Наоми этому радовалась. Она сейчас нуждалась в тишине собственного сознания, и, странное дело, ей было в нем уютно. Что-то произошло с ней за последние дни. Она не могла бы указать как и когда, но темные мысли пропали или стали такими огромными, что она уже не видела их краев. Она не думала, что сошла с ума. Наоми помнила ощущение, когда разум рыбой выскальзывает из рук, но сейчас было другое. Она понимала, что может умереть Джим или она сама, что Марко, скорее всего, пойдет на всех парусах от победы к победе, что Филип, вероятно, никогда ее не простит и не поймет. И она сказала бы, что все это важно для нее, очень важно. Но оно уже не сбивало ее с ног. Больше не сбивало.
Пуповина, связывающая корабли, могла растягиваться до пятидесяти метров. Меньше, чем ширина футбольного поля.
Она связывала шлюзы грузовых трюмов, откуда проще было перейти к реактору или перегружать вещи, а значит, командные шлюзы оставались свободными. Там в шкафах хранились скафандры с реактивными ранцами. Кусок сварочной ленты или ломик помогли бы за пару минут пробраться внутрь. Влезть в скафандр, выбраться из шлюза «Пеллы», взломать шлюз «Четземоки» в промежуток между отключением ее тяги и включением маневровых. Наоми не стала рассчитывать время. Ясно, что впритык, но она не считала план невозможным. А раз так, она должна была им воспользоваться.
Конечно, оставались еще проблемы, требующие решения. Прежде всего, у нее не было ни сварочной ленты, ни ломика, а пока конвоиры следили за ней с подозрением, она не сумела бы выкрасть что-то во время инвентаризации. К тому же стоит Марко увидеть, что она взяла скафандр и ушла в прыжок, ничто не помешает ему выпустить по «Четземоке» торпеду. Еще хуже будет, если он найдет способ отключить датчик дальномера и явится за ней сам. Впрочем, если удастся забрать скафандр так, чтобы в списке инвентаря пропажа не отразилась, ее тюремщики могут решить, что пленница покончила с собой. Мертвая, она не представляет угрозы. Систему инвентаризации Наоми прекрасно знала и считала, что сумеет подправить ее. То есть сумела бы, будь у нее время и доступ к программе. Но у нее оставались считаные часы, если не меньше.
Знакомый резкий голос прозвучал с экрана, где перед пустыми столиками все еще шли новости:
«Генеральный секретарь Гао была не просто главой моего правительства. Она была мне близким другом, и мне ее очень не хватает».
Авасарала тщательно следила за своим лицом. Даже с экрана, за пару сотен тысяч километров, она излучала спокойствие и уверенность. Наоми понимала, что это может быть игрой, но, если так, играла Крисьен хорошо. Интервью вел молодой человек с короткими черными волосами. Он склонялся к Авасарале, очень стараясь соответствовать.
«Другие потери, вызванные этой войной…»
«Нет, – прервала его Авасарала. – Это не „война“ и не „потери“. Не „потери“, а „убитые“. Марко Инарос может провозглашать себя адмиралом огромного флота. Да будь он хоть хр… Буддой – все это ложь. Он – преступник, укравший несколько кораблей, а на руках у него больше крови невинных, чем было пролито за всю историю. Он – enfant terrible».
Наоми отправила в рот следующий кусок пудинга. То, что насыпали вместо изюма, на изюм не походило, но на вкус было недурно.
«Значит, вы не считаете, что мы в состоянии войны?»
«А с кем? Война – это конфликт между государствами, не так ли? Какое государство он представляет? Когда его выбрали? Кто его назначил? Нет, он просто нагло заявил, что представляет астеров. Ну так что? Любой мелкий преступник на его месте постарался бы назвать происходящее войной, чтобы к нему отнеслись серьезно».
Репортер словно проглотил по ошибке что-то кислое.
«Простите… вы хотите сказать, эта атака несерьезна?»
«Эта атака – величайшая трагедия за всю историю человечества, – глубоким, пульсирующим голосом ответила Авасарала. Экраном владела она. – Но совершили ее близорукие, нарциссичные уголовники. Им нужна война? Не дождутся. Их ждет арест, следствие и справедливый суд с лучшими адвокатами, каких они смогут оплатить. Они добиваются восстания астеров, чтобы спрятаться за добрыми достойными людьми, живущими в космосе? Астеры – не гангстеры и не убийцы. Это мужчины и женщины, которые, так же как и мы, любят своих детей. Они – добрые и злые, мудрые или глупые… они люди! И никогда никакому „Свободному Флоту“ не убить столько народу, чтобы Земля забыла о человеческом братстве. Позвольте Поясу действовать, как подсказывает ему совесть, и вы убедитесь, что сочувствие, порядочность, доброта равно обычны в поле тяготения планет и вне его. Землю залили кровью, но не лишили совести. И никакая сука… не лишит, пока я что-то могу».
Старуха откинулась в кресле, с вызовом сверкая глазами. Репортер покосился на камеру и снова обратился к своим заметкам:
«Операция по спасению Земли, конечно, масштабное предприятие».
«Да, – согласилась Авасарала. – Реакторы во всех крупных городах планеты работают на полную мощность, обеспечивая энергией…»
Экран отключился. Сип со стуком бросил на стол ручной терминал. Наоми взглянула на него из-под волос.
