Экран над органами управления инженерными системами засветился и ожил; облака и дождь падали на переднюю камеру, корабль поднимался. Сверкали молнии, гром перекатывался по кораблю. Он не припоминал, требовал ли стандартный подъем на орбиту трех или четырех g, но как бы то ни было, чертовски веселее сейчас было бы находиться в амортизаторе. Его челюсти ныли, и он вспомнил, что надо согнуть руки и ноги, чтобы не потерять сознание. Все остальные вокруг него этого вовремя не вспомнили, а скорее и не знали никогда. Большинство из них поднимались из колодца впервые.
В течение долгих минут дождь и облака на экране исчезли. Молния исчезла вслед за ними. Затем сквозь безликую серость, первые сияющие звезды. Амос рассмеялся и крикнул, но никто не присоединился к нему. Оглядевшись, он оказался единственным, кто все еще был в сознании, поэтому он лег на палубу и стал ждать, когда сила тяжести исчезнет после выхода на орбиту.
Звезды потихоньку становились все ярче, поначалу их свет мерцал, проходя сквозь последние пыльные слои атмосферы, а потом стал ровным. Млечный Путь выглядел как темное облако, подсвеченное сзади. Гравитация ускорения начала ослабевать, и он поднялся на ноги. Вокруг него начали приходить в себя остальные. Шарфик и другие отвезли Братка на лифте в медотсек, раз уж на «Чжан Гуо» таковой имелся. Стокс и остальные смеялись, плакали или озирались в шоке, не веря своим глазам. Амос проверил себя на предмет лишних отверстий, но если игнорировать ряд из четырех глубоких, рваных царапин вдоль левого бедра, происхождение которых он не мог вспомнить, то чувствовал он себя прекрасно.
Он перевел свой ручной терминал на открытый канал.
— Это Амос Бартон. Что вы скажете, парни, если я поднимусь на командный?
— Можешь подняться, Бартон, — сказал Эрих. В его голосе был, может, лишь намек на самодовольство. Эриху скоро надоест сохранять лицо, но прямо сейчас он был слишком на подъеме, чтобы об этом заботиться.
Командная палуба была оскорбительно роскошна. Износостойкое покрытие было исполнено в виде обоев из красного бархата, а свет исходил из золотых с серебром бра, установленных вдоль всех стен. Эрих сидел в капитанском кресле. Его здоровая рука двигалась над декой на его коленях, больной он держался за ремни. Персик сидела в кресле штурмана, закрыв глаза и блаженно улыбаясь.
— Занимай люльку, — сказал Эрих с улыбкой. Его старый друг, а не криминальный авторитет, которому нужно поставить Амоса на место. Он переключился на корабельную систему оповещения.
— Приготовиться к маневрам. Повторяю, приготовиться к маневрам.
— Это на самом деле делается не так, — сказал Амос, потянувшись за коммуникатором. — Так только в кино говорят.
— Сейчас сойдет и так, — сказал Эрих, и амортизаторы под ними задвигались, когда маневровые двигатели начали поворачивать корабль. В поле зрения медленно вплыла Луна, за ней стояло Солнце. Луна выглядела отсюда черным диском за исключением тонкого серпа белизны вдоль одного края и россыпи городских огней. Смех Персика звучал, как ручеек, глаза открылись, рука была прижата к губам. В глазах, блестя, выступили слезы.
— Не думала, что увидишь это снова, Персик?
— Это прекрасно, — сказала она. — Всё прекрасно, и я не думала, что когда-нибудь что-нибудь будет снова.
На мгновение все замолчали, а затем Эрих переключил вид, медленно переводя его вниз. Под ними Земля была мазками белого и серого цвета. Там, где континенты должны были гореть в постоянном океане огней, были только рассеянные тусклые светящиеся точки. Вода и суша были скрыты. Похоронный саван был над планетой, и все они знали, что происходит под ним.
— Чёрт, — сказал Эрих, и это несло груз благоговения и отчаяния.
— Да, — сказал Амос.
Они все молчали долгое время. Родина человечества, колыбель жизни в Солнечной системе, была прекрасна в предсмертной агонии, но ни у кого из них не было сомнений в том, что они видели.
Управление связью прервало их. Амос принял эту связь, и молодая женщина в военно-морской форме ООН появилась в группе высокого приоритета.
— «Чжан Го», это база Луны. У нас нет утвержденного плана полета для вас. Имейте в виду, что это место находится под военным ограничением. Немедленно опознайте себя, или вас уничтожат.
Амос открыл канал.
— Привет, база Луны. Меня зовут Амос Бартон. Не хотел наступать никому на пятки. Если у вас там есть кто-то по имени Крисси Авасарала, уверен, она поручится за меня.
Глава 46: Алекс
— Эй, «Чецемока»! Это Алекс Камал с «Бритвы». Наоми, ты там? Буду признателен, если подашь знак. Хочу убедиться, что это ты, прежде, чем мы подойдем. Твой корабль ведет себя странно и мы немного нервничаем. И на случай, если это не Наоми Нагата, — у меня есть пятнадцать ракет, нацеленных на вас прямо сейчас, так что, кто бы вы ни были, вам лучше поговорить со мной.
Алекс выключил микрофон и потер щеку. Они дрейфовали по курсу таинственного корабля на расстоянии всего 50 километров от него по вертикальной оси.
