его в надежде, что Тоби сам проглотит лекарство.
Тут он вдруг открыл глаза – зеленые, но такие темные, что нетрудно было представить их черными. Остановил взгляд на мне. Я думала, что он будет стонать, извиваться, кричать, – но Тоби не издал ни звука. Таблетку он проглотил.
Пока я давала ему вторую, все никак не могла отделаться от мысли, что лицо у него совсем не пострадало от огня.
Глава 6
Тоби Хоторн повторно потерял сознание еще до того, как я обработала ему ожоги, состригла волосы на затылке и забинтовала рану и поставила капельницу.
«Нам нужны еще медикаменты», – подумала я. Прямо сказать об этом Джексону я не могла – отчасти потому, что убедила себя, что нет и не может быть никакого «мы». Я сделала, что могла. Не навредила. Чего никак нельзя сказать о моем пациенте.
Керосин.
Я встала и медленно направилась к выходу из хибары, но не успела открыть дверь, как сзади послышался голос Джексона:
– Ты еще вернешься?
– Когда физраствор закончится, возьмите второй пакет, – ответила я, не оборачиваясь. Голос у меня был невозмутимым, но то была лишь иллюзия спокойствия. – Менять бинты лучше почаще, только не протирайте кожу холодной водой. Нужна именно прохладная. Хорошо помогут средства от ожогов – лучше взять крем с ионами серебра, если найдете.
Иными словами: нет, я не вернусь.
Хотя, если говорить честно, в глубине души мне не хотелось уезжать с маяка. Ведь тогда мне уже никто не помешает вернуться в город и узнать, прав ли был Джексон, уплыла ли Кэйли на остров Хоторнов, пропала ли она.
Я не хотела знать правду, но это значило, что в некотором смысле она мне уже известна.
Ведь мы с Кэйли всегда очень тонко чувствовали друг друга.
У дома моей матери не стояло ни одной машины. Пока я шла по подъездной дорожке вдоль примыкающего проволочного забора, на него бросалась разномастная стая собак. В основном это были питбули, скрещенные с более крупными породами. Последний пес сидел на цепи, обмотанной вокруг столбика крыльца.
Имен у этих собак не было. Их держали не как любимых домашних питомцев. Когда я приблизилась к дому, пес дернулся вперед, натянув до предела цепочку, и предупреждающе зарычал. Не доходя до него нескольких шагов, я опустилась на корточки, чтобы мы с псом оказались на одном уровне, и пристально посмотрела ему в глаза.
– Ты меня знаешь, – уверенно произнесла я, хоть и не знала, так ли это на самом деле.
Пес мгновенно успокоился. Я всегда хорошо ладила с животными, а сегодня мне даже не пришлось прятать страх – как и прочие чувства. Словно в оцепенении, я пересекла крыльцо и взялась за ручку входной двери.
Не заперто. Как и всегда.
Отца я нашла на кухне. Во всем доме царила тишина. Отец стоял у плиты, хотя на ней ничего не было.
– Она так и сказала: что ты придешь, когда узнаешь, – не оборачиваясь ко мне, произнес он.
Голос у отца был ниже, чем у матери, и в то же время мягче. Из моей памяти еще не стерлись те удивительные дни, когда он пел, а она танцевала, пусть это и было в далеком детстве. Семейный бизнес недаром так зовется. Семья остается превыше всего иного.
Я не стала спрашивать, куда делась мать со своим войском. Я только перевела дыхание и спросила:
– Что узнаю?
Пусть сам мне все скажет. Пусть это окажется неправдой.
Отец повернулся ко мне.
– Ты знала, что твоя сестра сдружилась с этими мальчишками, – с укором процедил он и неожиданно влепил мне пощечину. Я не видела, как он замахивается, и лишь по счастливой случайности устояла на ногах. – А что задумали эти богатенькие ублюдки, ты тоже знала, а, Анна?
Отец в жизни меня не бил. Когда-то он был главным добытчиком в нашей семье, но потом мать отвоевала всю власть себе, а ему ясно дала понять, что от его мозгов будет куда больше прока. Отец знал слишком много, чтобы пускать его на линию огня, поэтому присутствовал дома гораздо чаще – и излучал больше спокойствия.
Я схватилась за щеку. Удивительно, но внутри не было ни капли злости или обиды. Я даже обрадовалась, что он вот так на меня сорвался. Это значило, что ему не наплевать. Что он переживает за Кэйли.
– Ничего я не знала, – непослушным голосом возразила я.
Тут отец вдруг притянул меня к себе и обнял – как никогда прежде.
– Это я недосмотрел, – с горечью прошептал отец, зарывшись лицом мне в волосы. – Эти мальчишки же язык за зубами не держали – всему городу растрезвонили, что закупились горючим. Чтобы «немножечко поиграть в поджог». – С каждым словом его голос все сильнее ожесточался.
Поиграть в поджог. Мне вспомнился Тоби Хоторн, лежащий на полу в хижине Джексона. Поиграть. Моя сестра погибла из-за того, что какой-то богатенький мальчишка вздумал поиграть.
– А ты уверен… – начала я.
