От волнения у неё натянулся голос и засверкали глаза. Он почувствовал, как в животе потяжелело.
Мне нужно кое-что сделать, вспомнил он слова Наоми. И я не могу позволить тебе участвовать в этом. Вообще.
Что это было? Это то самое, что она пыталась скрывать от него, от Росинанта? И что это значит, если это так? Паула все еще смотрела на него с любопытством во взгляде. Он не знал, как реагировать, но тишина становилась неловкой.
— Круто, — сказал он.
Фред сидел за столом Драммер, его локти упирались в столешницу, его руки теребили подбородок. Он выглядел уставшим, как чувствовал Холден. На экране Драммер и Сакаи находились в одной из комнат для допросов. Стол, который обычно находился между ними, был сдвинут вбок, и Драммер, откинувшись на спинку стула положила на него ноги. Заключенный и охранник пили то, что выглядело как кофе. Сакаи засмеялся над чем-то и покачал головой. Драммер нахально ухмыльнулась. Она выглядела моложе. Холден понял с самого начала, что она была носить ее волосы вниз.
— Что, черт возьми, это такое? — он спросил.
— Профессионализм, — сказал Фред. — Установка взаимопонимания и выстраивание доверия. Она наполовину убедила его, что тот, на кого он работал, был готов взломать станцию, пока он все еще внутри нее. Как только он придет в себя, мы завладеем им. Этот человек расскажет нам все, что мы просим, а затем попытается вспомнить то, о чем мы и не думали, если дадим ему время. Никто не усердствует так, как новообращенный.
Холден скрестил руки. — Я думаю, что вы упускаете из виду удар с помощью гаечного ключа. Я за это.
— Это не в твоём стиле.
— В этом случае я бы сделал исключение.
— Нет. Нет вы не станете. Пытки для любителей.
— И что? Я же не собираюсь делать это профессионально.
Фред вздохнул и повернулся, чтобы посмотреть на него.
— Безрассудно крутая версия вас почти так же утомительна, как и неумолимый бойскаут. Я надеюсь, что ваши маятниковые колебания скоро достигнут середины.
— Безрассудный?
Фред пожал плечами.
— Нашлось что-нибудь?
— Ага, — сказал Холден, — но это не в новом драйвере. У нас чистый список проверки.
— Если только нет чего-то другого.
— Ага.
— Сакаи говорит, что не было.
— Не особо уверен, что знаю, как к этому отнестись, — сказал Холден. А потом, спустя мгновение: — Я вот тут размышлял.
— Насчет сообщения с Пеллы?
— Да.
Фред встал. Он смотрел строго, но не без сочувствия.
— Я ждал этой битвы, Холден. Но здесь на кон поставлено больше, чем жизнь Наоми. Если протомолекулой зарядят какое-нибудь оружие, ну или хотя бы просто снова выпустят на волю…
— Это не имеет значения, — сказал Холден. — Стоп, нет. Это выскочило случайно. Конечно, это важно. Это очень важно. Просто это ничего не меняет. Мы не можем… Он замолчал и сглотнул. — Мы не можем лететь за ней. У меня всего один корабль, а у них шесть. Всё во мне хочет запустить двигатели и рвануть за ней, но это не поможет.
Фред молчал. Из экрана раздался отдаленный звук смеха Сакаи. Они оба игнорировали это. Холден посмотрел на свои руки. Ему казалось, что он в чём-то признается. Может быть и так.
— Что бы ни происходило, — сказал Холден. — Куда бы её не втянули я не могу это исправить, надев свои сверкающие доспехи и ринувшись в бой. Наилучший способ для неё, который я вижу, чтобы сделать то, что мы запланировали. Доставить вас до Луны. Если вы сможете использовать Доуза и Сакаи и Авасаралу, чтобы хоть как-то общаться с этими сучьими детьми, то Наоми сможет быть козырем. Мы можем обменять её на кое-кого, кого вы посадили. Или Сакаи. Или ещё кого.
— Это ваш вывод?
— Именно, — сказал Холден, и эти слова имели вкус пепла.
— Вы выросли с тех пор, как мы впервые встретились, — сказал Фред. Холден услышал в этом симпатию. Утешение. — Я уже жалею о своём комментарии «безрассудный».
— Я не уверен, что это правильный выход. С вами когда-нибудь это было? Любить кого-то, как часть себя, а затем оставить в опасности?
Фред положил руку на плечо Холдена. Не смотря на тяжесть прожитых лет и невзгод, что отпечатались на лице и теле Фреда, его хватка оставалась твёрдой. — Сынок, в своей жизни я печалился о большнм количестве людей, чем ты встречал. Ты не можешь доверять своему сердцу. Ты должен делать то, в чем уверен, а не то что чувствуешь.
— Потому что если я буду следовать чувствам… — сказал Холден, думая, что эта фраза подразумевает конец вроде «…то я выбью Сакаи зубы или всех нас погублю». Фред удивил его.
— Тогда мы потеряем ее.
— Курс выбран, — сказал Чава Ломба, — согласно вашему приказу, сэр.
Холден попытался откинуться на спинку лежака, но без ускорения, что придавало вес, это закончилось вытягиванием шеи. Его сердце колотилось и адреналин бурлил в венах.
Все было не так, как должно быть. Командный отсек казался слишком людным. Сан И, серьезный и спокойный, следил за орудиями. Маура перебирал системы управления передатчиком, проверял их, потому что в его стиле было делать больше, чем действительно требовалось. И это должен был быть голос Алекса. Это Наоми должна была сейчас лежать в амортизаторе рядом с ним.
