Или солдаты, подумалось мне. Что-то подсказывало, что он любит нарываться на драку. Что ж, в этом баре у чужака были все шансы в нее ввязаться.
Только это не мои проблемы.
– Кэйли, – позвала я. Окружающие вряд ли заметили бы перемену в моем голосе, но сестра сразу ее уловила. Нас с ней выковали совсем в другой печи. Кэйли спрыгнула со стола и направилась ко мне. Поравнявшись с парнем, который разве что дырку во мне не прожег своим взглядом, она сбавила шаг.
– Может, еще увидимся, – сказала Кэйли с улыбкой, не сулившей ничего доброго.
– Нет, не увидитесь, – возразила я так, чтобы чужак точно услышал.
– Что, правда? – Он снова впился в меня взглядом и поставил стакан с виски на самый краешек стола, точно решил бросить вызов самой гравитации и проверить, существует ли она вообще.
Стакан, как ни странно, не упал.
– А ты, девочка-палиндром, – продолжал незнакомец. Волосы по-прежнему падали ему на глаза, отбрасывая тени на острые будто лезвие скулы. – Анна. H-A-N-N-A-H. Может, хоть с тобой мы еще увидимся? Зажжем от души, так сказать, развлечемся. – Он положил руку на сердце и понизил голос: – Если твое имя пишется без h на конце, я ничего не хочу об этом знать[10].
Буква h в моем имени писалась и в начале и в конце, а еще я должна была сохранять невидимость. Так что никаких новых встреч. И уж точно никакого «зажжем от души».
Даже этого разговора вообще не должно было случиться.
Через пятнадцать минут Кэйли уже вышагивала по каменистому берегу с той же грацией, что и по бильярдному столу, – будто вся ее жизнь была прогулкой по канату, натянутому высоко-высоко. Она шагала и даже не глядела себе под ноги – куда больше ее интересовало ночное небо. А я шла следом. В Кэйли жила кипучая, неутомимая энергия, удивительная жажда жизни.
– Ты им карманы успела обчистить, да? – спросила я, заранее смирившись с ответом.
Кэйли обернулась и расплылась в улыбке.
– Только у одного кошелек стащила.
Спрашивать, у кого именно, было бы лишним. Недаром она сбавила скорость, когда проходила мимо него. Какой яркий контраст – от него веет мраком, а Кэйли излучает свет; у него черты такие острые, что страшно порезаться, а у нее – пухлые, манящие губы.
– Хочешь узнать, как его зовут? – улыбнувшись еще шире, спросила Кэйли, помахивая трофейным кошельком. На щеках у нее проступили ямочки.
– Нет, – быстро ответила я.
– Лжешь! – Сестра снова улыбнулась – только теперь коварно. У меня имелась сотня поводов не доверять этой улыбке.
– Ты поосторожнее, – тихо попросила ее я. – С твоими-то приводами в полицию…
Мне нужно было, чтобы она не попадала в неприятности до конца года. Всего-то. А там уже я доучусь на медсестру, Кэйли исполнится восемнадцать, и я смогу ее забрать. Мы уедем далеко-далеко, туда, где никто и не слыхивал про Роквэй-Вотч и семью Руни.
Нужно только залечь на дно ненадолго.
– Анна, ты серьезно? Это не мне тут осторожничать надо! А той, у кого нет приводов! – Кэйли сделала пируэт и повернулась ко мне. В лунном свете блеснули ее синие-синие, как васильки, глаза, густо подведенные черным карандашом. На губах темнела помада, которую ей каким-то чудом удалось не размазать. – Лучше беги, пока мы еще к дому не подошли. А то еще кто тебя увидит! С глаз долой – из сердца вон.
Кэйли была единственной брешью в моей броне. Всю жизнь. Сегодня я поддалась импульсу – разыскала ее, чтобы удостовериться, что все в порядке, но мы обе понимали: в ореоле ее сияния меня проще всего заметить.
– Кэйли, будь осторожна, – повторила я, и на этот раз речь шла не только о краже кошельков и танцах на столах. Но и обо всем остальном. О семейном бизнесе.
Моя сестренка – отважная, дерзкая, неуязвимая, но лишь до поры до времени, – только глаза закатила и снова стала любоваться звездами. А может, все думала я, надо было оставить ее в баре – пусть себе пляшет на столах и на проблемы нарывается. Но даже если бы Кэйли удалось не угодить в неприятности, даже если бы она ушла оттуда целой и невредимой, пусть и на адреналине, кое-кто непременно узнал бы о ее вылазке. Как и всегда.
Свободолюбие и неудержимый нрав Кэйли были крайне выгодны для моей матери – и для всех Руни, – но и у этой выгоды был предел.
Глава 2
Честно признаться, квартирка у меня была крохотная: до кухонного стола можно было дотянуться, лежа в кровати. В шкафчике с тремя хлипкими ящиками хранились в основном книги, а не посуда. В хорошие вечера я любила читать, пока не усну, – я укутывалась в выдуманные миры, словно в одеяло. Но сегодня дала о себе знать давняя привычка. Я вырвала пустой лист из учебной тетради и загнула верхний правый уголок. А потом продолжила заворачивать страничку.
