— Спасибо, что держишь в курсе. Передавай Бобби от меня привет. На ремонт «Роси» по-прежнему уйдут месяцы, так что не торопись.
Он сидел около минуты, пытаясь придумать, что ещё сказать, затем просто обрезал тишину в конце сообщения и отправил его. Было странно, насколько человек бывает важен в твоей жизни, а тебе больше нечего сказать ему, если он не дышит с тобой одним воздухом. Обычно он с Алексом говорили бы о корабле, о двух других членах экипажа, о работе. После того, как все разделились, а «Роси» стала в сухой док, особо не осталось тем для разговора, кроме тех, что можно расценить, как вторжение в личную жизнь. Подумав, что это похоже на начало долгой тёмной дороги с привкусом одиночества, он решил начать расследование.
Ещё бы шляпу найти.
— Так скоро? — удивился Фред, когда Холден вошёл в его офис в сопровождении одного из приспешников главы АВП. — Я знаю, что у меня хороший кофе, но…
Холден схватил стул и потянул его за собой, пока Фред копошился с кофеваркой.
— Моника Стюарт на Тихо.
— Да. Думаешь кто-то вроде неё может попасть на эту станцию без моего ведома?
— Нет, — признался Холден. — Но ты знаешь, почему она здесь?
Кофеварка начала шипеть, и офис наполнился насыщенным, горьковатым запахом. Пока кофе варился, Фред склонился над столом, печатая что-то на терминале.
— Что-то по поводу пропавших кораблей, верно? Это то, что передала наша разведывательная группа.
— Твои люди вообще изучали этот вопрос?
— Честно? Нет. До меня дошли слухи, но мы здесь бессильны. Каждый корабль с работающим двигателем Эпштейна направляется к вратам. Мы сосредоточены на предотвращении их столкновений друг с другом, пока они проходят через кольца. Большинство из них направляются в неисследованные системы без сопровождения других кораблей или станций. От нескольких кораблей мы не получили ответа, тут всё, вроде бы, вполне очевидно.
Холден принял от Фреда дымящуюся кружку и с благодарным кивком сделал маленький глоток. Кофе старика не разочаровал.
— Я понимаю это, — сказал Холден после ещё одного глотка. — И мне кажется, что её теория сильно надумана, но она вызовет публичный резонанс, если мы первыми не найдём ответ получше.
— У неё уже есть теория?
— Она думает, что это протомолекула. Она считает, что всё началось с пробуждения роботов и техники на Илосе.
— Ты говорил, что это не повторится, — сказал Фред, хмурясь над своей чашкой кофе. Когда он снова заговорил, пар перед его лицом сдуло словами, будто дыхание дракона. — Миллер вернулся?
— Нет, не вернулся. Насколько я знаю, во всей существующей вселенной нет активной культуры протомолекулы. Но…
— Но у меня есть неактивная дрянь, которую ты дал мне.
— Верно, и Моника каким-то образом узнала об этом, — сказал Холден.
Фред ещё больше нахмурился.
— У меня где-то утечка.
— Да, определенно, но не это меня волнует.
Брови Фреда поднялись и застыли в невербальном вопросе.
— Моника, — продолжил Холден, — она решила, что нам нужно взять эту слизь и сделать подобие доски для спиритических сеансов, чтобы призвать призрак Миллера.
— Но это глупо, — сказал Фред.
— Поэтому я считаю, мы должны исключить все остальные варианты, перед тем как бездумно возиться с инопланетной заразой.
— Первым делом, полагаю, — сказал Фред, с еле заметной долей сарказма в голосе. — У тебя есть альтернативные теории?
— Есть, — ответил Холден, — Но тебе они не понравятся.
— У меня ещё есть бурбон, если в ходе операции нам потребуется анестетик.
— Он может понадобиться, — сказал Холден, затем допил остаток кофе, чтобы потянуть время. Неважно, насколько Фред постарел за последние пятнадцать лет, Холден обнаружил, что всё ещё чувствует угрозу от этого человека. Было тяжело поднимать тему, которая может оскорбить Фреда.
— Ещё? — спросил Фред, указывая на пустую чашку. Холден отказался, покачав головой.
— Те экстремистские группы АВП, о которых ты мне говорил, — сказал Холден.
— Не думаю…
— Они уже провели, как минимум, две публичные атаки. Одну на марсианскую базу и одну на саму Землю.
— И обе провалились.
— Возможно, — сказал Холден. — Но мы предполагаем, что знаем, каковыми были их цели и, похоже, это плохое предположение. Возможно подрыв марсианской верфи и вынуждение флота ООН открыть огонь по древнему грузовому кораблю — это для них победа.
— Хорошо, — сказал Фред, сдержанно кивнув. — Допустим.
— Но есть и третий этап. Конечно же, радикалы думают, что Земля и Марс бросят их, как только колонизируют новые миры, а это значит, что колонисты, сами по себе, тоже часть проблемы.
— Согласен.
— А что, если эти радикальные группы АВП решили, что, в дополнение к взрывам бомб на собственности внутренних планет, они могут послать сообщение, забрав некоторые из кораблей колонистов?
— Ну, — медленно произнес Фред, как будто пытался подобрать ответ, — основная проблема заключается в месте нападений.
— Потому что они происходят по другую сторону врат.