– Глотку бы перерезать эса суке, – бросил Син, потемнев от ярости. – Урок а тотас как она, да?
– Зачем? – спросила Наоми, пожимая плечами. – Убьешь эту, се место займет другая. Она знает, что делает, но, если вы и перережете ей глотку, из ее кресла кто угодно будет говорить то же самое.
– Но не так, – помотал головой Син.
– Близко к тому.
– Нет, – возразил он, чуть выпятив челюсть, – не так. Аллес а про великие общественные движения и века истории, и са? Историю сочиняют потом, когда хотят объяснить. Это другое, ненастоящее. Дело делают люди. Марко. Филипито. Ты. Я.
– Думаешь?
– Эса койо с Марса, у которого мы покупали корабли и информацию. Он что: «Отчаянное экономическое положение Марса», или «Растущий национальный долг», или «Несоответствие расходов и поступлений»? – Син, выговаривая выдуманные им термины, с таким профессорским видом грозил пальцем, что Наоми невольно хихикнула. Син, услышав, моргнул и застенчиво улыбнулся. – Ла койа ла – просто койо. Сговорился с человеком, который перетер кое с кем еще, – и готово. Дело в людях, да? Их не заменишь просто так.
Теперь он смотрел ей в глаза не как профессор, поучающий студентов. Теперь Син поучал Наоми. Она запихнула в рот остатки пудинга и промычала:
– Похоже, ты что-то хочешь сказать.
Син опустил взгляд, собрался с мыслями. Она видела, как ему трудно, и не понимала почему.
– Филипито, ты ему нужна. Но сабез ла, но нужна. Ты и Марко – это ты и Марко, но трусливый выход не для тебя.
Сердце у нее дрогнуло. Син думал, что она в отчаянии, и боялся, что она поддастся темным мыслям. Наоми не знала, что привело его к такому выводу, и не знала, ошибается он или видит в ней что-то, не заметное ей самой. Она сглотнула.
– Ты советуешь мне не убивать себя?
– Разве я плохое советую?
Она встала, держа в руках грязную миску. Он тоже встал и прошел за ней к утилизатору. Вес тела внушал Наоми надежду. Время еще было. Двигатель работал. Она еще успеет найти выход.
– Что же мне тогда делать?
Теперь уже пожал плечами Син.
– Оставаться с нами. Со Свободным Флотом. Мы будем там, где мы нужны, делать то, что нужно. Помогать тем, кому необходима помощь, да? Намечены уже восемь колонистских кораблей.
– На что намечены?
– На возмещение убытков, да? Аллее, что собрались увезти за Кольцо. Больше, чем когда-нибудь давали Поясу. Забрать у них, накормить Пояс, отстроить Пояс. Увидишь, как эс виде[22], когда нам не приходится вымаливать еду и реактивную массу. Сады в вакууме. Города, рядом с которыми Тихо покажется кубриком прыгуна. Новый мир в нашем мире, да? Не надо нам чужого говна. Взорвать Кольцо. Сжечь его. Заставить людей быть людьми, да?
Две женщины прошли мимо, чуть не стукаясь головами в пылу спора. Одна скользнула по Наоми и Сину глазами, отвернулась было, затем взглянула снова. Со злобой. С ненавистью. Какой разительный контраст! С одной стороны, Син: видения будущего, в котором астеры свободны от экономического ига внутренних планет – существование этого ига было аксиомой, определившей все детство Наоми. Всю ее жизнь. Цивилизация, которую построят астеры для астеров, преобразование жизни людей. А с другой – настоящие астеры, по-настоящему ненавидящие ее за то, что она осмелилась действовать против них. За то, что она недостаточно астер.
– Где этому конец, Син? Где конец всему этому?
– Нет конца. Не будет, если мы все сделаем правильно.
В ее каюте не было ничего подходящего, но, раз Наоми заперли в одиночестве, здесь она и искала. Часы – не дни.
Койка-амортизатор была закреплена на полу толстыми стальными винтами и усилена керамическими опорами, установленными так, чтобы давление в любом направлении приходилось на одну из опор. Каждая сгодилась бы вместо лома, но Наоми не видела способа отвинтить или оторвать ножки. Значит, надо искать дальше. Ящики стола были сделаны из металла потоньше, с петлями примерно как у шкафчика. Наоми выдвинула ящик до упора, изучила конструкцию движущихся частей и швы на сгибах в поисках идеи или вдохновения. Нет, ничего.
Черный палец декомпрессионного набора она держала за поясом, чтобы был под рукой, если она найдет выход. Время утекало секунда за секундой, а голова оставалась пустой. Надо найти выход. Она найдет выход. «Четземока» слишком близко, чтобы быть такой далекой!
Почему Наоми не воспользовалась шансом, когда протягивали пуповину? Если сейчас перебраться украдкой и затаиться до разделения кораблей… Или лучше проникнуть в оружейную и, может быть, найти мех для разборки конструкций, который заменит скафандр… и прорежет переборку так быстро, что ей не успеют выстрелить в затылок…
– Думать, – сказала она вслух. – Не метаться, не скулить. Думать.
Но мысли не шли.