– Ты меня сюда привел, потому что здесь надежно, са-са? Так что, ты боишься, что подслушают, или меня боишься? Если ты мне не доверяешь, мне здесь и делать нечего.
В ее словах прозвучало больше, чем она в них вкладывала, словно этот простой факт объяснял и се побег, и то, кем они были друг для друга. Она словно услышала, как скрипят слова под грузом вторых смыслов, но не знала, что слышится в них Филипу и как можно сказать иначе. Что-то мелькнуло на миг в его лице. Грусть, ненависть или боль – все исчезло слишком быстро, распознать она не успела. Новый слой вины сдавил душу. Мелочь в сравнении с тем, что она уже снесла.
– Он велел сказать все после вылета со станции, – ответил Филип.
– Он, видимо, не знал, что понадобится другой корабль. Планы меняются. Так бывает.
Глаза Филипа, жесткие, как стеклянные шарики, уставились па нее. Наоми сообразила, что, не задумываясь, процитировала слова Марко. Может, Филип счел это пощечиной, может, подумал, что она претендует на его отца, присваивая его слова. Наоми ничего не знала. Она не знала сына. Приходилось все время напоминать себе об этом.
– Есть точка встречи.
– И срок?
– Да.
– Когда?
Она увидела, как в его глазах вплывает: «Об этом мы говорить не будем». Но, когда Филип заговорил, его голос показался ей слабее и моложе. Беззащитнее.
– Скоро.
– Насколько скоро?
Он отвел взгляд.
– Очень.
Она и тогда знала, что на Церере есть экстремистская организация АВП, но не тревожилась. Радикалы АВП – тоже АВП, то есть родная семья. Пусть это сумасшедший дядюшка, пьяница и драчун, но Земля раскручивала трафик, а Марс занижал цены на сырье, и астеры чувствовали себя осажденными, а значит, в любом случае поддерживали других астеров. К тому же, полетав с Рокку, Наоми так привыкла к разговорам об убийстве землян и марсиан, что перестала на них реагировать.
Роды были тяжелыми. Тридцать часов схваток. Рвались мышцы брюшины, ослабленные жизнью при сменяющемся тяготении. Случись это на корабле Рокку или хотя бы на станции Гигея, Наоми бы умерла, и ребенок тоже. Но больничный комплекс Цереры видывал и не такое. Седая женщина с расписанными татуировкой руками не выходила из ее палаты, непрестанно напевая что-то на суахили и арабском. Наоми и сейчас видела ее лицо, слышала голос, хотя имя забыла. Если вообще знала.
Филип сделал первый сердитый вдох в пять утра, на следующий день после того, как Наоми пришла в больницу. Автодоктор-педиатр просканировал мальчика, задумался на самые долгие в жизни Наоми пять секунд и объявил, что ребенок вполне в пределах нормы. Седая женщина положила его на грудь Наоми и пропела благословение.
Ей тогда не пришло в голову задуматься, где Марко. Считала, что он где-то в комнате для посетителей, собирается пустить по кругу какую-то замену сигары, как только ему сообщат известие. О ней и о сыне. Может быть, она даже не ошибалась.
– Нам обязательно нужно попасть в какое-то конкретное место или достаточно будет просто выбраться со станции? – спросила Наоми.
– Минимум – со станции. Лучше бы туда, но отсюда точно.
– Туда – это куда?
– В группу Венгрия.
Так называлось скопление мелких астероидов. Высокое альбедо, ни одной станции, только складские сооружения со свободным доступом. Самые близкие к внутренним планетам владения астеров.
– У нас там с кем-то встреча?
– Не там. В нескольких днях пути есть корабль. Ближе к Солнцу. Но замкнут па Венгрию. Называется «Пелла».
– А что потом?
Филип пожал ладонью – по-астерски. По-видимому, он уже сказал все, что ей полагалось знать. Наоми задумалась, что будет, если па него надавить, хоть и знала, что не решится на такой эксперимент. «Прости, – подумала она. – Я любила тебя, как никогда никого не любила. Я бы осталась, если б могла. Я бы взяла тебя с собой». Филип глянул на нее и отвел взгляд.
Несколько недель после родов Наоми провела в реабилитации. Младенец не давал ей слишком долго спать, но, не считая недели откровенно адских колик, все было не хуже и не лучше, чем она ждала. Больше всего ее донимала скука, и Марко помогал ее разогнать. Компания, в которой он выпивал, состояла из портовых механиков и техников, и Марко приносил Наоми задачи, над которыми те ломали головы. Задачи того рода, какие консультанты решают за половину месячного кредита. Наоми разбиралась с ними по доброте душевной и от желания занять чем-то голову. Филип спал в пластиковой колыбельке, а она тем временем подгоняла программы диагностики для водоочистной станции. И разрабатывала схему аварийного отключения для контроля перегрузки магнитных ловушек.
Как раз одной из таких ловушек, которая вскоре отказала на «Гамарре».
– Хорошо, – сказала Наоми, – я попробую.
– Тебе нужен доступ на какой-нибудь корабль? – спросил Филип.
– Может, найдется чартерный рейс.
– Просто чартер не годится. Нужно, чтобы он не оставил следов.
Она поняла, что это значит: за Филипом, Сипом и остальными охотятся вооруженные люди. Может быть, служба безопасности, может быть, конкурирующая партия или еще кто-то, о ком она пока не знает. Так или иначе, без последствий не обойдется. И без насилия тоже.
