Развлечений в баре предлагалось немного, и он мог сконцентрироваться на кружке, бармене и следующей порции выпивки. Комок в горле уплотнялся с каждым глотком, Амос не обращал внимания. Другие посетители сидели тихо, читали с экранов своих терминалов или перешептывались маленькими группами. Каждый находился на пути куда-то. Это место не являлось конечным пунктом, всего лишь попавшееся по дороге, случайное и тут же забытое.
Лидия умерла.
Двадцать лет он думал о ней. И ее лицо — татуировка чуть выше сердца — было, конечно же, частью этих мыслей. Каждый взгляд в зеркало без рубашки служил напоминанием. Но помимо этого каждый день давал ему возможность выбора. И каждый раз это начиналось с того, что тонкий голосок в голове спрашивал — а как бы посоветовала поступить Лидия. Когда Амос получил сообщение от Эрика, то понял, что не виделся и не говорил с ней больше двадцати лет. А это значит, ей стало на двадцать лет больше. А сколько ей было, когда он уехал? Амос вспомнил седину в ее волосах, морщинки вокруг глаз и губ. Она старше него. Но ему было пятнадцать, и «старше него» могло означать любую цифру.
А теперь она мертва.
Возможно, человек на двадцать лет старше той женщины, что он помнил, достаточно стар, чтобы умереть от естественных причин. Может, она умерла в больнице или в своей постели, в тепле и уюте, в окружении друзей. Может, в ногах у нее спала кошка. Амос очень надеялся, что так и было. Иначе он убьет всех и каждого, кто хоть как-то в этом замешан. Он покрутил так и сяк эту мысль, ожидая, не остановит ли его Лидия. Сделал еще один большой глоток пива, обжегший горло. Он очень надеялся, что не заболел.
Ты не болеешь, прозвучал в голове голос Лидии. Тебе грустно. Ты горюешь. Комок в горле, пустота в груди, пустота в животе, сколько бы пива ты в него не влил — это все горе.
— Хм, — сказал Амос вслух.
— Что-то нужно, приятель? — спросил бармен с профессиональным равнодушием.
— Еще одну, — Амос показал на свою полупустую кружку.
Ты не умеешь горевать, сказал другой голос. Холден. Это была правда. Поэтому Амос и доверял капитану — он говорил только то, что думает. Не нужно анализировать, не нужно вычислять, что он на самом деле имеет в виду. Даже когда капитан лажал, он действовал с добрыми намерениями. Не часто Амос встречал таких людей.
Сколько себя помнил, Амос ощущал единственную сильную эмоцию — гнев. Он всегда был где-то близко, поджидал его. Легкий способ дать выход своему горю, он это понимал. Неподалеку сидел жилистый человек, похожий на скалолаза. Он целый час потягивал одну кружку пива. Каждый раз, когда Амос заказывал новую, человек бросал на него раздраженно-ревнивый взгляд. Завидует его бездонному счету. Все будет так просто. Скажи ему что-нибудь, громкое и язвительное, поставь в такое положение, что ему будет стыдно отступить на глазах у всех. Бедняге придется проглотить наживку, и Амос получит возможность вколотить свое горе в парня. Неплохой способ развеяться.
Этот парень не убивал Лидию, сказал голос Холдена. Но, может, кто-то другой убил, подумал Амос. Я должен разобраться.
— Пора расплатиться, амиго, — сказал Амос бармену, помахав ему ручным терминалом. — Запиши две следующие того парня на мой счет.
Скалолаз нахмурился, но, не обнаружив в жесте Амоса ничего оскорбительного, сказал:
— Спасибо, брат.
— Не за что, эрмано. Береги себя.
— Са са, — ответил тот, приканчивая пиво и потянувшись за первой из двух кружек, что купил Амос. — И тебе того же, сабе дуи?
Амос скучал по своей койке на «Роси».
Транспортник, выполнявший дальние рейсы, назывался «Ленивая пташка», однако его сходство с птичкой начиналось и заканчивалось этими белыми буквами, намалёванными на боку. Снаружи он выглядел как гигантский мусорный бак с соплом на одном конце и крошечной кабиной управления на другом. Внутри корабль также походил на гигантский мусорный бак, за исключением того, что был разделён на двенадцать палуб, по пятьдесят пассажиров на каждой.
Уединиться можно было только за тонкими шторками душевых кабинок, и похоже, люди пользовались ими, только если поблизости находились одетые в форму члены экипажа.
А, подумал Амос, тюремные законы.
Он выбрал себе место — раздолбанную кушетку с маленьким вещевым отсеком внизу и крошечным развлекательным экраном на переборке рядом, как можно дальше и от туалета, и от кафетерия. Он старался избегать многолюдных мест. Вместе с ним отсек разделили семейство из трёх человек с одной стороны и старая карга с другой.
Старуха провела весь полёт на маленьких белых таблетках, пялясь весь день в потолок, а всю ночь ворочалась и потела в лихорадочном сне. Амос представился ей. Она предложила ему пару таблеток. Он отказался, и на этом их общение закончилось.
Семья оказалась гораздо приятнее. Двое мужчин чуть за тридцать и их семилетняя дочь Венди. Один — инженер-конструктор по имени Рико, второго звали Цзяньго, он занимался домом и хозяйством. Они с подозрением посмотрели на Амоса, когда тот занял койку, но он улыбнулся, пожал им руки и купил Венди мороженое в торговом автомате, а потом отошел в сторону. Он знал, какими бывают мужчины, чересчур интересующиеся маленькими детьми, и знал, как вести себя, чтобы его не приняли за одного из них.
