И она это сделала. Она не знала, была ли она больше разочарована в Филипе или в самой себе. Это были два очень разных разочарования, и направленное на себя угнетало больше. Она могла простить Филипу что угодно. Он был мальчиком и жил с Марко в голове. Простить себя было труднее, и у неё не было достаточно опыта.
Когда завершился цикл шлюзования, на неё накатила волна дезориентации. Переход был обычной конструкцией из надутого майлара и титановых рёбер. Не было ничего, что выглядело бы необычно. Не было до тех пор, пока они почти не достигли другой стороны, когда она узнала этот запах: резкий, сильный, и, возможно, канцерогенный. Испарения летучих органических соединений с одежды.
— Он новый? — спросила она.
— Мы не говорим об этом, — отрезал Филип.
— Мы не говорим о многом, не так ли? — огрызнулась она, и он оглянулся на неё, удивленный её резкостью. «Ты думаешь, что знаешь, кто я, — подумала она, — но все твои познания основаны лишь на чужих рассказах».
Шлюз другого корабля был странно знаком. Изгибы напоминали шлюз на «Роси», как и конструкция запора. Марсианская конструкция. И, более того, марсианского военно-космического флота. Марко пришёл на боевом корабле. Внутри ждали солдаты. В отличие от кучки оборванцев на Церере, эти были одеты во что-то вроде униформы: серые комбинезоны с рассеченным кругом на руках и груди. На фоне строгого дизайна корабельных коридоров они выглядели как плохие театральные костюмы на фоне хороших декораций. Оружие, впрочем, было настоящим, и она не сомневалась, что они его использовали.
Мостик выглядел, как младший брат такого же на «Росинанте». После дешёвой, едва угадываемой эстетики «Чецемоки», амортизаторы и дисплеи управления армейского класса смотрелись внушительно и надежно. И здесь, в центре всего этого, словно позируя, парил Марко. Он был одет во что-то вроде армейской униформы, но без каких-либо знаков.
Он был прекрасен, как статуя. Даже сейчас она не могла этого отрицать. Она всё ещё помнила, как его губы и мягкость его взгляда дарили ей чувство защищённости. С тех пор прошла целая жизнь. Сейчас он улыбался, и странное чувство облегчения прошло через неё. Она была с ним, и, несомненно, в его власти. Её кошмар стал явью, но, по крайней мере, ей больше нечего бояться.
— Я привёл её, сэр, — сказал Филип. Согласными звуками в его словах можно было резать. — Миссия завершена.
— Я ни секунды не сомневался, — сказал Марко. В его голосе было то богатство интонаций, которое теряется при записи сообщений. — Хорошая работа, мийо[Сынок.].
Филип ему отсалютовал и развернулся, чтобы уйти.
— О, не будь таким грубым, Филип. Поцелуй мать перед уходом, — осадил парня Марко.
— Ты не обязан это делать, — сказала Наоми. Филип с пустым и безжизненным взглядом подошёл и поцеловал её в щеку сухими губами, после чего вернулся к лифту. Охранники пошли с ним, за исключением двоих позади неё.
— Прошло много времени, — сказал Марко. — Хорошо выглядишь. Годы были милостивы к тебе.
— Ты тоже неплохо, — ответила она. — Но говоришь по-другому. Когда ты перестал говорить как астер?
Марко развел руками.
— Чтобы быть услышанным угнетающим классом, нужно говорить как член этого класса. Не только язык, но и дикция. Обвинение в тирании, каким бы обоснованным оно ни было на самом деле, отклоняется, если только оно не выдвигается таким образом, который власть признает могущественным. Вот почему Фред Джонсон был полезен. Он уже был символом власти, которую понимали власти.
— Выходит, ты тренировался, — сказала она, складывая руки.
— Это моя работа, — Марко протянул руку, оттолкнулся кончиками пальцев от палубы и поплыл к капитанскому амортизатору. — Спасибо, что зашла.
Наоми оставила это без ответа. Она чувствовала, что он уже переписал прошлое. Обращался с ней так, будто она была избрана, чтобы присоединиться к нему. Будто это она была ответственна за то, что находилась здесь. Вместо этого она кивком окинула командную палубу.
— Неплохой конь. Где ты раздобыл его?
— Высокопоставленные друзья, — ответил Марко, а затем усмехнулся. — И странные, странные союзы. Всегда есть люди, которые понимают, что, когда мир меняется, правила меняются вместе с ним.
Наоми потеребила волосы, опустила их на глаза, а потом, злясь на себя, откинула назад.
— Ну и? Чему я обязана за эту говенную подставу?
Выражение боли Марко могло быть настоящим.
— Никакой подставы. Филип был в беде, ты была в состоянии вытащить нашего сына из тяжелого положения, которое могло стать ещё хуже.
— И отплатил за это, притащив меня на свой корабль против моей воли? Не могу поблагодарить тебя за это.
— А должна бы, — сказал Марко. — Мы привели тебя сюда, ведь ты — одна из наших. Чтобы ты была в безопасности. Если бы мы могли всё объяснить, то так бы и сделали, но ситуация довольно щекотливая. И тебе же не придёт в голову объяснять, зачем защищать кого-то в минуту опасности. На кону жизни миллионов астеров и…
— Я тебя умоляю, — вздохнула Наоми.
— Ты так не считаешь? — голос Марко зазвучал сурово. — Это ты нас убила. Ты и твой новый капитан. Когда эти ворота открылись, мы все превратились в покойников.