– Попробую нанять чартер без огласки, – сказала она. – Если и не получится, я позабочусь, чтобы след не привел к вам.
Филип сглотнул. На миг в его глазах промелькнул страх. Ему исполнилось пятнадцать. Она была годом старше, когда познакомился с его отцом. И тремя, когда кормила его грудью.
– Я бы заботилась о тебе, если б он позволил.
Слова сорвались с языка раньше, чем Наоми взяла себя в руки. Он еще мальчик. Он уже несет на себе груз, который взвалил на него Марко. Взваливать на него еще и ответственность за ее чувства – тоже не слишком добрый поступок. Наоми встала.
– Ты мне ничем не обязан. Но я бы позаботилась. Если б он позволил.
«Если бы он позволил». Слова были тяжелы и ядовиты, как свинец. «Я бы делала, что хотела, если бы он не управлял мной. Он и сейчас управляет. Столько лет прошло, столько перемен случилось во мне и в моей жизни. А Марко, которому я оставила сына, и сейчас мною распоряжается. Ограничивает меня. Наказывает за то, что я не подчинилась сразу».
– Понятно, – без выражения произнес Филип.
Наоми кивнула. До белизны сжала кулаки. И заставила себя расслабиться.
– Дай мне день. Завтра я буду знать больше.
– Приходи в клуб, – сказал Филип. – Если нас там нет, жди, мы с тобой свяжемся. Нам нельзя долго сидеть па одном месте.
«Я думала, что останусь с тобой», – подумала она и тут же выбранила себя: она не имеет права на разочарование. Это не воссоединение семьи. Пусть ее привело сюда чувство долга перед Филипом, но у него-то другие дела. Дела, которые вернули в его мир давно потерянную мать. Если она надеялась посидеть с ним, поесть конфет и порассказывать друг другу о былом, заполняя упущенные годы, так это только ее проблемы.
– Разумно, – сказала Наоми и, поднявшись, шагнула к выходу.
Она была уже у дверей, когда он напряженно, с трудом выдавливая слова, проговорил:
– Спасибо, что прилетела.
Ей показалось, будто удар молота вбил ей сердце в ребра. Филип смотрел на нее от стола. Он был так похож на отца! Наоми попробовала вспомнить себя такой же юной. Умела ли она в его возрасте выбрать слова, которые ничего не скажут, и согреют сердце, и ранят? Она чувствовала, как губы выдавили чуть заметную улыбку. Скорее горестную, чем радостную.
– Это он велел тебе так сказать? – спросила она. – Так ведь?
Молчание мальчика можно было истолковать на сотни ладов.
После «Гамарры» Марко вернулся домой пьяный и довольный собой. Наоми попросила его не шуметь, не будить малыша. Марко подхватил ее на руки и закружил по комнате, такой тесной, что она ударилась ногой о кровать и вскрикнула от боли. Тогда он поставил ее и погладил ушибленное место. Поцеловал его. Взглянул ей в лицо с улыбкой, которая столько же просила, сколько обещала, и Наоми подумалось, не заняться ли им тихонько любовью, пока Филип спит. Как раз об этом она размышляла, когда он ее уничтожил:
– Справились! Мы. Ты, кве си?
– С чем справились? – протянула она, откинувшись на гелевый матрас.
– Сквитались за Террион-Лок, – пояснил Марко. Постояли за Пояс. За нас. За него.
Марко кивнул на младенца. Филип во сне сосал большой палец, зажмурив глаза так плотно, словно не собирался их открывать никогда. Она поняла раньше, чем осознала, что поняла. Холод ударил в сердце, в живот, по всему телу. Марко почувствовал. Его насмешливая улыбка все еще горела в памяти у Наоми.
– С чем я справилась? – спросила она.
– Идеальное преступление, – ответил он. – Первое из многих.
Она поняла. «Гамарру» убила ее программа. Люди погибли из-за нее, и хвастливые угрозы Рокку перестали быть пустым бахвальством. Теперь Марко – убийца. И она тоже. Они все же занялись любовью – при его возбуждении отказывать было опасно, да и она чувствовала себя слишком подавленной, чтобы понять, как ей хочется отказать. Мучительные воспоминания, но факт оставался фактом. Темные времена тогда лишь начинались, но в ее памяти все, что было потом, – депрессия, страх, потеря Филипа, неудавшееся самоубийство – вытекало из той ночи.
Надпись над вратами ада, мелким шрифтом.
Снять нору неподалеку от порта удалось без труда. У нее хватало денег, чтобы оплатить анонимный перевод через валютную контору, расположенную за пределами станции, и вернуть деньги на серый счет-однодневку. Странно было все это проделывать – слишком давно Наоми не занималась такими вещами. С тех самых дней, как завербовалась на «Кентербери», а с той поры, казалось, прошли века. Она сидела на тощем гелевом матрасе и пережидала слезы и тошноту. Должны же они отступить, даже если сейчас казалось, что это никогда не кончится. Потом она долго мылась под душем, после чего переоделась в купленную в киоске свежую одежду. Тренировочный костюм, разворачивающийся из пакетика плотно спрессованной ткани, напомнил ей выходящее из куколки насекомое. Вероятно, это была метафора, только непонятно чего.