Марко не засмеялся, но смягчился. У неё было ощущение, что она сказала что-то глупое, и это ему понравилось. Несмотря на всё это, она почувствовала приступ смущения.
— Извини, Наоми. Нам придется обсудить это позже. Но я, действительно, рад, что ты вернулась. Знаю, у нас достаточно напряжённые отношения и у нас разные взгляды на мир. Но ты всегда будешь матерью моего сына, и я всегда буду любить тебя за это.
Он показал охранникам поднятый кулак.
— Заприте её в надёжном месте, после чего полная боевая готовность. Мы наступаем.
— Сэр, — кивнул один охранник, а другой взял Наоми за локоть. Её первым инстинктом было сопротивляться, отступать, но какой в этом смысл? Сжав челюсти до боли в зубах, она направилась к лифту.
— И ещё, — сказал Марко, и она повернулась, думая, что он обращается к ней. Она ошиблась. — Когда запрёте её, убедитесь, что там есть возможность следить за новостями. Сегодня всё изменится. Не хочу, чтобы она это пропустила, ладно?
Глава 22: Амос
Репортажи этого часа рассказывали о массивном астероиде, врезавшемся в северную Африку. Оксфордский центр в Рабате, в пятистах километрах к западу от события, оценил столкновение в восемь целых семьдесят пять сотых балла по шкале Рихтера в эпицентре.
Амос снова попытался откинуться на спинку стула. Это был неудобный маленький предмет мебели. Просто грёбаный лёгкий пластик, форму которому на заводе придавала машина, которая явно не знала, что значит сидеть на подобном. Его первой мыслью было, что он был специально сконструирован неудобным и неэффективным на случай, если вы пытаетесь им кого-то ударить. А ещё он был прикручен к полу. Поэтому примерно каждые пять минут он опирался каблуками на текстурированный бетон и отталкивался назад, даже не осознавая, что это делает. Под давлением стул немного выгибался, не становясь от этого более комфортным, и Амос сдавался, позволяя ему вернуться в прежнее положение.
«… невиданных со времён Кракатау. Авиасообщение серьёзно нарушено, поскольку шлейф мусора угрожает как гражданским, так и коммерческим судам. Для дальнейшего анализа ситуации на местах мы передаем слово Киврин Альтюссер в Дакаре. Киврин?»
Изображение перескочило на женщину с оливковой кожей в хиджабе песочного цвета. Она облизала губы, кивнула и заговорила.
«Ударная волна поразила Дакар чуть меньше часа назад, и власти всё ещё продолжают подсчёт ущерба. По моему личному мнению, город понёс значительные разрушения. Согласно полученным отчётам, много, очень много местных строений не пережили первого удара. Энергосистема также вышла из строя. Больницы и центры неотложной помощи перегружены. В данный момент проводится эвакуация из башен Эльхашаба, и существуют опасения, что северная башня, возможно, стала нестабильной. Небо… небо здесь…»
Амос попытался откинуться на спинку стула, вздохнул и поднялся. В комнате ожидания не было никого кроме него и какой-то старушки, кашляющей в сгиб локтя. Вряд ли это место можно было бы назвать просторным. Окна смотрели на унылые двести метров пейзажа Северной Каролины, лишённые какой-либо растительности от входа до ворот периметра. Два ряда моноволоконных ураганных ограждений перекрывали путь к двухэтажной бетонной стене. На каждом углу находились снайперские гнёзда с автоматизированными системами ПВО, неподвижными, словно стволы деревьев. Приземистое одноэтажное здание с широким служебным входом будто выглядывало из-под земли. В нём размещались офисы администрации. Почти всё здесь происходило под землёй. Это было как раз тем самым местом, в котором Амос надеялся никогда не оказаться.
К счастью, когда закончит, он сможет отсюда убраться.
«К других новостям, сигнал бедствия от конвоя марсианского премьер-министра оказался подлинным. Группа неопознанных кораблей…»
За спиной у него распахнулась дверь. Мужчина по ту сторону выглядел как стокилограмовая статуя со скульптурными мышцами, умирающая от скуки.
— Кларк!
— Тут! — поднялась кашляющая старушка. — Я — Кларк!
— Сюда, мэм.
Амос почесал шею и продолжил рассматривать тюрьму. Новостная лента по-прежнему кричала о произошедших событиях. Он уделил бы этому больше внимания, если бы на задворках ума не разрабатывал стратегию, позволяющую выбраться отсюда, если бы его заслали в это место, и пытался предвидеть, как бы его убили. Однако он уловил достаточно, чтобы понять: для журналистов день выдался на славу.
— Бартон!
Он медленно подошёл. Здоровяк сверился с терминалом.
— Это вы Бартон?
— Сегодня — да.
— Сюда, сэр.
Он отвёл его в небольшую комнату с кучей прикрученных к полу стульев и столом. Который тоже был намертво прикручен.
— Итак. Официальный визит?
— Ага, — ответил Амос. — Мне нужна Кларисса Мао.
Здоровяк приподнял брови.
— У нас здесь нет имён.
Амос заглянул в свой терминал.
— Тогда «42–82–4131».
— Спасибо. Вам придётся сдать все личные вещи, включая любую еду и напитки, ваш ручной терминал и любую одежду с более чем семью граммами металла. Никаких застёжек-молний, супинаторов и тому подобного. Пока вы находитесь в тюрьме, вы подвергаетесь ограничению гражданских прав согласно кодексу Гормана. Копия кодекса может быть предоставлена по вашей просьбе. Вы запрашиваете копию кодекса?
