— Для меня это тоже странно.
— Правда? — спросил Холден.
— В моё дежурство кто-то ворвался на станцию и украл чёртову протомолекулу. Ещё и босса пытался убить. Я весь день изображаю спокойствие и контроль, но, отправляясь спать, скрежещу зубами и пялюсь в стену. А теперь, когда старик отчаливает… Ей-богу, я тут кирпичами сру.
Холден глубоко вздохнул.
— Спасибо за это.
— В любое время, сэр. Все, кого ты встречаешь, сражаются в тяжелой битве.
— Мне нужно что-нибудь знать о?.. — Холден кивнул на дверь.
Драммер в двух словах описала каждого из них: сосед Ип оказался перебежчиком, и ей всё ещё казалось, что её предали. Стайнберг и Мфуме, оба переживали за своё достоинство, и хотя обычно это не доставляло проблем, если начнётся ссора с их участием, желательно, чтобы кто-нибудь вмешался и погасил её. У Дроги на Земле осталась семья, и он переживал, злился и горевал. Холден отметил себе при случае поговорить с ним. Узнавая каждую маленькую деталь, каждый недостаток, их слабые и сильные стороны, присущие только им лучшие черты характера, он чувствовал, как в его груди что-то успокаивается.
Ладно, пусть эти мужчины и женщины не его семья, но они станут его командой. Они никогда не заменят Алекса, Амоса и Наоми, но следующие пару недель он — их капитан. И этого достаточно.
Пока этого достаточно.
Фред вошёл через шлюз в тот момент, когда Драммер закончила свой небольшой доклад рассказом о проблемах со сном у Мауры Пателя. Фред ногами вперёд пролетел к стене и прицепился к поручню стопами, словно с рождения жил в Поясе. Он расположился под прямым углом к ним, с кривой улыбкой на лице и кое-каким личным багажом, пристегнутым к спине.
— Ну и что вы тут вдвоем делаете?
— Драммер весьма деликатно рассказывает мне, как нужно носить штанишки для больших мальчиков, — сказал Холден.
— В самом деле? — спросил Фред.
— Пожалуй, я немного увлёкся, жалея себя.
Фред кивнул:
— Иногда это случается и с лучшими из нас. Как обстоят дела?
— Команда начинает разогрев. Об ошибках никто не докладывал, так что, думаю, в график уложитесь, — ответила Драммер.
— Отлично, — сказал Фред. — И, конечно, они уже успели занять все лучшие койки.
— Койки все одинаковые, — сказал Холден, — кроме моей. Но мою занимать нельзя.
— И не думал, капитан, — сказал Фред. — Конвой марсиан подал сигнал бедствия. Настоящий эскорт пытается вернуться к ним на всех парах, но эти таинственные корабли усиливают давление. Когда устраиваешь засаду, такая тактика себя вполне оправдывает.
— Жаль это слышать, — сказал Холден. — От Алекса всё ещё нет вестей.
— Всё, что мы можем, — это надеяться на лучшее, — сказал Фред. — По последним данным, нападавшие прекратили огонь. Так что это выглядит как высадка на борт.
У Холдена застыла кровь в жилах.
— По протоколу корабль должен быть взорван при угрозе захвата машинного или командного центра.
— Это делается для того, чтобы противник не мог взломать твои коды, — сказала Драммер. — А они катаются на марсианских боевых кораблях. Так что здесь они уже взяли, что хотели.
Повисла тишина. Когда Фред заговорил, его голос был низким и саркастичным.
— Что ж, это вселяет надежду. За дело, капитан.
Холден глянул на Драммер. Она держалась профессионально, по стойке смирно, но, кажется, он заметил в её глазах проблеск беспокойства. Фред Джонсон уже почти два десятилетия управлял станцией Тихо, а теперь он улетает и может не вернуться. И Холден тоже может не вернуться.
«Все, кого ты встречаешь, сражаются в тяжелой битве».
— Давайте передадим эту часть Фостеру, — сказал Холден. — Пускай прочувствует корабль. Перед отлётом мне нужно закончить кое-какие дела на станции.
Моника была в своей новой квартире. Он смотрел на неё из своего кресла и словно видел впервые. Месяцы, которые её и его команда провели вместе на пути к Кольцу; отчаянная работа, которую она проделала на «Бегемоте», прежде чем тот стал станцией Мединой; её похищение и то, что он спас её… Как будто ничего этого никогда не случалось. Она держалась вежливо, но закрыто.
— Что ж, я улетаю, — сказал Холден. — Не знаю, увидимся ли мы когда-нибудь снова. И мне кажется, между нами что-то не так.
— Почему тебе так кажется?
— Не для записи?
От повисшей тишины в комнате словно стало холоднее, а затем Моника достала из кармана новый ручной терминал и дважды что-то нажала. Терминал пискнул, и она опустила его на колени.
— Хорошо, не для записи.
— Потому что я солгал тебе, ты это знаешь и злишься. И потому что ты пыталась заставить меня сказать то, что я не собирался рассказывать, задавая мне каверзные вопросы в разгар интервью, и из-за этого я тоже злюсь на тебя.
Моника вздохнула, но её лицо смягчилось. Сейчас она выглядела старше, чем тогда, когда они впервые встретились. Она всё ещё была прекрасна и готова в любой момент оказаться в объективе камеры, но жизнь её потрепала.