Рико направлялся на Луну, занять одну из новых вакансий на орбитальных верфях Буша.
— Туда едет куча койо. Работы сейчас полно, все пытаются отхватить кольцо себе. Новые колонии. Новые миры.
— Толпа схлынет, когда закончится лихорадка, — сказал Амос. Он лежал на койке, вполуха прислушиваясь к болтовне Рико, и смотрел новости с отключенным звуком на стенном дисплее.
Рико по-астерски пожал руками и мотнул головой в сторону дочери, спящей на своей койке.
— Для нее, сабе? Что будет — то будет. А пока я могу отложить немного юаней. Школа, путешествие по кольцу — всё, что ей понадобится.
— Я такое уже слышал. Что будет — то будет.
— Эй, глянь, туалет убирают. Пойду-ка я быстренько в душ.
— Что такое, приятель? — спросил Амос. — Что за спешка?
Рико склонил голову набок — как будто Амос спросил, почему в космосе вакуум. По правде говоря, Амос знал ответ, но ему было любопытно посмотреть, знает ли Рико.
— На длинных рейсах действуют банды, койо. Такова плата за полёт по дешёвке. Хреново быть бедным.
— Экипаж ведь следит за этим дерьмом, верно? Если кто затеет драку — выпускают на всех газ, связывают бандитов. Без шума и пыли.
— За душевыми не наблюдают. Там нет камер. Если не заплатишь, когда явятся вымогатели, они тебя туда затащат. Так что в душ лучше идти, пока экипаж поблизости.
— Во дела, — сказал Амос, прикидываясь удивлённым. — Я ещё не видал таких наездов.
— Увидишь, омбре. Присмотришь за Цзянем и Венди, пока меня нет?
— Не спущу глаз, брат.
Рико не ошибся. После первой суматохи полёта суета пассажиров, которые выбирают место, понимают, что ненавидят соседей и подыскивают другое, осталась позади, большинство уже устроились. Астеры спят на своих палубах. Внутренние палубы поделены между Землёй и Марсом. Амос устроился на астерской, но похоже, кроме него больше никто с чужими не ехал.
Точно, тюремные законы.
На шестой день с верхней палубы спустилась группка бандитов и прошлась по отсекам. Им потребовалось время, чтобы заняться каждым из пятидесяти пассажиров. Амос притворился спящим и наблюдал за ними с койки краем глаза. Самое примитивное вымогательство. Бандит подходил к пассажиру, объяснял правила полетной «страховки» и принимал перевод с помощью дешевого одноразового терминала. Угроза лишь подразумевалась. И все платили. Тупой рэкет, но настолько простой, что срабатывал.
Один из вымогателей — на вид годков четырнадцать, не больше — направился к ним. Рико вытащил было терминал, но Амос сел на койке и отмахнулся, повернувшись к мелкому вымогателю:
— У нас все путем. В этом углу не платят.
Бандит молча уставился на него. Амос улыбнулся в ответ. В общем-то, получить порцию газа и быть связанным ему не особо хотелось, но раз надо — значит, надо.
— Ты труп, — бросил бандит. Он постарался сказать это как можно внушительней, чему Амос отдал должное — но в прошлом его пытались напугать люди гораздо страшнее этого тощего юного астера. Он кивнул, словно принимая угрозу к сведению.
— Был у меня как-то случай — застрял в шахте реактора, когда трубу охлаждения прорвало, — начал он.
— Чего? — недоуменно спросил парень.
Даже Рико и Цзяньго смотрели на Амоса, как на юрОдивого. Амос шевельнулся, и подвес койки жалобно скрипнул.
— Смекаешь, охлаждающая жидкость радиоактивна, как хрен пойми что. На открытом воздухе испаряется, попадет на кожу — приятного мало, но жить можно. Обычной водой смывается. А вот вдыхать уже не стоит. Получишь пучок радиоактивных частиц в легкие, откуда их уже не вывести — и все, плавишься изнутри.
Парень бросил взгляд через плечо, ища поддержки против непонятного балабола. Его напарники-вымогатели все еще были заняты.
— Короче, — наклонившись, продолжил Амос, — мне пришлось лезть в служебную секцию, открывать ящик с оборудованием и натягивать на лицо дыхательный аппарат — и все это не дыша.
— И чего? Ты...
— Суть басни в том, что я кое-что о себе узнал.
— Что? — парня, похоже, искренне заинтересовала эта странная история.
— Я узнал, что в состоянии задерживать дыхание почти две минуты даже на фоне стрессовых физических нагрузок.
— И...
— И поэтому задай себе вопрос: много ли я натворю с вами дел за две минуты, прежде чем вырублюсь от усыпляющего газа? Могу гарантировать: много.
Парень не ответил. Рико и Цзяньго, казалось, сами перестали дышать. Венди смотрела на Амоса широко открытыми глазами и улыбалась.
— Проблемы? — к мелкому вымогателю наконец подошел один из приятелей.
— Да, он...
— Нет проблем, — перебил Амос. — Просто донес до твоего друга, что этот угол за страховку не платит.