и Эрик готовили «Чжан Го» к полету. До сих пор им приходилось исправлять последствия бестолковых попыток починки корабля, предпринятых обслугой, не меньше, чем заниматься поиском поломки. При навороченном внешнем виде внутренняя отделка корабля оказалась близка к стандартной. Амос выудил тряпку и стер с руки твердеющую корку герметика. Кое-где она уже застыла и отделялась от кожи, как панцирь креветки.
Обе двери шлюза были открыты, на пол ангара спускалась портативная лестница. В стекла грязных, темных окон стучал дождь. Воздух пах озоном и холодом, дыхание Амоса клубилось облачком пара. Жесткий свет подвесных светодиодных светильников делал тени настолько четкими, что они казались ненастоящими. Стоукс с другими слугами сбились в кучку у стены, прижимая к себе сумки и чемоданы и тревожно переговариваясь. К другой стене прислонилась Лесби, напряженно прислушиваясь. Амос наблюдал за ней, спускаясь по лестнице. Женщина излучала едва сдерживаемую жестокость, Амос знавал подобных людей в избытке. Одни были преступниками, другие — копами. Она заметила его взгляд и вздернула подбородок, то ли приветственно, то ли вызывающе. Он дружески улыбнулся и помахал.
Он оказался на полу ангара, когда Персик выбралась из шлюза на ступени. Стоукс отделился от группы и, нервно улыбаясь, потрусил к Амосу.
— Мистер Бартон? Мистер Бартон?
— Можешь звать меня Амос.
— Да, благодарю вас. Я хотел спросить, нельзя ли Наталье пойти в дом Силасов? Ее муж служит там сторожем, и она боится, что если улетит без него, то больше они не увидятся. Она очень волнуется, сэр.
Персик спускалась неслышными кошачьими шагами, тень бежала впереди нее. Амос почесал руку.
— В общем, так. Почти наверняка мы будем готовы к вылету минут через сорок пять. Мы подвезем всех, кто окажется к этому времени здесь, если будет место. Остальным надо держаться подальше, чтобы не распасться на атомы, когда мы стартуем. В остальном мне абсолютно пофиг, что делают твои люди.
Стоукс хихикнул и по-птичьи кивнул.
— Очень хорошо, мистер Бартон. Благодарю вас.
Амос смотрел, как он вприпрыжку удаляется.
— Мистер Бартон, вот, значит, как? — сказала Персик.
— А то. — Амос ткнул пальцем в сторону Стоукса. — Он что, думает, я пошутил? Я просто сказал, что солнце встает на востоке.
Персик пожала плечами.
— Он считает нас хорошими ребятами и всё интерпретирует в этом ключе. Когда ты говоришь, что тебе все равно, умрет он или выживет, он принимает это за черный юмор.
— Серьезно?
— Ага.
— Это же глупо.
— Так поступает большинство людей.
— Значит, большинство глупое.
— И тем не менее, мы как-то добрались до звезд.
Амос потянул приятно ноющие руки.
— Знаешь, Персик, здорово, что мы заполучили помощь и все такое, но мне нравилось больше, когда мы были вдвоем.
— Это так мило. Я собираюсь раздобыть кофе или чай. Или амфетамины. Хочешь что-нибудь?
— Неа.
Он посмотрел, как она уходит. Все еще слишком худенькая, но набралась уверенности с тех пор, как он вошел в ее камеру в Яме. Он задумался, будет ли она все так же желать, чтобы он убил ее, если ей придется вернуться. Может, стоит спросить. Он подавил зевок и постучал по терминалу.
— Ну, как оно там?
— Пока никаких ошибок, — ответил Эрик. — Так вот чем ты сейчас занимаешься?
— Я этим уже сто лет занимаюсь.
— И что, на жизнь хватает?
— Конечно, если только ты не против, что всякие пришельцы и охранники корпораций все время норовят тебя прикончить.
— Никогда раньше не возражал, — ответил Эрик. — Ну вот. Проверка закончена. Водоочиститель разок икнул, в остальном все хорошо.
— Если мы в этой колымаге задержимся настолько, что потребуется перерабатывать воду, значит что-то пошло совсем не так.
— Согласен. Мне запустить реактор? У них тут есть инструкция и чек-лист.
— Да, только почему бы мне не...