– Торпеды раскололи дюзовый конус, – сообщила безопасница.
– Повреждения серьезные? – спросил Фред.
– Вы хотите гонять станцию на залатанных дюзах? Достаточно серьезные, чтобы пришлось ставить новый.
– Разумно, – согласился Фред.
– Хорошо хоть, кольцо не взорвали, – вставил Холден. – Если бы та торпеда не дала осечку…
Лицо Драммер застыло.
– Насчет кольца… мы ошибались. Нападавшие запустили снаряд, который выглядел как торпеда, но на конце они приспособили спасательный мех. Вогнали его в ваш кабинет, вскрыли наружную обшивку и вынесли полстены.
Фред моргнул.
– Вот зачем им понадобился скафандр, – сказал Холден. – А я еще удивлялся. Однако довольно странный способ до тебя добраться – вскрыв кабинет, как банку сардин.
– Им нужен был не я, – сказал Фред.
Он помолчал, потом невнятно выругался.
– Что? – переспросил Холден. – А что же тогда?
Ему ответила Драммер. Тем же профессиональным тоном, каким говорила в бою:
– Противник забрал часть стены с сейфом полковника Джонсона. Вскрыть его будет непросто, но при наличии времени и инструментов, думаю, удастся.
– Но ведь они и так внедрились в командные структуры. Вряд ли они узнают что-то новое…
Холден уже понял, но хотел дать Вселенной шанс опровергнуть его знание. Доказать, что худшего не случилось.
– Они получили образец, – сказал Фред, превращая страх в факт. – У них, кто бы они ни были, теперь есть протомолекула.
Глава 24Амос
– А плотность не влияет? – спросила Кларисса.
Та пакость, что накачивали ей в кровь, успела выветриться. Теперь девушка выглядела получше. Под пергаментной кожей еще просвечивали вены, но на щеки вернулось немного краски.
– Влияет, конечно, но главное – сколько энергии вложено в разгон метеорита. Выбросишь ли ты с корабля вольфрамовую чушку или пуховую подушечку, корабль все равно придется разогнать до скорости, которую ты хочешь придать снаряду. Деньги вперед, в смысле затрат энергии.
– Но подушка сгорела бы прежде, чем ударилась о Землю. – О, вот теперь верно замечено.
На экране снова и снова повторялись кадры удара, натасканные из всех подвернувшихся источников: с терминалов, с камер наблюдения, с картографических спутников на орбите. Столб ионизированного воздуха был ярким, как след снаряда рельсовой пушки, и над Северной Африкой снова и снова расцветала огненная роза. Еще один светящийся столб – и по необозримым просторам голубовато-серой Атлантики расходится круг нездоровой зелени, заляпавший небо белыми и черными пятнами. Репортеры как будто поверили, что, пересмотрев это много раз, найдут какой-то смысл. Миллионы жертв, и еще больше людей погибнет в ближайшие часы от цунами и наводнений. Миллиарды умрут в ближайшие несколько недель или месяцев. Сколько ни смотри, такое нельзя осмыслить.
Но и отвести взгляд Амос не мог. Только и способен был болтать с Персиком о пустяках и ждать, что будет дальше.
Закадровый голос говорил с мягким европейским акцентом и внушал спокойствие, которое сам, вероятно, заглотил с горстью таблеток. А может, голос модифицировала и обогащала команда операторов.
– Снаряд был замечен радарами уже в атмосфере Земли, когда до падения оставалось меньше секунды.
На экране появился апокалиптический вид со спутника: пять кадров, склеенных в кольцо, с картиной попадания в Атлантику и катящейся через океан ударной волны. Масштаб впечатлял.
– Вот, – Амос ткнул пальцем в экран, – откуда я знаю, что бомбы были с антирадарным покрытием. Оно выгорело в атмосфере и перестало работать, так? В общем, они прошли от ионосферы до уровня моря меньше чем за полсекунды, а это около двухсот километров в час. Навскидку такой бабах, как они описывают, можно получить от кубика из карбида вольфрама со стороной три с половиной – четыре метра. Не так много.
– Ты все в уме считаешь?
Амос пожал плечами.
– Работа такая – я уже много лет вожусь с термоядом в магнитной ловушке. Более или менее та же арифметика. Начинаешь чувствовать порядки величин.
– Понятно, – сказала Кларисса. И спросила: – Ты думаешь, мы погибнем?
– Угу.
– От этого?
– Может быть.
Новостной канал показал пятисекундный клип с парусной яхты. Вспышка идеально прямой молнии, странная деформация пространства воздушной линзой, яркий свет, и изображение исчезает. Те, кто был на яхте, погибли, не успев понять, что видят. Наверное, последние слова в этот день чаще всего звучали так: «Смотри-ка…» или «Ох, черт!». Амос чувствовал, как что-то давит у него в животе, словно он немного объелся. Наверное, от страха, или от потрясения, или еще от чего-то. Кларисса тихо выдохнула. Амос обернулся к ней.
– Я бы хотела еще повидать отца.
– Да?
Минуту она молчала.
– А если бы он сумел? Научился бы контролировать протомолекулу? Все стало бы по-другому. Такого бы не было.
– Другое было бы, – поморщился Амос. – А если б ты видела то, другое, вблизи, то не стала бы думать, что оно лучше.
– Как по-твоему, капитан Холден когда-нибудь?..