Он не должен был бояться.
— Ладно, — сказал Холден, — поехали.
— Сэр, — сказала Чава.
Сигнальная лампа перешла от янтарного к красному, и Холден откинулся на лежак. Станция Тихо провалилась под них. Пройдёт около часа прежде, чем она станет настолько маленькой что не разберёшь невооруженным глазом. Холден подождал три глубоких вздоха. Четыре.
— Как у нас дела, мистер Ип?
Сандра Ип — а должен был быть Амос — ответила с инженерной палубы:
— Все системы в пределах нормы.
— Стало быть, не все взорвалось. — сказал Холден.
На канале повисла пауза.
— Так точно, сэр. Взорвалось не все, сэр.
Холден ненавидел то, что не был уверен в своем собственном корабле. «Росинант» был твердыней для него с того дня, как он зашел на борт. Он доверял кораблю свою жизнь так, как он доверял своему сердцебиению. Это было сильнее инстинкта. Это было автоматически. Делать что-то другое было бы странно.
Но это было раньше. Саботаж Сакаи не убил его, но он не оставил его невредимым. Пройдёт немало времени, прежде чем Холден станет уверен, что больше не осталось никаких скрытых неприятных сюрпризов на корабле. Программное обеспечение ждет подходящего момента, чтобы выпустить воздух или запустить корабль в фатальное ускорение или любую другую тысячу способов, с помощью которых корабль даст сбой и убьёт свой экипаж. Они пересмотрели всё и ничего не нашли, но они делали это и раньше и чуть не погибли из-за недосмотра. Никакая двойная проверка не доказывала, что ничего не было упущено. Отныне — может надолго, а может быть навсегда он стал задаваться вопросом о вещах, о которых не думал раньше. Он был возмущен, даже сердился, что его вера была подточена.
О он не знал, продолжал ли он ещё думать о Росинанте.
— Хорошо, — сказал он отстёгиваясь. — Я собираюсь добыть кофе, а вы народ попытайтесь ничего не сломать и если сломаете всё-таки то хоть сообщите.
Хор «Естьсэров» его обескуражил. Он хотел бы чтобы они понимали, что он шутит или хотя бы чувствовали себя более комфортно, чтобы отвечать на шутку. Их формализм был еще одной причиной, по которой он уже не чувствовал корабль своим.
Он нашел Фреда на камбузе, говорящего через наручный терминал, записывая сообщение, которое явно предназначалось для Андерсона Доуса. Холден тихо налил кофе между фразами, такими как «линии связи и глубокое недоверие». Когда Фред закончил, он скрестил руки и оглянулся.
— Я тоже возьму один со сливками и без сахара.
— На подходе, — сказал Холден. — Есть какие-то новости?
— Два из первоначального марсианского эскорта сдались.
— Серьезно?
— Они были слишком далеко от боя, чтобы как-то повлиять на его исход, и их буквально забивали. Мне это не нравится, но сомневаться в их командах я не собираюсь.
— Это просто мое воображение, или эти люди подносят нам на тарелочке наши же задницы? — сказал Холден, ставя на стол кружки с кофе. — Это потому что они действительно хорошие люди, или мы все просто сосем намного хуже, чем я думал?
Фред потягивал кофе.
— Когда-нибудь слышал о битве при Гавгамелах?
— Нет, — ответил Холден.
У Дария Третьего императора Персии было двести тысяч солдат под его командованием. Бактрийцев, арахозов, скифов. Немного греческих наемников. С другой стороны тридцать пять тысяч солдат и Александр Македонский. Александр Великий. Пять персов каждому македонцу. Это должна была быть бойня. Но Александр затащил так много врагов на фланг, что в середине персидских линий открылся промежуток. Александр вызвал своих людей, чтобы сформировать клин и, возглавляя свою собственную конницу, он прорвался и направился прямо к императору. С обеих сторон вокруг него были огромные силы. Но это не имело значения потому, что он видел, как добраться до Дария. Александр видел то, что никто больше не видел.
Эти люди — лишь небольшая часть АВП. Любой: Земля, Марс, я — мы все превосходим их числом. Мы все вооружены лучше, чем они. Все произошедшее случилось потому, что кто-то увидел возможность там, где ее не было. Они дерзнули ударить там, где никто другой даже не рассматривал бы возможность удара. Такова сила дерзости и если генерал удачлив и энергичен — они разовьют успех и оставят врага поверженым навечно.
— Ты думаешь, это их план?
Это был бы мой, — сказал Фред. — Кто-то не просто хочет контролировать Пояс или луны Юпитера. Кто-то пытается захватить всё это. Все. Требуется определенный ум, чтобы добиться успеха в чем-то подобном. Харизма, величие, дисциплина, как у Александра.
— Это звучит немного обескураживающе, — сказал Холден.
Фред поднял чашку кофе. Название ТАХИ не совсем стерлось, красные и черные буквы уже наполовину стерлись. Но не исчезли пока. — Теперь я понимаю, что чувствовал Дарий, — сказал Фред. — Власть, положение, преимущество. Особенно, когда ты думаешь, что знаешь, как работают войны. Это ослепляет тебя другими вещами. И к тому моменту, когда ты их замечаетшь, македонская кавалерия с копьями несется прямо на тебя. Но это не о том, как Дариус проиграл.