А увидела я матрас, постеленный прямо на пол. На нем лежал Тоби Хоторн. Обнаженную грудь прикрывал только тонкий слой марли. Рядом с матрасом высилась целая гора влажных тряпок.
Стало быть, выжил. Тобиас Хоторн Второй выжил благодаря стараниям Джексона, обрабатывавшего ему ожоги.
– Вы раздобыли крем с ионами серебра? – спросила я бесцветным тоном.
– Ага, раскопал немного. – Он протянул мне банку, и, только увидев грязные пятна на этикетке, я догадалась, что «раскопал» – совсем не фигура речи.
С матраса донесся звук, похожий на скрип двери – не то стон, не то скрежет.
– Вернулась-таки, – сказал Джексон.
Зря, конечно, но мне нужно было убедиться самой, что Тоби выжил. Стон еще раз это подтвердил. Мне захотелось развернуться и уйти, но никак не получалось избавиться от чувства, что Кэйли это не одобрила бы.
Она совершенно не умела затаивать зло и обиды.
Я усилием воли заставила себя шагнуть вперед, ближе к человеку, чьи «игры в поджог» стоили моей сестре жизни. Власти были уверены, что не выжил никто. Если бы Тоби Хоторн умер, они б оказались правы.
Впервые в жизни я задумалась о том, что, возможно, тоже способна на убийство. Что я воистину одна из Руни. Кровь за кровь. Ничего сложного. Одной рукой зажать Тоби Хоторну рот, другой – нос.
В нынешнем состоянии он не смог бы сопротивляться.
Я опустилась на колени рядом с матрасом и пригвоздила убийственным взглядом парня, на чьих холеных, нежных ручонках алела кровь моей сестры. Сглотнула, вытера слезы, оглянулась на Джексона.
– Принесите прохладной воды.
Вскоре рядом со мной уже стоял полный таз. И как Джексон только смог оборудовать водопроводом этот барак? Вопрос, который так и останется без ответа. На столике неподалеку возвышалась кипа кусков чистой ткани, а рядом стоял чемодан с медикаментами. Я взяла марлю одной рукой, а в другую набрала ткани и приступила к работе.
Пропитывая ткань прохладной водой, я думала только об одном: «Как же я тебя ненавижу, Тобиас Хоторн Второй».
Я сняла с ожогов старые повязки. Ненавижу тебя.
Положила на пострадавшие участки новые куски ткани, и Тоби судорожно вздохнул. Я снова и снова повторяла одно и то же движение, а он за все это время так и не открыл глаз. Даже когда я открыла баночку с кремом. Когда нанесла его на бицепсы, ключицы, ожоги третьей степени на груди и животе.
Ненавижу тебя.
Ненавижу тебя.
Ненавижу.
Мои прикосновения были бережными – куда бережнее, чем он заслуживал.
Я видела, что ему больно: под чистой кожей вокруг ожогов заметно напрягались мышцы. «Ну и хорошо. Он этого заслуживает», – хотелось бы мне думать. Но мои прикосновения не стали грубее.
И, даже закончив менять повязки, я не утратила бдительности. Ночью я несколько раз проверяла его состояние, отслеживала малейшие признаки заражения.
– Анна, – тихо, почти мягко позвал меня Джексон.
– Не вздумайте, – процедила я. Не надо говорить, что соболезнуете моей утрате. Не надо спрашивать, в порядке ли я.
Джексон замолчал. Через час, на рассвете, он ушел по своим делам. А я, предоставленная самой себе, опять сменила Тоби Хоторну повязки с мыслью о том, что такой поворот событий наверняка покажется ему крайне мрачной шуткой – как, впрочем, и все остальное.
«Поиграть в поджог», – злобно подумала я.
Я потянула за кусок марли, чтобы снять его с раны, но тут Тоби поймал меня за запястье. Его хватка оказалась удивительно сильной. Губы шевелились. Он пытался что-то сказать.
Я сняла с себя его руку и, наперекор самой себе, наклонилась, чтобы лучше разобрать его слова.
– Дай… – рвано прошептал он. Даже это короткое слово стоило ему большого труда. – Дай…
Я думала, он сейчас попросит воды – или еще чего-нибудь, но не угадала.
– Дай… – в третий раз прошептал он. – Мне… – Тут у меня перехватило дыхание. – Умереть.
Ярость проснулась во мне и встала на дыбы, точно дикий зверь. Моя сестра погибла, а ему хватает наглости просить меня, чтоб дала ему умереть?
Я наклонилась пониже и прошептала ему на ухо:
– Никто тебе умереть не позволит, ублюдок.
А потом продолжила бережно обрабатывать ему раны в надежде, что мои слова пронесутся по его сознанию оглушительным эхом. Проникнут в каждый его закоулочек.
Глава 8
В хибарке Джексона я провела три дня. Больше мне податься было некуда. А тут хоть было чем заняться – я меняла повязки, кормила моего пациента таблетками, проверяла жизненные показатели. После недельного «отпуска» меня все равно с головой поглотит работа в больнице, а пока можно убить время здесь – так я рассудила.
В кармане моей медицинской формы нашелся один-единственный обрывок бумаги. Я свернула и развернула его на разные лады раз сто. И утвердилась в своем решении: Тоби Хоторн выживет, даже если мне придется вытаскивать его из хищных когтей смерти. Да, пусть живет с осознанием, что он натворил.