– Анна, – отец приподнял мою голову за подбородок, – от нее осталась только горстка пепла. – Он быстро-быстро заморгал, но потом сумел взять себя в руки. – Твоя сестра мертва, и всю вину теперь свалят на нее. Вот увидишь, так и будет.
– Поджог, – повторила я, наконец догадавшись, к чему он клонит. Обвинение, по которому Кэйли была признана виновной в суде по делам несовершеннолетних. Правда, на это преступление ее толкнула мать: так она хотела запугать одного из должников.
Мать.
– Где она? – спросила я, и мой голос тоже в один миг стал жестче и злее. Отец сразу понял, что вопрос касается главы семейства Руни, а не останков моей сестры. – Где?
Моя мать явно не собиралась тратить время на оплакивание дочери, и что-то мне подсказывало, что в эти минуты она не плывет на остров Хоторнов, чтобы потребовать у полицейских правды о случившемся. Еще накануне стало ясно: она запланировала на сегодня какое-то важное дело.
Отец разжал объятия и опустил руки.
– Так ты снова часть нашей семьи?
Я отвела глаза.
– Нет.
Он выдержал долгую паузу, поцеловал меня в лоб и отстранился.
– Так я и думал, – сказал он, ясно давая понять, что разговор окончен. Он любил Кэйли. И, может, даже меня. Но этого было недостаточно.
Я пулей выскочила из дома.
Вскоре я уже была на берегу и смотрела, как океанские волны разбиваются о скалы, поднимая в воздух целую тучу брызг. Небо уже прояснилось. Дымку над океаном можно было бы принять за туман, но я-то знала – она сгустилась из-за пожара. Из-за нее разглядеть остров Хоторнов с берега было совершенно невозможно.
Поиграть в поджог. Ветер был такой сильный, что глаза заслезились. Я и сама не заметила, как зашла в воду – сперва по лодыжки, потом по икры. И, только когда вода уже плескалась у самых колен, я наконец остановилась.
Где-то там моя сестра. Живая ли, мертвая (я уже знала, что Кэйли погибла, но никак не могла смириться с этой мыслью) – я должна ее найти во что бы то ни стало.
Даже если от нее осталась только горсть пепла.
Остров был далеко от берега – вплавь не добраться, а у меня еще не настолько поехала крыша, чтобы рискнуть, поэтому я вернулась в бар. Стоило мне открыть дверь, и в помещении почти мгновенно повисла тишина. К добру или к худу, но я утратила невидимость.
Теперь я снова одна из Руни, гроза Роквэй-Вотч, и в нашей семье случилась смерть.
– Кто-нибудь, отвезите меня на остров, – сказала я.
Все взгляды были прикованы ко мне. Повторять просьбу я не стала. Вскоре один из посетителей поднялся с места.
Когда до острова оставалось около сотни ярдов, береговая охрана развернула нашу лодку. Пожар еще не закончился – на острове еще дымилось несколько очагов. С остальным справились то ли пожарные, то ли дождь.
Я смотрела на обугленный остов роскошного поместья, а из динамика снова и снова звучало предупреждение:
– Разворачивайтесь. Выживших нет. Повторяю, выживших нет.
Глава 7
Выживших нет. Эти слова преследовали меня до глубокой ночи. Береговая охрана явно никого не искала. Не прочесывала акваторию в поисках Тоби Хоторна. Его сочли погибшим.
Где-то на задворках моего сознания зазвучал вопрос: жив ли он?
Утром у меня была смена в больнице. Я вышла на работу в выстиранной форме и с темными кругами под глазами. Начальница тут же отвела меня в сторону для разговора.
– Тебе сегодня тут делать нечего, Анна, – сказала она. Моя начальница была строгим и требовательным человеком, но сегодня в ее тоне слышалась непривычная мягкость.
«Она знает, – догадалась я. – Знает про Кэйли». Я ведь так и не поменяла фамилию. Неужели все это время я напрасно думала, что никто в больнице не знает, из какой я семьи? Неужели я никогда не была невидимкой?
– Пожалуйста, мне очень нужно, – как можно спокойнее попросила я.
– Нет, Анна, ступай домой, – сказала начальница, и это была вовсе не просьба. – Отдохни недельку-другую. Я поговорю с твоим куратором, попрошу, чтобы тебя не наказывали. И чтобы я тебя не видела – по меньшей мере неделю.
Хотелось возразить, но я не стала. Я вышла из больницы с мыслями о том, что поеду прямиком к себе в квартиру, а в итоге оказалась у хибары Джексона. Я трижды постучала в металлическую дверь.
– Что надо? – спросил Джексон. Этот параноидальный вопрос заменял ему обычное человеческое «кто там?».
– Это я, – сказала я. Трудно было сказать, что мне надо. Я и сама сомневалась, что знаю ответ. Дверь наполовину приоткрылась, а когда я протиснулась внутрь, тут же за мной захлопнулась. Впервые за долгое время я обратила внимание, какой же Джексон на самом деле высокий – примерно шесть футов и шесть дюймов[11], настоящий великан. Но меня это никогда не пугало.
Куда страшнее становилось от мысли о том, что же я увижу за его спиной.