— Именно, — продолжил Фред. — Если бы корабли подрывали при прохождении через Пояс, это одно дело. Но по другую сторону врат? У кого есть туда доступ? Если только ты не думаешь, что на кораблях каким-то образом провели диверсии. Бомба с очень долгим отложенным временем до взрыва?
— Есть и другая альтернатива, — сказал Холден.
— Нет, это исключено, — ответил Фред, предугадывая его следующий аргумент.
— Фред, послушай, я знаю, ты не хочешь думать, что на Медине некоторые люди могут работать против твоих интересов. Возможно, подтасовки записей. Отключение сенсоров, когда им нужно, чтобы люди что-то не увидели. И я понимаю, почему это тяжело принять.
— Медина занимает центральное место в наших долгосрочных планах, — сказал Фред, его слова были твердыми, как камень. — Я разместил на станции своих лучших и самых верных людей. Если у радикалов там есть пятая колонна, тогда это значит, что в своей организации я никому не могу доверять. С тем же успехом я мог бы собраться и уйти на пенсию.
— На Медине тысячи человек, сомневаюсь, что ты можешь поручиться лично за каждого.
— Нет, но люди, которые управляют станцией, — это мои люди. Самые верные, что у меня есть. Не может быть, чтобы там происходило нечто подобное без их ведома и участия.
— Пугающая мысль.
— Это значит, что я не владею станцией Медина, — сказал Фред. — Это значит, что самая жестокая, бескомпромиссная, экстремистская группа людей контролирует лучшую стратегическую точку во всей галактике.
— Так, — сказал Холден, — как нам это выяснить?
Фред откинулся на спинку кресла и грустно улыбнулся Холдену.
— Знаешь, что я думаю? Думаю, что тебе скучно и одиноко, и ты ищешь, чем бы отвлечься. Не нужно рушить организацию, которую я выстраивал всю свою жизнь, только чтобы чем-нибудь себя анять.
— Но корабли пропадают. Даже если их похищает не Медина, то кто-то другой. Не думаю, что мы можем это игнорировать и надеяться, что всё устаканится.
— Ремонтируй свой корабль, Джим. Ремонтируй корабль и собирай обратно свой экипаж. Эти пропавшие корабли не твоя забота.
— Спасибо за кофе, — сказал Холден, поднимаясь, чтобы уйти.
— Ты ведь не оставишь это, да?
— А ты как думаешь?
— Я думаю, — сказал Фред, — что, если ты мне что-нибудь испортишь, тебе придётся за это заплатить.
— Понял, — сказал Холден с ухмылкой. — Буду держать тебя в курсе.
Как только он вышел за дверь, он представил себе улыбающегося Миллера, говорящего: «Можно сказать, что ты наткнулся на очень интересный вопрос, когда никто не хочет, чтобы ты нашёл на него ответ».
Глава 9: Наоми
Давным-давно жила-была астерская девочка по имени Наоми Нагата, а теперь её имя носит женщина. И хотя разница между этими двумя складывалась постепенно — день за днём, час за часом, минута за минутой, — их диаграммы Венна едва ли пересекались. Все связи, что можно было оборвать, она оборвала много лет назад. Но некоторые всё же остались, вопреки её стараниям. По большей части ей удавалось избегать связанных с ними проблем.
— Приятного пребывания на Церере, — сказал таможенный офицер, его глаза уже переключились на мужчину, стоящего позади неё. Она кивнула, вежливо улыбнулась сквозь россыпь волос и вышла в широкие коридоры космопорта. Ещё одно лицо среди миллионов других.
Станция Церера была самым большим городом в Поясе. Примерно шесть миллионов человек в выдолбленном астероиде диаметром в сотни километров. Она слыхала, что в некоторые дни через один только порт может проходить транзитом до миллиона человек. Большую часть её жизни станция была символом колонизации внутренних планет. Оплот врага на родной астерской земле.
За пределами космопорта в коридорах было тепло, почти жарко: энтропия города попалась в ловушку космического вакуума, как в колбу термоса. Влажность сделала воздух тяжёлым, и вдыхать запах тел и высохшей мочи было словно видеть улыбку старого друга. С трёхметровых экранов орала реклама буровых установок, а секундой позже — высокой моды; их шум был лишь частью постоянной, ревущей симфонии голосов, картов и механизмов. Новостной канал показывал кадры сражения где-то на Земле. Очередной мятежный культ или обычный межнациональный конфликт с призывами к кровопролитию, важный только потому, что он происходит на Земле. Даже для астеров, многие поколения которых называли этот кусок камня домом, Земля была символическим местом. Колыбелью человечества, твёрдо стоящей ботинком на шее астеров. На экране бледнокожий человек с залитой кровью головой держал в руках книгу. Вероятно, священную. Он кричал, его рот кривился от ярости. Убей кто-нибудь стольких же жителей Пояса, это не станет новостью. Даже теперь.
Она повернула в направлении вращения станции в поисках палатки с едой, где продавали бы что-нибудь вкусное. Как и на любой другой станции, здесь всегда была продукция корпораций. Теперь, когда Церерой управлял АВП, появились и другие варианты. Дхежет и яичный карри, лапша с имитацией говядины, красные кибблы[Зажаренные пряные шарики из бобовой пасты]. Еда её детства. Астерская еда. Кухня «Росинанта» была разработана марсианским флотом, и ассортимент блюд, предлагаемый ею, всегда был питательным, обычно хорошим, а иногда и превосходным. Но это была не её еда.