– Тебе бы поспать, – пару раз в день напоминал мне Джексон.
– Обойдусь, – упрямилась я. За эти дни я успела урвать несколько часов на сон между делами, а большего мне и не требовалось. Джексон меня подкармливал – наверняка теми самыми продуктами, которые я же ему и привозила.
– Малютка Анна, тело рано или поздно тебя подведет, – говорил он.
Кто бы мог подумать, что отшельник, который любил пострелять в воздух, чтобы к нему не приближались, и буквально прогонял людей с заброшенного маяка, однажды начнет сюсюкаться со мной, как курица-наседка.
– Мое тело в полном порядке, – отрезала я.
Тут с матраса послышался голос, скрипучий, как наждак.
– Чего не скажешь о моем.
Мы с Джексоном потрясенно замолчали. Я первой оправилась от шока.
– Проснулся, значит?
– К сожалению, – ответил Тоби Хоторн. Ему хватило ума отказаться от попыток встать. Он даже глаза открывать не стал. – Если сама спать не хочешь, – с трудом продолжал он, – то будь так добра, заткнись, ладно? – Боль в его скрипучем голосе могла сравниться разве что с дерзостью.
Мне тут же вспомнился бар, ухмылка Тоби, его небрежная поза, стакан, зависший на самом краешке стола.
Я стиснула зубы, пересекла комнату и стала проверять его показатели. Сперва пульс: положить два пальца на шею. Потом дыхание: понаблюдать, как поднимается и опускается грудная клетка, поднести ладонь ко рту. Реакция зрачка на свет. Тут пришлось коснуться его лица. Тоби по-прежнему лежал с закрытыми глазами, но я раздвинула ему веки пальцами.
– Когда я просил тебя заткнуться, я не это имел в виду, – огрызнулся он. Голос был куда ниже, чем тогда, в баре, и звучал гораздо грубее.
– Будешь еще мне приказывать, – процедила я, осматривая его зрачки. – Следи глазами за фонариком.
– А что мне за это будет?
Мне впервые выпала возможность провести что-то вроде неврологического осмотра, но этот недоумок явно не собирался облегчать мне задачу.
– Быстрая и милосердная смерть, – проворчала я.
Он проследил глазами за светом фонарика. Потом я проверила чувствительность пальцев на руках и ногах, легко провела кончиком ручки по стопам. Все рефлексы сохранились.
– Ну что, я жду оплату, – заявил мой пациент.
Ах да, я обещала ему быструю смерть.
– Так уж вышло: я солгала.
– А имя у тебя есть, лгунья? – Его голосовые связки сильно пострадали от дыма, но вопросы по-прежнему звучали как вкрадчивые требования. Я не ответила. – Хотя ладно, – продолжил он, закрыв глаза и обращаясь словно бы к потолку. – Лучше мое назови.
– Твое что? – процедила я.
– Имя.
Я потрясенно уставилась на него в полной уверенности, что он надо мной издевается, но мой пациент замолк, и меня стали терзать смутные сомнения.
– Назови мое имя, – повторил он, и теперь это было даже не требование, а самый настоящий приказ.
– Гарри, – сказал Джексон, грозно нависнув над нами. Только спустя пару мгновений я осознала, что он дал Тоби неверный ответ. Впрочем, у меня не было уверенности, что Джексон Карри в курсе, кто отлеживается у него в хибаре.
– Гарри, – эхом повторил Тоби таким тоном, что сразу стало ясно, что он вовсе не устраивает спектакль.
А действительно не помнит своего имени.
– А фамилия? – уточнил он.
– Уж этого не знаю, – с полуусмешкой проворчал Джексон, давая понять, что не просто не знает ответа – ему попросту наплевать. – А я Джексон. – Его грубый голос стал еще грубее. – А это Анна.
– Анна… – повторил юноша с ожогами хриплым, пропитанным дымом голосом. – Одинаково пишется и слева направо, и наоборот, если только в конце есть буква h, так ведь?
Я снова перенеслась в бар. А ты, девочка-палиндром. Анна. H-A-N-N-A-H. Может, хоть с тобой мы еще увидимся? Зажжем от души, так сказать, развлечемся…
Тогда он уже знал – прекрасно знал, зачем поедет на остров Хоторнов. Ради игры. Мне было невдомек, зачем парнишке, у которого есть все, играть с огнем. Что это? Ярость? Беспечность? Но я точно знала, что для него это было игрой, не больше.
– Да что с тобой не так, черт возьми? – невольно вырвалось у меня.
Причина моей злости только усмехнулась.
– Ты у нас доктор. Ты мне и скажи.
– Медсестра, – на автомате поправила я.
– Mendax, – парировал он. Потом, выдержав паузу, пояснил: – Это «лжец» на латыни. – Его черты исказились от боли, но он словно бы твердо решил не обращать на нее внимания. – Кажется, я из тех, кто мгновенно распознает ложь. Ты не совсем медсестра. – Он снова прервался и перевел дыхание. – Если б нужно было сделать логическое предположение об обстоятельствах, из-за которых я тут оказался – сдается мне, с логикой я тоже дружу, – я бы сказал, что я, скорее всего, отвратительный, страшный человек и кто-то очень хотел моей смерти. Уже теплее, а, не-медсестра Анна?