— Не парьтесь.
— Извините, сэр. Мне нужен ответ «да» или «нет».
— Нет.
— Спасибо, сэр. Пока вы находитесь в тюрьме, вы обязаны следовать указаниям любого охранника или тюремного работника без колебаний и вопросов. Это для вашей собственной безопасности. При несоблюдении указаний охранники и тюремщики имеют право использовать любые средства, которые они посчитают необходимыми для обеспечения вашей безопасности и безопасности других лиц. Вы понимаете и соглашаетесь с условиями?
— Конечно, — ответил Амос. — Почему нет.
Здоровяк протянул через стол свой терминал, и Амос приложил к нему большой палец, чтобы отсканировать отпечаток. Небольшой индикатор загорелся зелёным. Здоровяк забрал терминал обратно вместе с ручным терминалом и ботинками Амоса. Тапочки были склеены из бумаги.
— Добро пожаловать в Яму, — сказал здоровяк, впервые улыбнувшись.
Лифт был из стали и титана, с грубо вмонтированными потолочными светильниками, мигающими слишком быстро, чтобы быть уверенным, что это действительно мигание. Два охранника, по-видимому, жили в нём, постоянно поднимаясь и опускаясь. Похоже, дерьмовая работёнка. Опустившись на десять уровней вниз, его выпустили. Там его уже ждала охранница — седовласая женщина с широким лицом, лёгкой бронёй и незнакомым ему пистолетом в кобуре. Что-то дважды пропищало, когда он вошёл в зал, но никто из охранников не пытался никого застрелить, поэтому он решил, что так и должно быть.
— Сюда, сэр, — сказала охранница.
— Да, хорошо, — сказал Амос. Звук их шагов отражался от жёсткого пола и потолка. Светильники были утоплены в металлические клетки, покрывая всё сеткой теней. Амос обнаружил, что сгибает руки и сжимает кулаки, думая о том, как именно ему придётся ударить охранницу головой об стену, чтобы отобрать её пистолет. На самом деле, не более, чем привычка, но это место её пробудило.
— Впервые здесь? — спросила охранница.
— Что, заметно?
— Немного.
Дальше по коридору взревел мужской голос. На Амоса нахлынула привычная невозмутимость. Охранница вскинула брови, и он ей улыбнулся. Её губы растянулись в ответной улыбке, но она неправильно истолковала причину его реакции.
— С вами всё будет в порядке, — сказала она. — Здесь прямо.
Стены коридора были из грубого бетона; выстроенные в линию серо-зелёные двери с такими же окнами из тонированного в зелёный толстого стекла, которые создавали впечатление, что комнаты, на которые вы смотрите сквозь них, находятся под водой. Перед ними четыре охранника в такой же броне, как и у эскорта Амоса, прижимали к полу человека. Женщина из комнаты ожидания забилась в угол, закрыв глаза. Казалось, она молится. Заключенный — высокий, худой человек с длинными волосами и мягкой бородой цвета стали — взревел опять. Его рука мелькнула быстрее, чем глаз Амоса мог уловить, схватила одного из охранников за лодыжку и дёрнула. Охранник завалился, но у двух других было что-то вроде стрекал для скота. Один из них прижал эту штуку к спине заключенного, другой к основанию его черепа. Испустив последнее ругательство, стальнобородый обмяк. Упавший охранник поднялся на ноги, из его носа текла кровь. Старушка упала на колени, губы задвигались. Она сделала долгий, прерывистый вдох и завыла, её голос звучал будто с расстояния нескольких километров.
Сопроводитель Амоса проигнорировала это, и он последовал её примеру.
— Вам сюда. Никаких передач. Если в какой-то момент вы почувствуете угрозу, поднимите руку. Мы будем наблюдать.
— Спасибо за это, — сказал Амос.
Пока он не увидел её, он не осознавал, насколько это место напоминает ему больницу для людей, живущих на базовое пособие. Дешёвая пластиковая больничная кровать, стальной унитаз, не отгороженный даже ширмой, обшарпанная система медэксперта, вмонтированный в стену пустой, светящийся серым экран, и Кларисса с тремя длинными пластиковыми трубками, впившимися в её вены. Она была худее, чем была во время полёта со станции Медина до того, как та стала станцией Медина. Локти были толще самих рук, а глаза на исхудавшем лице казались огромными.
— Привет, Персик, — сказал Амос, опускаясь на стул возле койки. — Выглядишь, как дерьмо на палочке.
Она улыбнулась.
— Добро пожаловать в Бедлам.
— Мне казалось, это называется Вифлеем.
— Бедлам тоже называли Вифлеемом. Так что привело тебя в мою скромную, спонсированную государством обитель?
По ту сторону окна два охранника протащили мимо бородача. Кларисса проследила за взглядом Амоса и ухмыльнулась.
— Это Коничех, — сказала она. — Он волонтёр.
— И что это значит в твоём понимании?
— Он может убраться, если захочет, — сказала она, поднимая руку, чтобы продемонстрировать трубки. — Мы все здесь модифицированы. Если он позволит им вытащить свои моды, его могут переправить в Анголу или Ньюпорт. Не на свободу, но там хотя бы можно увидеть небо.