Солнце, намного больше, чем он когда-либо видел его с Марса, светилось ниже их, нагревая маленькую яхту почти до предела ее способности сбрасывать энергию. Бобби стояла позади и смотрела туда же, что и он.
— Выглядит хреново, — сказала она.
— Угу.
Когда он был мальчишкой, там, на Марсе, они с друзьями время от времени развлекались небольшими импровизированными фейерверками. Все, что было нужно — это легкая длинная трубка, шахтерский костыль и одноразовый ракетный двигатель. Работало это так: костыль с закрепленной на нем трубой втыкался в плоскую секцию стены, двигатель крепился к другому концу монтажной лентой или клеился на эпоксидку, с направленным в сторону соплом. Двигатель поджигался, и вся конструкция вертелась вокруг костыля в круге дыма и огня, быстрее, чем мог уследить человеческий глаз, и реактивная струя двигателя ослепительно сверкала. Порой двигатель слетал и скакал потом по коридорам, представляя собой угрозу для всех, кто это видел. Иногда вылетал костыль. Чаще всего это просто оставляло следы и царапины на камне стен, что злило ремонтные бригады. Они называли это огненными ласками. Он не знал, почему.
«Чецемока» над ними вертелась, как огненная ласка. Не совсем кувыркаясь на месте, но круг, который она описывала, был небольшим. Все ускорение, которое у нее было, когда она на жесткой тяге шла к Поясу и Холдену, было сейчас растрачено, каждая точка на ее траектории была полностью противоположна точке, расположенной на сто восемьдесят градусов от нее. Ее реактивный шлейф бил струей пламени и плазмы, и превратил бы в стекло все, что попыталось бы приблизиться к ней, если только не подойти сверху или снизу. И если они это сделают…
— Как ты думаешь, что случилось? — спросила Бобби.
— Маневровый двигатель отказал из-за разбалансировки.
— Ты смог бы просчитать курс к вот этому вот? Я имею в виду, если вдруг мы решим, что этого хотим?
Алекс прижал кончик языка к зубам и подумал, что было бы неплохо, если бы Наоми подала голос. Дала бы ему какой-то знак, что она всё ещё жива. Чтобы ему не пришлось рисковать кораблем, своей жизнью и жизнями людей, что были с ним, ради спасения трупа.
— Наверное, придется поломать голову.
Он вытянул тактический дисплей. «Бритва» с ее облаком ракет, которыми больше не по кому было стрелять. «Четцемока», гоняющаяся за своим хвостом, как терьер, который для начала проглотил вес собственного тела. Еще, в большом отдалении, эскорт ООН шел с торможением курсом от Солнца на встречу с ними, а «Роси» делал то же самое, только со стороны Пояса. Все соберутся вместе прямо здесь — глава АВП, премьер-министр Марса, лучшая кавалерия Авсаралы — и все потому, что здесь была Наоми Нагата, и до тех пор, пока Алекс и Холден в состоянии дышать, они будут присматривать за своими.
На экране загорелся индикатор входящего сообщения, но не с «Чецемоки». Алекс принял его, и на экране появился Холден. В течение секунд четырех капитан ничего не делал, только смотрел в экран и чесал нос. Он выглядел усталым и худым. Алекс чувствовал себя таким же. А потом улыбка расцвела на лице Холдена, и он стал похож на себя гораздо больше.
— Алекс! Отлично. Расскажи мне, что мы видим?
— Ну, мы не получали никаких новых сообщений с тех пор, как их радио отключилось, но если то сообщение было преднамеренным, то выглядит оно как худшая интерпретация понятия «под контролем» из всех, что мне доводилось видеть. Этот чудесный корабль не то чтобы вертится волчком, но радиус описывает чертовски маленький. Траектория, по которой он гоняется за своим хвостом, не делает подход к нему легче, но я работаю над одной идеей. «Бритва» не сконструирована для стыковки шлюз-в-шлюз. Тут требуется что-то вроде ангара. Но у нас есть вакуумные костюмы для меня и Нейта. Это премьер-министр. Теперь я зову его Нейт. Только не ревнуй. Ну, короче, я предполагаю разместить «Бритву» в центре вращения Наоми, носом вверх, задницей вниз, а потом мы начнем поворачиваться синхронно с ней. И быстренько, пока никто не блеванул в шлем, отправим кого-нибудь в шлюз. Не уверен, насколько это может сработать, но пока это лучшая идея из всех, что у нас есть.
Он наклонился вперед, и в это время направленный лазерный луч пролетел четыре световых секунды до «Росинанта», и еще четыре секунды назад. Судя по очертаниям лица Холдена, на него действовало, скорее всего, больше одного g. Даже если бы «Чецемока» не вошла в свой удивительный штопор, «Бритва» достигла бы ее первой. Теперь временный пилот Холдена должен был купить Алексу пиво, при условии, что ничего больше неожиданно под ними не взорвется. И с шансами на это было не то, чтобы очень хорошо.
Через пять секунд он вспомнил, что хотел упомянуть, что у Бобби есть силовая броня. И он не стал говорить этого, поскольку это значило просто прервать Холдена, что бы он сейчас ни говорил, так как его слова придут к Алексу только через несколько секунд. Световая задержка требовала при разговоре соблюдать этикет и ждать своей очереди.