Пол вздыбился и ударил Амоса по ногам. Он инстинктивно попытался перекатиться, но от этого удара уйти было некуда. Экран разбился, свет погас. Звук оглушал. Несколько секунд Амоса швыряло по комнате, как игральную кость в стаканчике. В темноте он не понимал, обо что бьется.
Спустя бесконечную минуту включилось аварийное освещение. Кровать Клариссы опрокинулась набок, сбросив девушку. Вокруг медицинской системы растекалась прозрачная лужица, наполняя воздух резкими запахами охладителя и спирта. Толстое, армированное, пуленепробиваемое окошко в двери осталось на месте, но стало белым, как снег. Стены пошли паутиной трещин. Из угла булькнул истерический смешок Клариссы, и Амос ощутил, как навстречу этому смеху всплывает его хищная улыбка. Завывала сирена – затихала и взревывала снова. Амос не знал: настроена она так или что-то поломалось от взрывной волны.
– Ты там цела, Персик?
– Не знаю. Руке очень больно. Может, сломала.
Амос встал. У него болело везде, но большой опыт знакомства с болью подсказывал, что серьезных повреждений нет, поэтому он просто перестал думать о ней. Земля еще немного вздрагивала – или дрожал он сам.
– Паршиво, если сломала.
Дверь в коридор осталась закрытой, но косяк как будто помяло. Амос задумался, удастся ли теперь открыть замок.
– Над нами десять этажей до земли, – сказала Кларисса.
– Угу.
– Если здесь так, что же наверху?
– Не знаю, – ответил Амос. – Пойдем посмотрим.
Она села. Левая кисть у нее уже распухла вдвое – значит, повреждение серьезное. В своем тюремном халате девушка походила на привидение. На то, что умерло, но еще шевелится. Возможно, сказал себе Амос, так оно и есть.
– Режим строгой изоляции, – напомнила Кларисса. – Никуда мы не пойдем.
– Понимаешь, строгая изоляция бывает в тюрьме. А чтобы здесь оставалась тюрьма, ее понимаешь ли, должна окружать цивилизация. А теперь, думается мне, это просто глубокая яма в земле, и в ней полно опасного народу. Надо уходить.
Он толкнул дверь – все равно что ударил по переборке голым кулаком. Сдвинувшись в сторону, он попытал счастья с окном. Немногим лучше. После третьего удара голос снаружи прокричал:
– Прекратите немедленно! Тюрьма закрыта!
– Кто-то не знает, что это уже не тюрьма, – съехидничала Кларисса.
Она немного опьянела – может, от сотрясения или боли в сломанной руке.
– Сюда! – заорал Амос. – Эй, мы здесь застряли!
– Режим строгой изоляции, сэр. Оставайтесь на месте, пока…
– Стены трескаются, – не дослушав, завопил Амос. – Сейчас рухнут.
Возможно, он и не обманывал.
Замок щелкнул, дверь со скрежетом отъехала на несколько сантиметров и застряла. В щель заглянула охранница. В тусклом аварийном освещении она казалась серым силуэтом, но страх на ее лице был заметен и так. За ее спиной стоял еще кто-то, но его Амос не рассмотрел.
– Простите, сэр, – сказала она, – этот корпус…
Амос навалился плечом на дверь – не открыв, но и не позволяя закрыть.
– В режиме изоляции, понятно, – перебил он. – Но тут такое дело – нам требуется эвакуация.
– Невозможно, сэр. Это…
– И не только нам, – продолжал Амос, – но и вам. Вам тоже надо отсюда выбираться. Не огорчайте меня, не говорите, что мечтаете умереть на посту.
Охранница облизнула губы. Стрельнула глазами вправо. Амос подыскивал новые доводы, чтобы убедить ее окончательно, но ничего лучшего не придумал, как врезать ей в челюсть и пробиваться к выходу в надежде, что не пристрелят остальные. Он уже отводил руку, когда Кларисса тронула его за плечо.
– У вас кто-то остался наверху? – спросила она. – Друзья, родные?
Взгляд тюремщицы уставился мимо них. Куда-то. На кого-то. Туда, где кто-то, быть может, погиб, и тело еще не остыло.
– Я не могу… нельзя сейчас об этом думать.
– Правила тюремного содержания говорят, что вы несете ответственность за жизнь и здоровье вверенных вам заключенных, – сказала Кларисса. – Вас не накажут за помощь в эвакуации. Наоборот, объявят героиней.
Женщина тяжело дышала, словно делала тяжелую физическую работу. Амосу приходилось видеть, как люди так напрягаются, попав в трудное положение, но сам он этого не понимал. Кларисса мягко отодвинула его в сторону и склонилась к тюремщице.
– Если вас здесь похоронит заживо, вы не поможете в спасательных работах наверху. – Девушка говорила мягко, словно извинялась. – А удары могут повториться. И стены могут рухнуть. Эвакуация – не позор.
Женщина сглотнула.
Кларисса придвинулась к ней и почти прошептала:
– Здесь с нами посетитель.
Охранница пробормотала что-то неуловимое для Амоса и обернулась через плечо.
– Помоги с этой чертовой дверью, Салливан. Раму помяло, а нам надо вытащить треклятого гостя. Моррис, если ублюдок только попробует что-нибудь отмочить, не жалей его. Понял, тварь? Одно неверное движение, и тебя прикончат.