В детстве уходить с головой в книгу иногда было небезопасно. Приходилось искать другие способы, чтобы отвлечься, перенестись в выдуманные миры, но не утратить бдительности и связи с реальностью. Так я приучилась всегда носить с собой в карманах обрывки бумаги. Благодаря этому фокусу у меня всегда было чем занять руки.
Хоть я уже два с половиной года жила отдельно, меня по-прежнему успокаивали эти знакомые движения – когда снова и снова заворачиваешь кусок бумаги и всякий раз на свой лад. Сегодня вот у меня получилась странная, угловатая фигурка.
Я выбросила ее – и легла спать.
Посреди ночи меня разбудил голос – чувство было такое, будто меня ледяной водой окатили.
– Вставай.
Голос был строгий и беспощадный. Это точно не сон. Как я открывала глаза, не помню – просто вдруг поймала себя на том, что они открыты и в них бьет свет кухонной лампы. Мать нависла надо мной. Она пришла не одна.
– Поднимайся, тебе говорят, – рявкнула мать. Иден Руни была не из тех, кто просит дважды. Я тут же уловила предостережение и соскользнула с кровати, потом отступила на несколько шагов, чтобы увеличить дистанцию между нами, и присмотрелась. Кого это она привела?
Оказалось, что рядом с матерью стоит мой кузен Рори. Весь в крови.
– Залатай его, – приказала мать.
Я скользнула взглядом по его ранам, но все мысли были о другом. Я съехала из дома два с половиной года назад, не спрашивая у матери разрешения. И тогда она за мной не явилась. Оставила меня в покое, позволив жить своей жизнью, а теперь вот…
Залатай его. Стараясь унять подскочивший пульс и сохранить внешнюю невозмутимость, я сосредоточила все внимание на ранах. Самая серьезная из тех, что были видны, – на щеке. Довольно глубокая и длиной дюйма два. С такими мать и ее подельники церемониться не привыкли. Однажды я видела, как мой дядя выковыривает у приятеля пулю из плеча ложкой.
Это явно была проверка.
Я еще только училась на медсестру, но опыт работы в больнице у меня был большой: я начала практиковаться чуть ли не с первого дня учебы. Мать дала мне вполне посильную задачу, но вовсе не для того, чтобы я продемонстрировала свои навыки. Она хотела узнать, стану ли я сопротивляться. Я понимала, что, если дам ей отпор, навечно утрачу невидимость для Иден Руни – и для всех Руни вообще. Меня уже не оставят в покое.
– Медикаменты принесли? – спросила я бесцветным, ровным голосом. Уж кто-кто, а я умела делать вид, будто меня не существует, даже под пристальным взглядом. Никаких слабостей. Никакого бунта. Никаких эмоций.
Мать молча кинула на мою кровать черную сумку. Я открыла ее. Внутри оказался простенький набор для оказания первой помощи: ножницы, скальпель, щипцы, игла, хирургическая нить.
– Надеюсь, от твоей помощи будет прок, Анна, – сказала мать.
На самом же деле за этими словами крылось другое: я тебя отпустила, потому что мне это было выгодно. Но ты по-прежнему моя, душой и телом. И так было всегда.
– Тут нет никаких обезболивающих, – сказала я.
– Они ему не нужны. – Мать перевела пристальный взгляд с меня на Рори. – Как и мне не нужно было, чтобы этот соплежуй ввязывался в драку в баре. Именно сегодня, это ж надо! Другого времени не нашлось?
Драка в баре. Мне тут же вспомнился мрачноватый зеленоглазый парень в щеголеватой рубашке, глубокие тени на его скулах, стакан, оставленный на самом краю стола.
– Мне надо руки помыть, – сказала я и пошла к кухонной раковине. Я выиграла немного времени – этого хватило для того, чтобы сосредоточиться на мысли, что моя мать, кажется, задумала проучить вовсе не меня. А Рори.
Он был старше меня на пять лет и тяжелее фунтов на сто, и все же ему придется безропотно сидеть на стуле, пока я снова и снова буду вонзать иглу ему в кожу безо всякой анестезии, потому что альтернатива гораздо, гораздо страшнее.
Я выключила воду и пошла обратно. Мне совсем не хотелось его зашивать. Если кто-то узнает об этом, меня выгонят с учебы. Хуже того, я стану соучастницей семейного преступления, которое подтолкнуло Рори вступить в драку в баре именно сегодня назло моей матери.
Но, если я откажусь, думала я, она разозлится еще сильнее, и Рори придется совсем туго. Кузен смотрел на меня так, будто хочет плюнуть мне в лицо, а потом сблевать – именно в таком порядке.
– Садись, – велела я Рори. Оставалось надеяться только на одно: что, если я безропотно выполню приказ матери, без тени слабости или бунта, она успокоится настолько, что снова обо мне позабудет, ну или хотя бы отвлечется на время.
Чтобы я успела закончить учебу. И придумать, как увезти Кэйли.
Рори сел. Я приподняла его голову. Потом пошла в ванную за антисептиком – а заодно выкроила себе еще немного времени на раздумья. Обработала руки и инструменты, потом вскрыла иголку и нить. Они, к счастью, уже были продезинфицированы.
– Давай уже за дело, – сказала мать и шагнула ко мне.
«Вперед», – сказала я себе, но приступить к работе было не так-то просто. Ситуацию осложнял Рори, который постоянно дергался. Я поднесла иглу к ране и решила отвлечь его разговором – потому что совет расслабиться