— Что с тобой случилось, Холден? Ты был человеком, который ничего не скрывал. Ты был голосом, которому могли доверять, потому что даже если ты не знал всего, ты хотя бы говорил то, что считал правдой. Читать по бумажке? Это на тебя не похоже.
— Фред попросил меня не говорить, что он был мишенью.
— Или что они удрали с образцом протомолекулы, — добавила Моника и приподняла свой терминал. — Мы же не записываем. Окажи мне любезность тоже и не лги.
— И что они удрали с образцом протомолекулы, — сказал Холден.
Лицо Моники смягчилось. Она почесала руку, шурша ногтями по ткани.
— Плохи дела. Это самое страшное, что произошло с тех пор, как всё началось. Не думаешь, что люди имеют право знать, в какой они опасности?
— Фред знает. Он рассказал Авасарале и Смиту. Земля и Марс знают. АВП знает. Паникующие без причины люди…
— Паника в этот момент не является необоснованной, — сказала Моника. — И решать за людей, что им можно знать, потому что думаешь, что знаешь, как они себя поведут? Хорошие парни так не поступают, и ты это знаешь. Это патернализм, высокомерие, и это ниже твоего достоинства. Может, для политических воротил это и нормально. Но для тебя это низко.
Холден почувствовал, как в груди растекается тепло. Стыд, гнев или что-то более сложное — он не знал. Он вспомнил слова матери Тамары о том, что больнее всего слышать неприятную правду. Он хотел сказать что-то плохое. Дать сдачи. Он сжал кулаки.
— Есть ли смысл в том, что ты делаешь?
— Что?
— Информировать? Рассказывать людям разные вещи. В этом есть какая-нибудь сила?
— Конечно, есть.
— Тогда важно и то, как именно использовать эту силу. Я не утверждаю, что мы были правы, когда замели под ковер всё, что связано с протомолекулой. Я говорю о том, что взять и всем об этом рассказать — особенно вот сейчас, когда эта непонятная хрень всё ещё продолжается, — ещё хуже. Когда мы были в медленной зоне, ты стала тем голосом, что всех нас сплотил. Ты придала форму этому моменту хаоса. И это сделало людей осмотрительнее, спокойнее, рациональнее. Цивилизованнее. И нам снова это нужно. Мне снова это нужно.
— Как ты можешь говорить… — начала было Моника, когда зажужжал её ручной терминал. Она глянула на него с досадой и удивлённо вперилась в экран. Подняла палец в просьбе подождать секунду.
— Что там? — спросил Холден, но она продолжала читать и на её лице всё отчётливей проступал шок. — Моника? Если это какой-то показательный урок о том, как дерьмово скрывать информацию, признаю, вышло чертовски элегантно. Но, пожалуйста, хватит уже это…
— Атакующие корабли. Те, что преследуют марсианского премьер-министра… Их флагманский корабль отправил сообщение. — Моника посмотрела на него. — Оно для тебя.
Голос Наоми в ручном терминале был тонким, дребезжащим и вызывал ассоциации с пробуждением от ночного кошмара во что-то ещё худшее. «Если вы получили это сообщение, пожалуйста, распространите его. Это Наоми Нагата с „Росинанта“. Программное обеспечение управления магнитной ловушкой было взломано. Не запускайте реактор…»
Она продолжала говорить, но Холден уже схватил свой ручной терминал. Костяшки болели, и ему пришлось заставить себя перестать сжимать устройство. Он отправил запрос на связь Драммер. Сердце выскакивало из груди, и ему казалось, что он падает, как если бы спускался по крутому склону и оступился. Моника тихо материлась под нос. Звучало как молитва.
Если запустить реактор при неисправной ловушке, «Росинант» погибнет за доли секунды. Станция Тихо может и выживет. Хотя бы какая-то её часть.
— Драммер, — отозвался его ручной терминал. — Чем могу помочь, капитан?
— Вы запустили реактор? — спросил Холден.
Драммер молчала где-то полсекунды. Ему казалось, прошли годы.
— Да, сэр. Уже шестьдесят процентов, и пока всё прекрасно.
— Вырубайте, — сказал Холден. — Вырубайте немедленно.
Повисла тишина. «Не спрашивай, почему, — думал Холден. — Не спорь и не проси объяснить. Пожалуйста».
— Готово. Сердечник сброшен, — сказала Драммер. — А теперь могу я спросить, в чём дело?
Глава 34: Алекс
«Не запускайте реактор без перезагрузки аппаратных драйверов из проверенного источника. Если вы слышите это сообщение, пожалуйста, ретран…»
Сообщение оборвалось.
— Нужно переслать это, — сказал Алекс. — Нужно переслать это Холдену.
— Я позабочусь об этом, — сказала капитан. — А вы с премьер-министром должны эвакуироваться. Прямо сейчас.
Алекс растерянно посмотрел на неё. Наоми была на одном из атаковавших их кораблей. На «Роси» была совершена диверсия. Он чувствовал что-то похожее на то, что бывает, когда мир замирает на миг между ударом в голову и вспышкой боли. Первой мыслью, которая пришла ему в голову, была почти бессвязная, иррациональная мысль о том, что если Наоми за них, то, может, всё ещё не так и плохо.
— Мистер Камал?
— Нет, я в порядке. Просто…
Премьер-министр Смит посмотрел на него, его кроткий, безобидный взгляд казался совершенно неуместным.