— Ты вроде ещё дышишь, — она попыталась ответить сердито, но ей показалось, что слова прозвучали, словно сказанные огрызающимся ребёнком. Он тоже это услышал.
— Ты так и не повзрослела. Ты ведь знаешь, что внутрякам наплевать на нас. Хесед. Станция Андерсон. Пожар на шахте Сиело. Жизни астеров для внутряков не стоят и ломаного гроша. И так было всегда. Ты прекрасно это знаешь.
— Они не все такие.
— Ты о тех, кто притворяются, будто они другие? — в его голосе появился астерский акцент. А вместе с ним и клокочущая ярость. — Но даже они могут пройти через колодцы. Тысяча новых миров и миллиарды внутряков, которые могут просто в них войти. Никаких тренировок, никакой реабилитации, никаких лекарств. А знаешь, сколько астеров способны вытерпеть полный g? Даже если дать им всё: любую медицинскую помощь, экзоскелеты, санатории? Две трети. Две трети из нас могут отправиться в эти прекрасные новые миры и остаться там калеками, и то если все внутряки дружно возьмутся и бросят на это дело все свои деньги. Думаешь, они на это пойдут? Отродясь не бывало. В прошлом году три фармацевтических завода прекратили производить недорогие коктейли для роста костей. Но не открыли патенты. Не принесли никаких извинений тем кораблям, у которых нет средств на их дорогие препараты. Просто прекратили. Предпочли потратить свои ресурсы на колонизаторские корабли, чтоб потом выгодно продавать данные, полученные из колец.
— Мы отходы, Наоми. Ты, я, Карал и Цин. Тиа Марголис. Филип. Они движутся дальше и забывают о нас, потому что для них это несложно. Они пишут историю, и знаешь, кем мы в ней будем? Параграфом о том, как это грустно, когда целая раса людей становится ненужной, и что было бы гуманнее просто усыпить нас.
— Давай. Скажи, что я не прав.
Те же гневные тирады, что он произносил и раньше, но усовершенствованные с годами. Новые вариации тех же доводов, что он приводил на Церере. Наоми не удивилась бы, скажи он, что «Гамарра» заслужил свою судьбу. Это была война, и любой, помогающий задушить врага, становился солдатом, понимал он это или нет. Ей показалось, что её внутренности превращаются в воду. Она помнила это чувство с того темного времени. Внутри её головы что-то сместилось — словно в ней после долгой спячки просыпался змей приобретённой беспомощности. Она притворилась, будто не чувствует его, в надежде, что если отрицать это достаточно уверенно, он просто исчезнет.
— При чем здесь я? — спросила Наоми, звуча менее уверенно, чем намеревалась.
Марко улыбнулся. Когда он заговорил, его голос снова стал голосом образцового лидера. Грубый астерский бандит исчез за маской.
— Ты одна из нас. Оторвавшаяся, да, но всё равно одна из нас. Ты мать моего сына. Я не хотел, чтобы ты оказалась в опасности.
Предполагалось, что она спросит, о чём это он. Пойдёт по дороже, проложенной для неё и залитой светом. «О какой опасности ты говоришь?» — спросит она. И он ответит. И будет наблюдать, как расширяются её глаза. И видеть в них страх.
Пошёл к черту!
— Дело ведь не во мне, — сказала она. — Ты хотел «Росинант», вот только не получилось. Тебе нужен был корабль? Или Холден? Можешь мне признаться. Хотел повыделываться перед моим новым парнем? Это выглядело бы жалко.
Она почувствовала, как её дыхание ускорилось, адреналин пронёсся сквозь неё. В лице Марко проступила жёсткость, но до того, как он смог заговорить, звякнул комм, и над палубой зазвучал голос, который она не узнала.
— Есть контакт, — сказала женщина.
— Что там?
— Мелочь. Шлюпка с Марса. Говорит с «Андреасом Хофером».
— Разведывательный корабль? — рявкнул Марко.
Пауза затянулась на несколько секунд. А затем:
— Выглядит так, будто просто несколько пинче[Упоротый.] придурков заехали не туда. Увидят одного — увидят всю ударную группу, так?
— Сколько времени до удара?
— Двадцать семь минут, — прозвучало без заминки. Кто бы ни был на том конце связи, там знали, какой будет вопрос. Марко насупился на панель управления.
— Я не могу больше ждать. Без него было бы красивее. Ну да ладно. Уничтожить шлюпку.
— Это всё?
Марко посмотрел на Наоми своими тёмными глазами. Улыбка коснулась его губ. Театральный мудак, каким он и был.
— Нет. Не всё. Атакуйте и корабль премьер-министра тоже. И объявите готовность группе преследования, чтобы, когда пыльник побежит, мы смогли взять его.
— Принято, — ответила женщина. — Приказ выполняется.
Марко ждал, протянув руку, будто бросая вызов.
— Вот наш путь, — сказал он. — Сделаем так, чтобы они не смогли нас забыть. Возьмём цепи, которые они создали, чтобы заковать нас, и используем вместо кнутов. Мы не хотим сгинуть во тьме. Отныне они будут уважать нас.
— И что дальше? Они закроют Кольцо? — спросила Наоми. — Начнут снова делать дешёвые костные стимуляторы? Как по-твоему стрельба по марсианскому политику поможет «нашему народу»? Как это вообще может кому-то помочь?